У современного писателя и публициста, автора ряда работ по русской истории Валерия Евгеньевича Шамбарова (р. 1956) в его популярной книге «Войны языческой Руси» (1-е изд. 2010) находим:
«Саксон Грамматик, Дитмар Мерзебургский, Адам Бременский, Гельмгольд, Аль-Масуди описывали большие и красивые храмы в Арконе, Ретре, Браниборе, Вологоще, Щетине, Волине. Но культовые здания и комплексы строились только у западных славян, перенимавших обычаи соседей. Для чисто славянской культуры, как и в ранних формах индуизма, это было чуждо. В основном сооружались открытые святилища, роль храмов играли и священные рощи, источники. Идолов изготовляли из дерева, иногда украшали золотыми и серебряными деталями. Сохранился каменный Збручский идол. В XVIII в. под Черниговом был найден большой идол из серебра, но небезызвестный Мазепа переплавил его в слитки» (цит. по изд.: Шамбаров В.Е. Войны языческой Руси. Выбор веры. М.: Вече, 2016. С. 165).
Об упомянутом автором «серебряном идоле», а вернее о двух серебряных головах — по всей видимости, навершиях культовых изваяний, найденных в Чернигове, следует сказать особо. Так, в статье Ю.Ю. Шевченко и Т.Г. Богомазовой «Древнейший сохранившийся христианский храм Руси» читаем:
«При постройке кафедральной колокольни, в насыпи древнерусского оборонного вала Черниговского детинца были найдены две серебряных головы — навершия языческих идолов. В 1702 г. они были отправлены в германский г. Аугсбург, где Якоб Филипп Дрентвет (имя ювелира по клеймам на вратах установлено О.И. Травкиной — гл. хранителем НАИЗУ) изготовил из них цельносеребряные царские врата для иконостаса Борисоглебского собора в 1702 г. Заказчиком выступил гетман Украины Иоанн Стефан Мазепа (его родовой герб украсил нижнее основание створки врат, от которого начинался портретный ряд ветхозаветных праведных царей и пророков).
Во времена Крещения Руси, при подходе войск св. равноап. князя Владимира, Чернигов, как видно, сопротивлялся, поскольку изваяния древних кумиров успели спрятать. События этого круга сведены в историческую последовательность Патриаршей (Никоновской) летописью (ПСРЛ. СПб., 1862. Т. IX. С. 57–61). Процесс начался по возвращении крестившегося князя из Корсуня в 989 г. крещением его 12-ти сыновей, в том числе и Мстислава, поставленного в Тмутаракань. Города Левобережья Днепра — Чернигов и Переяслав этим процессом еще не затронуты: их Владимир не передает сыновьям, что было особо отмечено еще С.М. Соловьевым. Факты свидетельствуют: ни Чернигов, ни Переяслав в это время Владимиру не принадлежат и Киеву не подчиняются. В 991 г. митрополит Михаил совершает крещение народа по Днепро-Волжскому пути, описанному в летописи (ПВЛ // ПЛДР XI — нач. XII вв. М., 1978. С. 26–27; ЛС. С. 43–44), поскольку доходит до Ростова. Видимо, здесь начинается сопротивление христианизации, так как в следующем, 992 г. крещением той же Суздальской земли занимается сам Владимир с двумя епископами „от Фотия-Патриарха“ и с дружиной, только-только закаленной в боях с хорватами. В этом же году происходит решающая битва с печенегами на р. Суле, после которой новоназначенный митрополит Леон (по смерти Михаила) рукоположил Чернигову епископа Неофита, а киевский князь получил возможность отстраивать оборонные крепости по Десне, Остру, Суле. Победа над печенегами на Левобережье Днепра на какое-то время (война с ними продолжалась до 997 г. и позже), открыла войскам Владимира оперативный простор для христианской миссии (Шевченко Ю.Ю. На рубеже двух этнических субстратов Восточной Европы VIII–X вв. // Этнография народов Восточной Европы. Л., 1977. С. 39–58). В это время и произошло крещение черниговцев, как следует из по сохраненных традицией упоминаний, — 30 августа 992 г. по Юлианскому календарю. А владения Чернигова так и не попали под юрисдикцию Киева (Шевченко Ю.Ю. Княжна-амазонка в парном погребении Черной могилы // Женщина и вещественный мир культуры у народов России и Европы. Сб. МАЭ. Т. XLVII / Отв. ред. Т.А. Бернштам. СПб., 1999. С. 18–20), поскольку их фланкировала от Киевской земли линия оборонных крепостей по Десне и Остру, основанная, согласно летописи, самим Владимиром. <...>
