Теперь самое время вернуться к происхождению слова «Украина». В год 6695 (1187) Ипатьевская (киевская) летопись фиксирует смерть переяславльского князя Володимира Глебовича, известного воителя против половцев, и добавляет: «ѡ нем же Оукраина много постона». Это первое летописное упоминание топонима «Украина». Предполагается, что в данном случае речь идет о Переяславльской земле, прикрывавшей Киев с юго-востока.

ОКРАИНА ИЛИ УКРАИНА?

Г-н Гайда упомянул этот исторический эпизод, но тотчас перескочил на «рязанские», «окские» и прочие «оукраины» Московского государства. Этим Федор Александрович напомнил мне смышленого студента, который все знал о вшах, но ему попался вопрос о рыбах. Однако «спудей» хитро выкрутился: он заявил, что если бы на рыбах была не чешуя, а шерсть, то у них бы обязательно водились вши. А вши — это... И далее он оседлал своего любимого конька.

В случае с г-ном Гайдой мы также имеем дело с подменой понятий на ходу. Нашему уважаемому автору изначально хочется доказать, что «Украина» — это «окраина», т. е. некая удаленная от центра провинция, захолустье.

Но насколько правильно ссылаться при этом на «окскую оукрайну»? Близость украинского и российского языков не дает права автору выводить этимологию украинского слова из языка российского (?!). А созвучие украинских и российских слов не всегда означает их тождественность. Вспомним анекдот об украинце, которого смутило российское слово «сравни», и он начал допытываться у своего московского кума: «Шо у вас за „язык“? Так срав ты чи ни?».

Если бы г-н Гайда хотя бы попытался провести лингвистический анализ слов «УкраИна» и «окрАина», он бы сразу заметил, что ударение в первом случае падает на третий слог, а во втором — на второй. Однако же есть народ «украИнцы», а о народе «окрАинцы» никто не слышал. И если бы г-н Гайда, пишущий на «украинскую» тематику, знал бы (смешно сказать!) ну хоть немного украинский язык, ему на память пришли бы следующие однокоренные украинские слова: «край села» — «околица села», «край» — «край, область», «край землі» — «граница, межа земли», «країна» — «страна, государство» и т. д.

Вывод один: слово «Оукраина» могло иметь несколько значений, в т.ч. в зависимости от контекста. В данном случае, как я думаю, мы имеем дело с понятием «пограничная земля, пограничье».

Однако «пограничье» не всегда значит «отдаленный край». В контексте истории Руси Переяславль — ближайший к Киеву центр удельного княжества. Он долго считался третьим по значению городом в Киевской Руси (после Киева и Чернигова). Со времени возникновения Переяславского княжества (первый князь — Всеволод Ярославич, отец Володимира Мономаха) и вплоть до татаро-монгольского нашествия в нем сменилось 20 князей, 8 из которых впоследствии стали великими князьями киевскими, еще один — великим князем владимиро-суздальским. Кроме того, Переяславское княжество было «вотчиной» Мономаховичей — правящей династии с ХІІ в., а потому там, по обыкновению, сидел любимец киевского князя, его наследник (чаще всего — старший сын), «руський дофин».

Нет, Переяславль никак нельзя назвать «окраиной». Это — «пограничье», пограничье со Степью.

НОВЫЙ СТАРЫЙ ТОПОНИМ

Ключевому вопросу — вопросу возникновения топонима «Украина» г-н Гайда уделил ничтожно мало места! «В конце XVI — первой половине XVII в. словом „Украина“ в узком смысле слова также стали обозначать земли Среднего Поднепровья — центральные области современной Украины», — нехотя заявляет г-н Гайда, игнорируя известный ему факт, что еще в 1498 г. великий князь литовский Александр с обидой писал великому князю московскому Ивану III, что его посол Михаил Плещеев на обратной дороге из Турции «...поехал полем, и многих людей и татар с собой взял, и шел мимо Черкасс, и мимо Канев, и мимо Киев, и вести вкраинникам нашим не хотел никоторое дать в тых татарах; ...сам поехал к Путивлю, а татарове, которые с им ехали, впадши в нашу землю, шкоды немалые нам починили».

