У знаменитого русского историка литературы, критика и фольклориста Евгения Васильевича Аничкова (1866—1937) в книге «Язычество и Древняя Русь», в главе XIII «Боги Владимира по свидѣтельству Лѣтописи», помимо прочего, читаем:

«На сумерки славянскихъ религіозныхъ древностей упало лишь два свѣтовыхъ пятна, дающихъ возможность разглядѣть созданные нашимъ язычествомъ божескія представленія. Одно на побережьи Балтійскаго моря, въ Арконѣ, гдѣ до XI в. сохранилось капище Свентовита, другое въ Кіевѣ. Тутъ высился пантеонъ боговъ Владимира, тутъ засвидѣтельствованъ и культъ Волоса.

Наиболѣе достовѣрные памятники, сообщающіе о восточно-славянскихъ богахъ — договоры съ Византіей. Нѣсколько разъ подъ предводительствомъ своихъ князей Русь нападала на византійскія владѣнія, и въ 907, 945 и 971 гг. константинопольскіе императоры заключали съ князьями, сначала Олегомъ, потомъ Игоремъ и наконецъ Святославомъ, торжественные мировые акты, тексты которыхъ въ византійскихъ источникахъ не найдены, но вписаны въ нашу лѣтопись, когда въ началѣ XII в. трудами игумена Сильвестра „Начальный сводъ“ былъ передѣланъ въ „Повѣсть временныхъ лѣтъ“ (А.А. Шахматовъ. Древнѣйшій лѣтописный кіевскій сводъ. Москва. 1897, стр. 47. Ср. его же. Раз. стр. 2). Тексты этихъ договоровъ сообщаютъ о произнесенныхъ съ обѣихъ сторонъ клятвахъ; клятвы и составляютъ важнѣйшій источникъ нашихъ свѣдѣній о богахъ нашихъ языческихъ предковъ. Князья и ихъ дружина приносили присягу соблюдать миръ на оружіи и на золотѣ, по варяжскому обычаю (St. Rojniecki. Perun und Thor. AfslPh, XXIII и рецензія К.О. Тіандра въ Изв. отд. русск. яз. и сл. VII (1902) кн. 3-ья), а такъ какъ не только со стороны грековъ, но и съ нашей договоръ заключали и христіане — очевидно не мало уже тогда было познавшихъ истинную вѣру среди гостей и княжеской дружины — имя христіанскаго Бога было названо. Вотъ въ силу этого, повидимому, чтобы и язычниковъ по крѣпче связать хожденіемъ на роту, ихъ заставили назвать своихъ боговъ, сверхъ обычной формулы присяги. И поклялась Русь Перуномъ и Волосомъ.

Приведу въ подлинникахъ всѣ эти три важнѣйшихъ для изученія нашихъ религіозныхъ древностей текста. При разсказѣ о договорѣ 907 года сказано:

Царь же Леонъ съ Олександром миръ створиста съ Ольгом, имъшеся по дань и ротѣ заходивше межи собою, целовавше сами крестъ, а Ольга водиша и мужии его на роту; по русскому закону, кляшася оружьемь своимъ и Перуномъ богомъ своимъ и Волосом, скотьимъ богомъ, и оутвердиша миръ (Лейб. Св. Лѣт. стр. 29 и „Повѣсть Временныхъ Лѣтъ“. Ипат. Лѣт. П.С.Л. ІI, стр. 23).

Миръ 945 года былъ заключенъ болѣе сложнымъ способомъ. Онъ былъ подписанъ въ Византіи, не самимъ княземъ, а его послами. Вотъ текстъ клятвы, которой кончается этотъ договоръ:

Мы же, елико насъ крестилися есмы, кляхомся церквью святого Ильи въ зборнѣй церкви и предълежащим честнымъ крестомъ и харотьею сею храните же все еже есть написано на ней и не преступати от того ничто же; а оже переступіть се от страны нашея, или князь или инъ кто, или крещенъ или не крѣщенъ, да не имать от Бога помощи и да будутъ рабі в сии вѣкъ и в будущии и да заколенъ будеть своимъ оружьемъ; а не крѣщении Русь да полагають щиты своя, и мечи свои нагы, и обручи своя и прочая оружья и да клѣнуться о всем и яже суть написана на харотьи сеи.

А когда немного дальше опять упомянуто о возможности неисполненія клятвы сказано уже о богѣ язычниковъ: да будет клятъ от Бога и от Перуна.

По совершеніи этой клятвы, въ свою очередь, послы имп. Романа отправляются къ Игорю въ Кіевъ, гдѣ происходитъ слѣдующее:

обѣщася Игорь сице створит, и наоутрѣя призва Игорь сли и приде на холъмы кде стояше Перунъ и покладоша оружья своя и щиты и золото и ходи Игорь ротѣ и мужи его и елико поганыя Руси, а христьяную Русь водиша въ церквь святого Ильи яже есть надъ руцьемъ, конѣць Пасыньцѣ бесѣды, и Козаре се бо бѣ соборная церкви (Лейб. Св. Лѣт., стр. 46–7 и „Пов. Вр. Лѣтъ“ тоже изд. стр. 41–42).