Место, где черниговцы успели спрятать драгоценные головы-навершия языческих кумиров, соответствовало храмовой территории размещенного здесь капища (Шевченко Ю.Ю. На рубеже... С. 52; Коваленко В.П. Чернигово-Северская земля и введение христианства // Проблемы археологии Сумщины / ТД областной научно-практической конференции (апрель 1989 г.). Сумы, 1989. С. 84–85; Шевченко Ю.Ю., Богомазова Т.Г. Дохристианское святилище древнего Чернигова // Проблемы этнокультурных контактов / Отв. ред. А.С. Мыльников. СПб. (в печати) [нам удалось найти следующее изд-е: Шевченко Ю.Ю., Богомазова Т.Г. Дохристианское святилище Чернигова // Европа — Азия: Проблемы этнокультурных контактов: К 300-летию Санкт-Петербурга. СПб.: МАЭ РАН, 2002. С. 241–260, — прим. В.]). Треугольная планировка Черниговского детинца с тремя вратами-въездами напоминает описанный Титмаром Мерзебургским „треугольный и троевратный град Радогощ“, расположенный где-то в бассейне р. Доленицы у Прильвицкого озера в землях ободритов (редариев) и лютичей. В центре треугольной крепости располагался храм, посвященный Сварожичу — Радогощу, восседавшему в его центре на белом коне. Германцы называли этот храм святилищем Ретры. В подобном храме-крепости на излучине р. Раны хранились идолы Кореницы, а местность храма называли „гарцем“ (градом). Аналогичные города-храмы в Поморье, например, знаменитая Аркона на острове Рюген, имели собственную гвардию: в Арконе, по описанию Саксона Грамматика, было 300 всадников. Почитание Радогоща, причисленного к детям Сварога = бога небесного света, не являлось локальным: ему поклонялись бодричи Мекленбурга, где изваяние Радогоща носило наименование ободритского (Риттих А.Ф. Славянский мир. Варшава, 1885. С. 152–163). Еще академик Д. Багалей отметил связь территорий северы (северян) Днепровского Левобережья с именем Радогоща (Багалей Д.И. История Северской земли до половины XIV столетия. К., 1882. С. 9–27), в том числе, по топонимическим параллелям (Оргощь, Радост, др.). Очень заманчиво отождествить Сварожича=Радогоща с предводителем рода северитов Радогощем, сражавшемся на Дунае около 584 г. и обожествленным потомками, северой — населением левого берега Днепра (Шевченко Ю.Ю. Спасский собор и Черниговский детинец // XVIII Междунар. конгресс византинистов. М., 1991. Ч. 2. С. 1042).
Укрепленная территория, ставшая после введения христианства Черниговским детинцем, являлась в дохристианские времена храмовым градом, посвященным Радогощу, как явствует из специфической треугольной планировки и находки дохристианских реликвий огромной культовой значимости, к тому же выполненных из драгоценного метала — серебра. Не исключена принадлежность одной из найденных голов-наверший изваянию обожествленного воина и северитского вождя Радогоща, которого в западнославянском мире изображали всадником. Вторая могла принадлежать Перуну, которого прп. Нестор упомянул с серебряной главою (ПВЛ. 1978. С. 94–95), или „луноликому Хорсу“. Подобные головы-навершия венчали тела изваяний, сработанные из дубовых стволов, куда вбивались 4–9 челюстей диких вепрей (Боровский Я.Е. Мифологический мир древних киевлян. К., 1982. С. 53–62). Остатки подобных стволов священного дуба были найдены в р. Десне в 1909 и 1975 гг., видимо свергнутые с деснянских круч в проточную воду, как это было при свержении идола Перуна в Днепр при введении христианства в Киеве.
Дубовые тела с серебряными головами-навершиями прикрывала от дождей и зимней непогоды сень на четырех мраморных столбах-колоннах. Вокруг этого капища, — как, собственно, и назывался четырехстолбовой навес, — располагались постоянно поддерживаемые костры; огни окружали святилище, как лепестки центр цветка, а огонь поддерживался только поленьями из священного дуба, являвшегося жертвой богу. Все это было окружено треугольником крепостных оборонных сооружений: рвов и валов, представляющих „священный град“, бывший центром не только округи, но, видимо, и всей территории племени (подобно Чернигову, являвшемуся племенным центром северян). Внутренней доминантой служили неугасимые костры кумирни вокруг четырех колонн капища. Этой доминанте было подчинено размещение жилой и хозяйственной застройки. <...>
По мнению А.И. Комеча (Комеч А.И. Древнерусское зодчество конца X — начала XII в.: Византийское наследие и становление самостоятельной традиции. М., 1987), устройство хоров над боковыми нефами [Спасо-Преображенского собора Чернигова] — результат княжеского заказа. Но поскольку двухъярусность боковых нефов — деталь „не запроектированная“, выполненная при помощи и посредством вспомогательных средств — дубовых балок, а не путем устройства коробовых сводов, этот элемент конструкции представляется не только вынужденным, но и опосредствованным неким иным архитектурным элементом. Этим элементом является колоннада, и нам представляется, что ее возведение в храме было обусловлено наличием специфической архитектурной детали. Применение этой архитектурной детали — в силу ли ее присутствия на данном месте в момент закладки собора, или по традиции, или, действительно, по заказу князя-храмоздателя, — все это вопросы с гипотетически равновероятными ответами. Но наличие специфической архитектурной детали устанавливается с полной определенностью. Это — четыре беломраморные колонны, как в капище, которые спровоцировали разбивку и обособление нефов в интерьере и базиликальную организацию внутреннего пространства Черниговского Спаса, и вынудили зодчего, начавшего строительство собора, спланировать его как базилику, а не крестовокупольный храм.
