Официальная церковь называет их сектантами. Государство преследует за отказ служить в армии. Но в защиту крестьян-пацифистов выступает сам Лев Толстой. В конце XIX века он организует первую в истории медиа-кампанию — прототип современных акций в твиттере и фейсбуке
Ночь с 28 на 29 июня 1895 года, Ахалкалакский уезд, территория современной Грузии. В трех километрах от села Орловка в большой пещере полыхает костер. Вокруг торжественно распевают псалмы более двух тысяч человек еще из шести соседних селений. Мужчины без традиционных для русских крестьян бород. Женщины в платках, с короткими челками. Происходящее похоже на православный праздник. Но это не праздник. А собравшиеся — не православные.
В пещере, которую местные крестьяне используют для общих молитв, проходит антивоенная акция. С 450 дворов люди снесли сюда все, что может стрелять и колоть, оставив себе только столовые ножи. Свалили в кучу, обложили дровами, облили керосином и подожгли в знак отказа от насилия и службы в армии. Такие же протестные костры вспыхнули в ту ночь на территории современной Армении и Азербайджана.
Чем закончился этот ночной перформанс и какие он имел последствия, мир узнает только через четыре месяца.
23 октября того же года на страницах лондонской «Таймс» — большой материал о судьбе закавказских пацифистов.
Уже на следующее утро власти выслали против «бунтовщиков» войска, говорится в статье. Когда прибывают казаки, костер еще горит и в нем плавится оружие. Они с ходу атакуют безоружную толпу. Лошади сбивают людей с ног и топчут копытами. Толпа рассеивается, оставляя красное от крови поле с убитыми. Но худшее еще впереди.
По приказу губернатора в провинившихся селах размещают две казачьи сотни. По три дня они стоят в каждом селе, хозяйничая там, как в завоеванной стране. Мародерство, пытки, убийства, изнасилования — настоящая карательная операция против своих же подданных.
Рисунок Исмета Коюнджу/Profusion Stock/Vostock-photo
Новость гремит на всю Европу. И мгновенно отзывается в России. Обер-прокурор Победоносцев спешит с докладом к еще не коронованному Николаю II. Властям меньше всего нужен международный скандал в самом начале его царствования. Но волнует их не произошедшее. А подпись под предисловием к статье в «Таймс» — Лев Толстой.
Толстой к тому времени не просто живой классик. Начав в 1855 году с документальных очерков о героической обороне Севастополя, он прошел долгий путь от боевого офицера, светского льва и азартного игрока до пацифиста, правозащитника и диссидента. Он публикует просветительские книги для народа. Открывает школы для крестьянских детей. Бесплатные столовые для голодающих. Открыто спорит с властями. Критикует церковь. Вступается за гонимых. А к ним в Российской империи относятся не только оппозиционеры.
Церковь не отделена от государства. Министерство религии — Священный синод — надзирает за соблюдением духовных законов и выявляет «преступления против веры». Им в уголовном кодексе посвящена целая глава из 33 статей. Наказания — от выговора до порки и каторги.
Ясно, к чему может привести при таких законах всплеск альтернативной религиозности, который переживает страна в преддверии XX века. Самосознание народа растет. Все больше крестьян отходит от традиционного православия и примыкает к «богоискательским» движениям, которые официальная церковь называет «сектами». Хлысты, малеванцы, субботники, штундисты, духижизники, скопцы, молокане, баптисты — не просто инакомыслящие. По закону они преступники.
Одно из самых преследуемых религиозных меньшинств — духоборы. Так их окрестил в 1785 году архиепископ Амвросий за то, что они якобы ведут борьбу против святого духа. Сами они именуют себя «божьими людьми». Исповедуют культ умеренности и труда. Современники даже называют их «русскими лютеранами». По преданию, основатель движения — отставной прусский унтер-офицер, проповедовавший с 1740 года
в Харьковской губернии.
В чем причина преследований? Пусть духоборы отвергают церковные обряды, не признают священников и религиозную символику. Ставят на могилах столбы с насечками вместо крестов. Но они остаются ревностными христианами, полностью соответствующими формуле «Иисус минус церковь»— так Набоков позднее определит религиозное кредо самого Толстого. И не калечат себя, как скопцы. Не практикуют самобичевание и оргии, как хлысты.
Их единственный грех — миролюбие. В отличие от эмигрировавших из Германии в Россию меннонитов, которые еще в конце XVIII века выторговали у Екатерины II право не служить в армии, они не имеют договоренностей с правительством. И целиком зависят от капризов очередного властителя.