Третій договоръ, заключенный Святославомъ въ Болгаріи въ 971, оговоренъ не такъ подробно. Намъ важны лишь слѣдующія слова Святослава:

Кляхся азъ к царямъ Грѣцьскымъ и со мною бояре и Русь вся, да хранимъ правая свѣщания; аще ли от тѣхъ самыхъ и преждереченыхъ не храним, азъ же и со мною, и подо мною, да имѣемъ клятву от Бога, в неже вѣруемъ, в Перуна и въ Волоса, бога скотья; да будем золотѣ яко же золото се и своимъ оружьемъ да иссѣчени будемъ (Лейб. Св. Лѣт., стр. 64 и „Пов. Врем. Лѣтъ“ тоже изд., стр. 61)».

Цит. по изд.: Аничковъ Е.В. Язычество и древняя Русь // Записки Историко-филологическаго факультета Императорскаго С.-Петербургскаго Университета. Часть CXVII. СПб.: Типографiя М.М. Стасюлевича, 1914. С. 308–310.

И далее — в главе ХV «Многобожіе» — читаем следующее:

«Нѣкоторый свѣтъ на многобожіе славянъ должны бросить свѣдѣнія о починаніи [почитанiи(?), — прим. В.] домашнихъ и племенныхъ божковъ у сосѣднихъ финновъ. Уже много разъ указывалось на то, что финскіе племена сохранили до нашихъ дней древнѣйшіе формы повѣрій, обрядовъ и легендъ, когда-то общихъ у нихъ съ сосѣдними славянами. Русскіе ученые неоднократно обращались къ даннымъ современнаго фальклора нашихъ сѣверо-восточныхъ инородцевъ, ища у нихъ древнѣйшихъ формъ религіи, быта и поэзіи нашихъ предковъ. Въ свою очередь — и это теченіе усиливается за это послѣднее время — германисты тоже ищутъ у финновъ отраженій древнихъ вѣрованій по преимуществу скандинавскихъ.

Пользоваться данными язычества угро-финскихъ племенъ тѣмъ болѣе правильно съ методологической точки зрѣнія, что уже давнымъ давно найдены у нихъ признаки вѣры въ общихъ чертахъ близкой той, что представлена мною въ настоящей работѣ. И у нихъ широко распространены священныя рощи и священные деревья, священные камни, и источники, т.е. какъ разъ все то, что такъ упорно бичуютъ проповѣди и статьи кормчаго характера (о почитаніи лѣсовъ и деревьевъ, камней и источниковъ у угро-финновъ см. Castren. Vorlesungen über die Finnische Mythologie. St. Petersburg 1853, ss. 193–231). Близость древнеславянскаго волхвованія съ шаманами и кудесниками угро-финновъ уже была оговорена. Угро-финны такъ же, какъ это сдѣлалъ Владимиръ, ставили свои капища на горахъ (Castren. l. c. s. 205–207; J. Abercromby The Pre-and-Protohistoric Finns. London 1898, v. I pp. 163–164), а если такъ настаиваютъ „новые люди“ временъ Ярослава, что именно на горахъ появились церкви и кресты, гдѣ раньте были капища, очевидно, что Владимиръ, поставивъ своего Перуна на горѣ, слѣдовалъ установленному обычаю. Капища лопарей и керемети черемисовъ, чувашей, мордвы и вотяковъ почти точка въ точку совпадаютъ съ тѣмъ, что мы знаемъ о древне славянскихъ мѣстахъ культовъ и жертвоприношеній и въ частности того, что видѣлъ Ибнъ-Фадланъ. Также кругъ, обнесенный деревьями или столбами, также главный богъ посерединѣ, а вокругъ болѣе мелкіе, которыхъ ставятъ въ родственную связь съ главнымъ богомъ (Castren. l. с. SS. 213–215; ср. Wolf von Unwerth. Unterzuhungen über Totenkult und Odinnverehrung bei Nordgermanen und Lappen. Breslau 1911 (Germanische Abhandlungen. Heft 37) SS. 13 u f.).