Наличие беломраморных колонн Спасского собора обычно связывали с деятельностью Мстислава и Тмутараканью, на которую распространялся сюзеренат черниговских князей вплоть до княжения Олега Святославича (Шевченко Ю.Ю. Знахiдки речей великокнязiвського вжитку та деякi питання топографii Чернiгова XI–XIII ст. // Чернiгiвська старовина / Зб. наук. праць, присвяч. 1300-рiччю Чернiгова. Чернiгiв, 1992. С. 63). Мстислав княживший в Тмутаракани, мог привезти готовые колонны, поскольку ионические капители с массивными импостами, скрепленные свинцовой зачеканкой с беломраморными столбами, выглядят очень ранними, и аналогии им в зодчестве Крыма после VII в. вряд ли имеются. В просмотренной авторами серии (почти в 2000 экз.) позднеантичных и раннесредневековых капителей (и их фрагментов) Херсонесского заповедника Национальной АН Украины близкие экземпляры после рубежа VII–VIII вв. отсутствуют. Тем более на юго-восточной колонне высечены греческие „φι“ („фита“ и „ита“), могущие обозначать цифры „610“ (год от Р.Х.?). По распоряжению Екатерины II, увидевшей 27 января 1787 г. беломраморные колонны потрескавшимися после пожара (1750), их обложили кирпичом, в нач. XIX в., оформив стуколюстром под розовый мрамор.
При археологических исследованиях Н.Е. Макаренко в 1923 г. (Макаренко Микола. Чернiгiвський Спас. К., 1929. С. 16–59) выяснено, что древний пол собора лежит на уровне 0,9–0,98–1,15 м ниже современного, но на 1–1,5 м (и более) выше древней дневной поверхности начала XI в., обнаруженной вокруг собора при раскопках последних десятилетий. Древняя дневная поверхность на месте мощения пола была нивелирована подсыпкой, взятой поблизости и состоящей из древнего культурного слоя, аккумулировавшегося в предшествующее строительству собора время. С этой подсыпкой связана основная масса находок вышлифованных фрагментов колонн и большое количество мраморной изработки. Сколы белого мрамора встречены при раскопках и за пределами соборных стен (Там же. С. 6–11). Значит, мраморные столбы колонн обкалывали из блоков и шлифовали здесь, на месте, задолго до возведения стен храма, и не исключено, что для какого-то иного сооружения, предшествовавшего собору.
Принадлежавшие этому сооружению колонны (по нашему мнению, дохристианскому святилищу) могли по распоряжению князя или по его заказу использовать в интерьере Спаса, что вынудило зодчих спланировать собор с рассеченным колоннадами внутренним пространством, но завершить его как крестовокупольное строение для канонического размещения глав: центральный купол, символизирующий Христа, и боковые, олицетворяющие апостолов-евангелистов. Высеченные в дохристианский храм (капище) мраморные столбы, впоследствии увенчали беломраморные капители, изъятые из какого-то разрушенного северопричерноморского храма VI–VIII вв. Учитывая, что территория детинеца являлась в прошлом, святилищным комплексом, логично предположить, что четыре беломраморных колонны принадлежали капищу. Капищем на Руси называли навес на четырех столбах над изваяниями языческих богов. Именно такие четырехстолбовые навесы — кивории — надпрестольные сени, имел в виду летописец, сообщая о двух „капищах“, привезенных Владимиром из Корсуня в Киев при крещении Руси. В интерьере Черниговского Спаса использовано именно четыре колонны.
Материалы раскопок Н.Е. Макаренко позволяют не только сформулировать версию о строительстве Св. Спаса на месте языческого святилища и использовании при постройке четырех колонн надкумирной сени, ставших колоннадой в интерьере собора. При исследованиях 1923 г. были найдены участки прокаленного до 0,15 м. материкового суглинка (Там же. С. 55), видимо, окружавшие центральное каре колоннады над языческими изваяниями. Такой след длительно поддерживаемого огня подтверждает наличие на данном месте кумирни.
Таким образом, центральный храм самого обширного княжества Древней Руси XI в. был выстроен на традиционно почитаемом месте, что включает собор в ряд объектов этнокультурной истории» (цит. по интернет-публикации: Шевченко Ю.Ю., Богомазова Т.Г. Древнейший сохранившийся христианский храм Руси. Рукопись статьи в электронном виде предоставлена библиотеке «РусАрх» Ю.Ю. Шевченко // http://www.rusarch.ru/shevchenko1.htm. Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2007 г.).