Полвека их гонят, сажают в тюрьмы и ссылают в Сибирь. Избавление приходит лишь в 1801 году, когда взошедший на престол Александр I объявляет амнистию всем пострадавшим за религиозные убеждения. В 1820 году он же в порыве милосердия освобождает духоборов от присяги.
В 1841 году, уже при Николае I, их обвинят в подготовке бунта и переселят на недавно завоеванный Кавказ. Суровый горный климат, малопригодные для земледелия каменистые почвы, враждебное окружение. Кажется, этого испытания им не выдержать. Но нет. Они сумели выжить и основать в горах на высоте 2000 метров несколько процветающих сел с русскими названиями, прежде чем закон настиг их и здесь.
В 1887 году всеобщая воинская повинность распространена на Кавказ. Никакой альтернативной службы для отказников не предусмотрено. Лидер общины Петр Веригин арестован. Атмосфера накаляется. Сожжение оружия в 1895 году — это акт отчаяния. В знак поддержки Веригина десятки рекрутов из духоборческих семей отказываются от присяги. Один из них, Матвей Лебедев, вынесет ради своих убеждений три года дисциплинарного батальона, пытки розгами и голодом. «Кроткий герой» — назовет его французский поэт Аполлинер в стихотворении «Духоборы», написанном под впечатлением от статьи в «Таймс».
О драме в Ахалкалакском уезде Толстому сообщат уже в конце июля 1895 года. Письмо со статьей от высланного на Кавказ князя Хилкова пришло по адресу. Для Толстого, сторонника «непротивления злу», мирное неповиновение духоборов — это практическое воплощение его идей.
Но статью Хилкова Толстой забраковал. Русские газеты не возьмут ее из-за цензуры. А публиковать ее за границей нецелесообразно. Она слишком плохо написана. Вернее, слишком «хорошо», что лишь вызовет недоверие и навредит делу. В ней нет «простоты, точности, правдивости». Нужно больше фактов, меньше красивых слов и субъективности, требует Толстой-журналист. Он подумывает договориться об отправке на Кавказ иностранного репортера. Но в итоге поручает расследование «собственному корреспонденту» — публицисту Павлу Бирюкову. Собранный им на Кавказе материал и составит статью, которая вместе c заметкой в петербургских «Биржевых ведомостях» положит начало первой в истории международной медийной кампании в защиту гонимого меньшинства.
Правительство не может желать гибели этих людей, уверен побывавший на Кавказе Бирюков. Просто царю не говорят всей правды.
С ним согласен ближайший сподвижник Толстого Владимир Чертков. Он покидает свое поместье в Ржевске, где организован штаб кампании в защиту духоборов. И приезжает в Москву с текстом воззвания к властям «Помогите». Толстой не верит в эту затею. Но пишет пространное послесловие к нему. Даже не допущенное к публикации в газетах, воззвание достигает целевой аудитории.
Лев Толстой и Владимир Чертков в Ясной Поляне, 1909. FAI/Legion-media
12 декабря 1896 года оно разослано по заранее составленному списку видным общественным деятелям и высшим лицам государства. В том числе царю. Реакция властей не заставляет себя ждать.
В квартире Черткова — обыск. Все документы изъяты, а сам он выслан за границу. Двух других авторов воззвания тоже отправляют в ссылку. Английский «агент» Толстого Артур Син-Джон, прибывший на Кавказ
с деньгами для духоборов, депортирован. Лишь Толстого тронуть боятся.
Раньше власти полагали, что имеют дело с горсткой малограмотных крестьян. Теперь им мерещится целый заговор во главе с «графом-еретиком». Репрессии против духоборов усиливаются. Их поселки «расформированы». Жители расселены небольшими группами по грузинским деревням. Лишены земли, заработка, даже права покидать место жительства. Их штрафуют за поездку на мельницу, посещение родственников, выход в лес за хворостом. А что будет, если правительство пойдет навстречу Казанскому миссионерскому съезду, который в августе 1897-го предлагает отбирать детей у родителей-сектантов и воспитывать их в епархиальных приютах?
Едва начавшись, кампания грозит обернуться катастрофой.
Но Чертков приезжает в Англию в 1897 году не с пустыми руками. И не на пустое место. С собой у него архив с копиями рукописей и писем Толстого. А в двух часах езды по железной дороге от Лондона, в городке Перли, к его услугам типография, предоставленная активной «колонией» английских единомышленников Толстого во главе с его другом Джоном Кенворти.