Итак, великий литовский князь в официальном письме еще в конце XV в. (т. е. на столетие ранее срока, указанного г-ном кандидатом исторических наук) называет жителей Черкасс, Канева и Киева «вкраинниками», которые, надо думать, живут в некой «Вкраине» или «Украине». (Тут же заметим, что именно в это время, в конце XV в., зарождается украинское казачество.)

Говоря же о целом XVII веке, доцент МГУ выдавливает из себя лишь пару фраз (?!) об «Украйне», упоминаемой в «польских источниках» (каких?) и «Украйне Малороссийской», упоминаемых в «российском законодательстве XVII в» (каком?!).

И все!

Сцилла и Харибда «Украины», худо-бедно, автором пройдена.

Далее наш доцент садиться на свою любимую вошь... пардон, начинает многостраничное повествование о процессе «выдумывания» слова «украинцы». Сначала приписывает сие изобретение хорвату Крижаничу, умершему в Тобольской ссылке. Потом, спохватившись, что труд хорвата стал известен лишь в 1859 г., объясняет его заимствованием из московского языка (?!) промосковски настроенным киевским полковником В. Дворецким. Этого показалось мало, и на свет божий всплыли обрусевший немец А. Ригельман, а потом польский граф Ян Потоцкий. Двое последних, по версии автора, пытались назвать «малороссиян» неестественным словом «украинцы», но их усилия пропали втуне.

Почему-то г-ну Гайде в голову даже мысль не может прийти об «украинском» происхождении слова «украинец».

Нет! Это дело мировой закулисы!

«СЛОНА-ТО ОН И НЕ ПРИМЕТИЛ»

Поиск вшей занимает у г-на Гайды целые страницы. Занятие сие увлекательное, но — пустое. Необходимо вернуться к тому месту, где Федор Александрович свернул с прямоезжей дороги и пошел петлять по ухабам.

Итак, с XV в. Среднее Поднепровье получает (возобновляет) собственное имя — Украина (Вкрайна). Это было связано с появлением пограничной стражи, вскоре выросшей в целое сословие. Речь идет о казачестве. По Среднему Поднепровью вырастают новые (или возрождаются старые) казацкие городки — Корсунь, Чигирин, Черкассы, Канев, Переяславль. Казаки пользуются определенными льготами и мало зависят от центральной польской власти. А за днепровскими порогами казаки и вовсе организуют собственную республику — Запорожскую Сечь, которая лишь на бумаге подчиняется польскому королю. Но особенную силу казаки получают, когда заявляют о себе как о защитниках православия против насильственной полонизации и окатоличивания.

Казаки все еще осознают себя как «руськие», «русины», гордятся своим происхождением «от Руси». Но вместе с тем они все больше видят себя как новый, свободный народ.

Рост украинного казачества, его усиление отражаются не только на топонимике.

После удачного Московского похода 1618 г. вождь запорожских казаков Петр Сагайдачный со своим войском возвратился в Киев, где, как пишет Дм. Яворницкий в своей «Истории запорожских казаков», «...принял титул „гетмана“ Украйны, сделавшись управителем той части Украины, которая признала себя козацкой» (в данном случае под Украиной понимается не только Среднее Поднепровье, но и все Киевское воеводство и Запорожская Сечь). «Хмельниччина» уже тогда, в 20-х годах семнадцатого века, могла случиться в виде «Сагайдаччины», но от крупных неприятностей Речь Посполитую спасает смерть Сагайдачного от татарской стрелы.

В посмертных стихах во славу запорожского гетмана Петра Сагайдачного (1621 г.), сложенных ректором Киевской братской школы Касияном Саковичем, есть такие строки:

О войску Запорозком кождый может знати,

Як оно ОйчизнЂ есть потребно, уважати.

Украина тым войском вцале зоставает.

А где запорозцов нЂт, татарин впадает.

Украина здесь — уже не просто узенькая полоска Среднего Поднепровья, но все польско-крымское пограничье.

Но настоящий прорыв в самоидентификации «руського народа» случился во времена Хмельниччины.

Поиск

Журнал Родноверие