Весьма оригинальный взгляд на образ Рода находим у предполагаемого автора знаменитой «Велесовой книги» Юрия Петровича Миролюбова (1892—1970) в его сочинении «Русский языческий фольклор. Очерки быта и нравов» (год написания 1953):

«...по словам Прокопия (VI век после Р.Х.) и Гелмолда (XII век после Р.Х.) Славяне верили только в Одного Бога-Отца всего Живущего, Творца Неба и Земли. Они же его называли Сва-Бог, Сварог, Прабог, Род и Рожаниц. Род он был в том отношении, что от Него шел Род Людской, а Рожаниц потому, что Он этот Род породил. По Славянскому верованию Бог-Отец „спородил мир“ и, таким образом, Он есть Родитель и Род, Рожаниц и Содержащий, Творящий и Поддерживающий. Старики были как бы ближе стоящими к Нему, по возрасту, а потому пользовались уважением младших» (цит. по изд.: Миролюбов Ю.П. Русский языческий фольклор. Очерки быта и нравов / Вступ. статья С.Ю. Ключникова. М.: Беловодье, 1995. С. 110 (гл. «Характер Великдня»)).

Из гл. «Боголесье славян в степях»: «Боголесий у южно-русских людей не могло быть, так как мы уже сказали, что они жили в степях. Такими Богомолитвенными местами были у них родники. Каждый из них почитался Родом и к нему приходили в дни рождения младенцев, чтобы показать им родник и омыть их чистой Водой Моления. Обычно в таких местах, более влажных, чем остальная степь, были и богородка, и азарум, и девясил. Эти травы считались священными. На отваре из них приготовлялась вода для мытья волос, и девицы считали для себя обязательным мыть голову в Богородской воде. В таком же отваре из богородки, кудрявой мяты и канупера мыли и младенцев. Родники в степях были молельным местом, но самый родник был предметом особого культа, ибо считалось, что в нем пребывают Русалки покровительницы Рода и Рожаницы (матери), или в них „бил“ Род и Рожаниц, то есть сам Бог-Отец /Исварог/. Азарум, девясил и богородка были основой для напитка, как мы сказали. Приготовлялся он так: раздавливали стебли и корни этих трав, к которым приливали чистого меду самотеку, хмеля (цветов) и оставляли бродить. Когда первое брожение было закончено, приливали еще меду и заставляли бродить по второму разу. После этого напиток был готов. Его пили, разбавив водой из Родника, уважаемого в селе, и, выпив, считали, что этим исполнили какой-то древний обряд» (цит. по изд.: Миролюбов Ю.П. Русский языческий фольклор... С. 71–72).

Из гл. «Реченец-Сестренец»: «С тех пор забылось многое. Уже не идет мать на берег, в Боголесье, не нарекает его перед Ликом Божьей Природы. Крещение совершает священник. Но остался еще до самого последнего часа на Руси обычай нести в баню или в погреб ушат воды, а рядом с ним ставить угощение Роду с Рожаницем. Носили славянки угощения эти Роду с Рожаницем и на берега рек, ручьев и озер, там его оставляли, завернутым в белую скатерку, и лишь на третий день возвращались за посудой. Так теперь делали они в бане и в погребе, ставя ушат с водой на подогребнике в знак Омовления младенца, то есть очищающего омовения его, а угощение Роду с Рожаницем, Божествам, обозначавшим Бога-Отца, Сварога. Все равно, что мы теперь Христиане. Не мешает это нам никак признать высокое значение Языческого обряда и его красоту. Язычники, идя на лоно природы, шли к Богу, считая, что зеленая трава, деревья, небо — все это Лик Божий. Показывали они свое дитя Лику Божию — Солнцу, светившему впервые на его нежное личико, показывали Лелю с Лялей, давшими ребенка матери по ее прошению. Детская наивность была в этом обычае, доверчивость, радование, желание поблагодарить Бога за дар! И обычай угощения Роду бережно хранился русскими людьми тысячелетие. О нем не рассказывали, не кричали, и, хотя об этом знало духовное начальство, оно ему не препятствовало, давно поняв силу народного обычая.
Угощение Роду ставилось с вечера на ночь. Состояло оно из „жарева“, мяса, молока, яиц, творогу и сметаны. В ночи домашние ложились спать, думая, что они угодили Роду, то есть Богу, от которого Род ведут. Утром шли, смотрели, коснулся ли Род угощения и, если не коснулся, оставляли еще на день и ночь. Только спустя три дня и три ночи забирали они угощение и, если оно не было тронутым, то оставляли его в саду птицам, жукам, зверькам всяким. Человек давал от избытка радости души своей что мог всему живому! Всякий воробей, жучок, мышенок (sic!) мог пользоваться трудами его рук. Он не жадничал, этот русский человек, еще остававшийся примитивным в своих религиозных верованиях. Он был добр и щедр. Он давал всем: и другим людям, и животным. И Род-Рожаниц свято блюли по деревням, как день личный, семейный, домашний. Это был Праздник Домашнего Дыма! Свой Праздник» (Там же. С. 76–77).