Остается лишь одна проблема — связь.
Толстой никогда не сторонился технического прогресса. «Войну и мир» он набирал на передовой по тем временам пишущей машинке «Ремингтон». На вопросы иностранных газет отвечал телеграммами. Позировал перед кинокамерой в своем имении в Ясной Поляне. В январе 1908 года Толстой получил от Эдисона фонограф, которым пользовался для диктовки писем и небольших статей (писатель впервые опробовал фонограф в феврале 1895-го). И успел поговорить с Чеховым по телефону. Но поддерживать контакт с Чертковым приходится по медлительной почте, к тому же корреспонденцию тайно просматривает полиция.
Поэтому во избежание проволочек Толстой дает разрешение на публикацию от его имени всех необходимых материалов без предварительного согласия.
С этого момента медийная кампания приобретает по-настоящему международный размах. Все обращения Толстого и самих духоборов, новости с места событий, исторические обзоры, даже последние слухи мгновенно попадают на страницы ведущих мировых газет. Европейцы и американцы знают о происходящем на Кавказе больше подданных царя.
Владимир Чертков в типографии в Англии. Hulton/Gettyimages.ru
Кампания выстраивается по классической технологии: несколько талантливых координаторов во главе с мировой знаменитостью, армия добровольных помощников, освещение текущей ситуации, создание информационных поводов, организация тематических и благотворительных собраний. Уникальность ее лишь в том, что все это происходит впервые. И технология разрабатывается на ходу. Так же, на ходу, меняется и ее цель.
29 апреля 1898 года в английской «Дейли Кроникл» Толстой пишет о том, что годом раньше, во время визита матери императора на Кавказ, духоборам удалось передать ей прошение о выезде за границу. Просьба удовлетворена, но настроение самодержца может измениться, поэтому надо спешить. А денег на переезд целой общины численностью почти десять тысяч человек у духоборов уже нет. Еще недавно они создали на Кавказе передовые фермы, превосходившие по продуктивности и техническому уровню все местные хозяйства. Разводили тонкорунных овец, новые породы коров и лошадей. Впервые стали использовать удобные фургоны и фаэтоны вместо примитивных телег. Теперь их поля разорены, дома и имущество распроданы за бесценок.
Попытки напечатать призыв о сборе средств в русских газетах не увенчались успехом. Отказывают «Санкт-Петербургские ведомости», «Новое время», «Неделя». А либеральные «Русские ведомости», решившиеся на публикацию, закрыты на два месяца. Толстому не остается ничего иного, как обратиться на Запад. Особые надежды он возлагает на Америку.
Роман с Америкой у Толстого уже давно. В 1889 году в интервью журналу «Ревью оф Ревьюз» он признается в любви к американской литературе. Его вдохновляют идеи американского просветителя Теодора Паркера и передового экономиста Генри Джорджа. В его домашней библиотеке — книги Лонгфелло, Готорна, Уолта Уитмена. В период духоборской эпопеи писателю придают сил статьи крупнейшего правозащитника Уильяма Гаррисона о гражданском неповиновении.
Толстой выписывает американские газеты и журналы. Принимает у себя в Ясной Поляне многочисленных журналистов из-за океана. Дистанционно участвует в американской общественной жизни. Публично выступает против войны США с Испанией на Филиппинах, стараясь остудить националистический пыл, охвативший Америку. Поддерживает борьбу женщин и чернокожих за свои права.
Чтобы побыть лишних три дня в гостях у Толстого, сенатор и кандидат в президенты от демократической партии Уильям Дженнингс Брайан откладывает запланированную встречу с царем. А в своих воспоминаниях посвящает ему целую главу — «Апостол любви». Симпатии и антипатии Толстого к американским политикам так сильно влияют на их рейтинг в США, что республиканец Теодор Рузвельт на страницах журнала «Аутлук» возмущается его «вмешательством во внутренние дела страны».
Президент Теодор Рузвельт. Everett Historical/Shutterstock
«Мне нравятся американцы. Они трезвые здравомыслящие люди, с ними легко иметь дело», — говорит Толстой в интервью американскому пастору и журналисту Питеру Маккуину.
