Гонимого за беззаконья народа,
от коз похотливых, от пастбища сыта
козла нагрузили несчастьями рода
проклятием рода семитохамитов.
Не выкупив тех преступлений поныне,
гонимый замахом невидимой плети,
козел спотыкался, но брел по пустыне:
брел тысячелетье, второе и третье.
Тьмы разных племен злодеянья вбирая,
рос в год на вершок, и на локоть порою.
Метя бородою от края до края,
он ростом едва не сравнялся с горою.
В глазах пелена, дымовая завеса,
покоя не знают народы доселе:
Перунову конницу, тавров Зевеса
сменили, смеясь, на козла Азазеля.
Нет у сирот ни родни, ни богатства, ни дома.
Гонит нужда их, куда подобру не заманишь,
Только сестрица премудрая шепчет меньшому:
«Братец, не пей из копытца козленочком станешь!»
Ваня, Иванушка, Ян, Иоанн или Янис,
темной водою опился да участью горькой.
А на пути у них молодец статный, румяный:
«Что закручинилась, дева, вечернею зорькой?
Вместо родителей добрых, в палатах широких,
буду, как солнышко, вас согревать и лелеять.»
Только надумала ведьма в полночные сроки
солнцу и месяцу хитрые чары навеять.
Точится нож, и готовится козлику участь.
Мечется мальчик над омутом, криком исходит.
Но распознать тот обман, через горе и ужас,
в жизни не в сказке найдется ли разум в народе?
С камнем на шее покоятся старшие Рода.
Через столетья, чрез темные воды отмщенья
мальчику светлоголовому шепчет Природа:
«Братец, не пей из копыта козла отпущенья!»