Из гл. «Колядки»: «Д. Шеппинг в своем „Опыте о значении Рода и Рожаницы“, Москва 1851 г., говорит: „Можно положительно сказать, что каждое имя или лицо мужского пола (Божества) имело в нашем мифе соответствующее женское существо (Божество), например, Жив-Бог и Жива, Купала-Бог и Купальница (Купала), Род и Рожаница и т.д.“ Однако, мы настаиваем, что почтенный ученый не разобрался в именах Божеств и что все они суть разные имена одного и того же Бога, а женские имена обозначают лишь статическое начало Божества в противоположность динамическому. Так, если Бог творит, статическое его Начало поддерживает Сотворенное. Предки наши не умели высказать лучше их понятия об этом, и мы обязаны думать так, как они думали. Они с просьбами вначале обращались именно к Богиням, а не к Богам. Всякая просьба выражает идею поддержки, а последняя по праву надлежит не Богу, а Богине. Бога же только славили. Богиня, особо прислушивавшаяся к просьбам людей, была Лада, или Щедрыня. Отсюда и слово Щедровники. Ходить щедровать в Канун Рождества обозначает ходить славить Щедрыню-Ладу» (Там же. С. 84–85).

Из гл. «Характер Великдня»: «Что Пасхальная Неделя (седмица) посвящена Роду и Рожаницу, видно хотя бы из празднования Фоминой Недели, радостного пиршества Радоницы. Радоницей этот день назван потому, что „Родичи, почуяв Весну (зелень), радуются в могилках, потягиваются от (зимнего) сна, просыпаются“. С ними говорят, обращаясь с поклоном так: „Се бо вам, татку! Се бо вам, мамко! Христос Воскресе!“ и кладут красное яичко на могилку. Однако, поклон делается наклонением головы, а не земной» (Там же. С. 112–113).

«Радоница — день радостного поминовения! Радостное оно, потому что в этот день смерти нет, есть она в другие дни, но на Радоницу ее нет. Это не Тризна Братская прошлых дней, это — Ведийская беседа с Питри! Они святы, ибо слились с Божеством. Они ушли давно-предавно, и „души их сверкают звездами в ночном небе“, как говорит Риг-Веда. Деды и Прадеды, Пращуры и Щуры — все они здесь, на могилках сидят между собой разговаривают.
Смерти нет на Радоницу, потому что люди умирают лишь видимо, а невидимо продолжают жить. Таким образом, в этом веровании утверждаются два мира: один, в котором живут живущие, и „Тот Свет“, или Загробье. Связь с последним идет через возрождение природы, через Тепло, Огонь и Пищу. С другой стороны, Жертвоприношение в Бане Роду-Рожаницу близко по своему содержанию празднованию Радоницы. В сущности Радоница является тем же Жертвоприношением Роду-Рожаницу, ибо все усопшие постепенно становятся Питрами, или сливаются с Риши, и как бы тают в Боге-Отце, Он же Род-Рожаниц. Уподобление Богу в жизни было главной целью в древности и выражение Апостола Павла: „Жена да боится мужа своего!“ понималось простыми людьми буквально. В муже-Отце жена и дети должны были видеть как бы образ Бога-Отца и с такой же верой и благочестием почитать его. Усопшие же Предки, Отцы и Братья становятся все дальше, с каждым годом все ближе к Богу, так что перестают быть видными. Виден лишь Бог-Отец, из которого все изошло и в которого все возвращается. В этом и заключается понимание Бога-Кола-Коляды, знаменующего собой Круговращение Жизни. При всяком вешнем повороте природы как бы возникает возможность возрождения не только зелени, цветов и трав, но и возвращения всех усопших в Мир Живых. Умереть — это „уйти к Богу“, „Бог зовет к себе“, а умереть на Пасху — „уйти в Царство Небесное“, ибо умереть в эти дни значит „быть призванным в день Победы Жизни над Смертью“.