Симпатия взаимная. Больше 1800 писем получены Толстым из США. Столько не написали ему ни из какой другой страны. К Толстому обращаются все — от ведущих политиков до простого банковского клерка из Эльдорадо, штат Техас. Его книги переводят в Америке раньше, чем в Англии. После первой публикации рассказа «Севастополь в мае» в 1869 году американские читатели за восемь лет смогли ознакомиться с главными произведениями Толстого, включая романы «Война и мир» и «Анна Каренина». «Толстовским» становится в США 1886 год, когда крупные и мелкие издательства по всей стране наперебой публикуют его сочинения. Через год «Харперс Базар» назовет Толстого величайшим писателем всех времен и народов. Пик признания — юбилейный вечер в честь его семидесятилетия восьмого сентября 1898 года в Нью-Йорке. Это первое подобное чествование русского писателя в США.
Для американцев Толстой прежде всего публицист и философ. И в поздние годы такое восприятие гораздо точнее отражает представление самого Толстого о своем призвании. «Сознание того, что меня там, в Америке, понимают, дает особый оттенок моим работам. До сих пор я работал для одних русских, но теперь работаю для всего человечества», — говорит он. В списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» за 1898 год «Христианское учение» Толстого занимает первые строчки наряду с «Дневным трудом» Киплинга. В 1890 году запрещенная в России «Крейцерова соната» становится за океаном сенсацией — и поводом для оживленной дискуссии о браке и положении женщины. В Буффало, Бостоне, Нью-Йорке и Монреале ее экземпляры продают прохожим из огромных корзин, как горячие пирожки.
В феврале 1895 года американский издатель предложил Толстому за небольшой рассказ «Хозяин и работник» рекордный гонорар — почти миллион долларов по нынешнему курсу. Но еще годом ранее Толстой публично отказался от прав на все свои сочинения, вышедшие после 1881 года. Сейчас бы ему эти деньги пригодились. Не для себя.
В 1898 году достигнута договоренность о выделении духоборам земли в Канаде. Еще раньше с одобрения британского правительства 1100 духоборов переселились на Кипр, в окрестности Ларнаки. Чтобы организовать трансатлантический переезд оставшихся 6400 духоборов, требуется еще семь миллионов в пересчете на современные доллары. Толстой уже предлагал присудить Нобелевскую премию духоборам. Теперь для их финансирования он решил издать свой новый роман «Воскресение» одновременно в России и за границей на максимально выгодных условиях.
Лев Толстой. Everett Historical/Shutterstock
История об аристократе, узнающем в преступнице совращенную им в молодости служанку, издается фрагментами в «Космополитэн» и «Дейли Кроникл». Кампания по сбору средств набирает обороты. В крупных городах работают специальные комитеты. Но самая большая помощь поступает от духовно близких духоборам американских квакеров.
В Америке, как и в России, множество религиозных сект. Отличие в том, что в США все пользуются равной свободой самовыражения.
«Для меня было большой радостью узнать, что в Америке есть люди, которые так хорошо понимают значение дела духоборов», — пишет Толстой. И неудивительно. Америка основана религиозными диссидентами, переплывшими океан на корабле «Мейфлауэр», чтобы жить по своим убеждениям.
Прямая русско-американская пароходная линия откроется только в 1906 году, когда поток эмигрантов из России резко возрастет. Но если бы она и работала, даже самый дешевый билет духоборам все равно не по карману.
На деньги квакерских общин и Толстого фрахтуются английские пароходы, которые четырьмя партиями, захватив по пути не прижившихся колонистов с Кипра, вывозят духоборов из Батума. Первая группа переселенцев прибывает в канадский Галифакс 12 января 1899 года на борту «Лейк Гурон».
Вторая партия духоборов переправилась на пароходе "Лейк Супериор". Profusion Stock/Vostock-photo
Их встречают так, словно они вернулись с войны. С буксира кричат: «Добро пожаловать!» А железнодорожная компания предоставляет духоборам бесплатный проезд до нового места проживания в провинции Саскачеван, в самом центре страны.
В 1906 году канадский комиссар по эмиграции дает интервью лондонской «Трибьюн»: «Духоборы прибыли в Канаду ни с чем, теперь у них 44 поселка, 20 современных молотилен, шесть мукомольных мельниц, пять лесопилок, кузницы, столярные мастерские, 15 паровых плугов. В прошлом году они собрали деньги для переправки оставшихся собратьев из Сибири в Манитобу». Не зря Толстой рекламировал их иностранным правительствам как «лучших фермеров России».
Сам «лжеучитель» Толстой за свои взгляды и роман «Воскресение» к этому времени уже отлучен от церкви.