Благодаря этому поминовение усопших в этот день превращается в большое Торжество Жизни над Смертью, а Мертвые становятся сопричастными Живым.

Целый день сидят люди на могилках, пьют, едят, оставляя тарелку отцу с матерью со всеми яствами, какие есть. Кругом них бегают, резвятся детишки, ведут игры, играют в „горелки“, одним словом, ведут себя как в деревне на Пасхе. Молодежь поет песни, играет на гармонии, однако, все в пределах полной пристойности и уважения к мертвым. Вечером при закате Солнца все идут по домам, оставляя на могилках „Угощение Родичам“, как было с утра — тарелки с яствами. Утром, до Зари, еле просветлеет небо, все хозяйки спешат на могилки посмотреть, тронули ли яства Родичи! Многие из них возвращаются со слезами радости: „Наша мама с батьком ели от нашего Угощения!“ Конечно, ночью яствами живились всякие жучки, полевые мыши, птицы, всякая живность. Однако, крестьяне рассматривали это как факт, что „Родичи вкусили от бряшна [брашно — „яство, еда, пища“; „угощение“, — прим. В.]“. Для всех, любивших родных, это было истиной. Они не сомневались, что Родичи с Того Света пришли к ним на Пиршество! Не сомневались они и в том, что Родичи слышали их просьбы и что они „попросят Бога обо всем“. С детской доверчивостью возвращались женщины по домам с тарелками, скатертями, оставляя недоеденное на могилках же: „Может, еще раз захотят попробовать нашей стравы“ („с-трава“ — выражение, вероятно, еще Ведическое)» (Там же. С. 118–120).

Из гл. «О Модерной Идентификации Богов»: «Начнем с критики Модерной Идентификации в Мифологии. Она страдает материалистически односторонней неубедительностью: если, так сказать, в некотором смысле можно поставить знак равенства, весьма относительного при этом, между Зевсом и Сварогом, то, конечно, они неидентичны в себе, а лишь приблизительно напоминают друг друга! Еще меньше напоминает Зевса идея Бога-Отца Библии. Между тем, то, что мы знаем из Язычества о Главном Боге Славян, отличается в основе от идеи Бога-Отца Библии. Славяне считали Исварога-Сварога, Ишвару не только Богом-Отцом, но и Дедом, Пращуром самих людей. В этом основная разница с Зевсом, Зевс людей сотворил, а Сварог породил. Так, Греки считали, что они — дело рук Зевса, а Славяне — что они его Внуки! Греческий Зевс — Отец Богов и сам вроде отца людей, но не отец, между тем, как Сварог — Дедо, Пращур, Щур и Сноп, Ниво, или же Вениво, Род-Рожанич, как Зерно является рожденным, но и рождающим. Зерно — одно из названий Исварога: „Му бо бящет Зрно, яко есь Зрну“, то есть „Зерно Ему является тем же, чем Он — Зерну“ (Род-Рожаниц, Рожанич)» (Там же. С. 154).

Из гл. «Предбанная Купалина»: «Купалина ставилась всеми, кто хотел, на селе. Некоторые ее ставили у колодца, в память „Живой Воды“ Ведийцев, хотя и позабыв уже о ней. Традиция сохраняла действие, утратив объяснение. Между тем, оно должно было существовать, ибо Проповедник обрушивается на „требу бесом творяй, и яйца, и мяса, и сыры, и все непотребное и псом ясти!“ Конечно, он судил с Христианской точки зрения, но не хотел видеть при этом в Языческом обряде никакой поэзии, любви к прошлому и уважения к Предкам. Тем не менее, последнее было в основе этой Требы, ибо она была точной копией с Требы Роду-Рожаничу» (Там же. С. 164–165).

Из гл. «Родимец»: «Грешник, которого „берет Родимец“, страдает свою „меру“, пока „не отстрадает греха“. Тогда и Родимец может его оставить. В самом названии „Родимец“ содержится понятие о Роде-Рожанице, то есть о Боге-Отце, наказывающем грешника, так как он Его самого возмутил своими грехами. Таким образом, грешник, которого „схватил Родимец“, сильно провинился, ибо нарушил все Законы Бога-Отца. Таким считались грехи крови против Родителей, как кровосмешение, отцеубийство, матереубийство или детоубийство. Таких людей остальные считали „треклятыми“, то есть трижды проклятыми Богом» (Там же. С. 209).

er gsyr8VG8
LYfnIqHRwac
2QWidITMvng

Поиск

Журнал Родноверие