Любопытное описаніе самаго изготовленія мелкихъ деревянныхъ идоловъ приводитъ Кастренъ. Кастренъ говоритъ, что „сейда“ лопарей дѣлалась изъ комля дерева съ корнями повернутыми вверхъ или даже сохраненными въ обычномъ положеніи такъ, чтобы получилась человѣческая фигура (Castren. l. c. s. 203). Эта подробность дорога своей аналогіей съ приведеннымъ только что библейскимъ описаніемъ возникновенія идоловъ изъ древа-и-огне-поклонничества. Тутъ очевидно не только чисто механическій пріемъ первобытной скульптуры. Конечно при обиліи лѣсовъ для всякаго деревяннаго издѣлія искусство ваятеля въ значительной степени сводится къ тому, чтобъ найти въ лѣсу подходящее для данныхъ цѣлей дерево. Еще на моей памяти крестьяне ходили въ лѣсъ „найти“ луковедь или вилы. Такъ и говорили „найти“, потому что отдѣлка проста, когда подходитъ для луковеди или вилъ срубленная береза. При изготовленіи божка дѣло очевидно обстоитъ сложнѣе, но библейское указаніе едвали оставляетъ сомнѣніе въ томъ, что лишь особое, само по себѣ священное дерево или дерево, освященное либо обоготворяемымъ само по себѣ, либо жертвеннымъ огнемъ, таило въ своихъ корняхъ изображеніе бога. Иначе говоря, и тутъ божка гораздо болѣе „находили“, чѣмъ изготовляли. Идолъ не былъ тогда и изображеніемъ, а самымъ тѣмъ богомъ, какого представляло собою дерево.

Эти замѣчанія и подводятъ насъ къ разсмотрѣнію интереснаго извѣстія изъ приведеннаго выше толкованія на „Слово о законѣ и благодати“, что язычники скрыли въ пещерахъ свои кумиры во время крещенія. Если мой домыселъ, что авторъ этого толкованія дѣлаетъ намеки на крещеніе кіевлянъ при Владимирѣ правиленъ, не разумѣетъ ли онъ кіевскія пещеры, т.е. то самое мѣсто, гдѣ возникла Кіево-Печерская обитель?

Происхожденіе Печеръ около Кіева довольно загадочно. Въ составленномъ Несторомъ „Сказаніи что ради прозвася Печерьской монастырь“ говорится такъ объ преп. Антоніи: „пріиде на холмъ, идѣже бѣ Иларионъ печерьку ископа малу, и възлюби мѣсто то и вселися в немъ“. И далѣе: „собрася братіи к нему яко числомъ 12. К нему же и Ѳеодосій пришедъ, пострижеся. И ископаша печеру велику, и церковь, и кѣліи яже суть и до сего дни въ печере подъ вѣтхимъ монастыремъ“ (Патерикъ Кіевскаго Печерскаго Монастыря. СПб. 1811 г. (Изд. Археограф. Комм.). Стр. 12–13). Такимъ образомъ надо думать, что начало пещерамъ положилъ Илларіонъ впослѣдствіи первый русскій митрополитъ Кіева, и дѣло его продолжали Антоній и Ѳеодосій. Однако вѣдь пещеры были не только тамъ, гдѣ они сохранились и до настоящаго времени. Въ Зарубчемъ монастырѣ нѣсколько ниже по теченію Днѣпра нѣкогда тоже были пещеры (Срезн. Свѣд. и Зам. т. I, VII стр. 56–57 1-го вып.), что заставляетъ усумниться въ починѣ Илларіона и преп. Антонія и Ѳеодосія. И во вставкѣ изъ Патерика, вошедшей въ лѣтопись, о пещерѣ Илларіона не сказано вовсе. Тамъ сообщается, что Илларіонъ облюбовалъ лѣсъ на кіевскихъ горахъ, ходилъ туда молиться и построилъ тамъ избу (Шахм. Раз. текстъ). Мало этого; въ томъ же самомъ Сказаніи Нестора, вошедшемъ въ Патерикъ нѣсколько выше предполагается совершенно иное происхожденіе пещеръ; соотвѣтственно этому иныя подробности и прибытія преп. Антонія въ Кіевъ: „Антоніе же отъиде въ Русію. И пріиде въ градъ Кіевь, и мысляше, гдѣ пребыти. И походя по монастыремъ, и не възлюби ни въ единомъ же гдѣ бы жительствовати: Богу не волящу. И нача ходити по дебремъ и по горамь и по всемъ мѣстомь. И на Брестовое пріиде: и обрете печеру и вселися в ню, юже бѣ ископали варязи, — и в ней пребысть въ велицемъ въздержаніи“ (Патерикъ Кіевск. Печ. Мон. Тоже изд. стр. 12). [Ср., напр., у М.В. Ломоносова: „Проходя Славенскими и Чудскими областями, Варяги особливое пристанище и жительство изобрали въ Кïевѣ, и сокровища прятали въ тамошнихъ пещерахъ, еще за долго прежде созданïя монастыря Печерскаго (Патерикъ Печ. въ житïи св. Феодора и Вас[илïя])“

Цит. по изд.: Древняя Россїйская Исторїя отъ начáла Россїйскаго Народа до кончины Великаго Князя Ярослава Перваго или до 1054 года, сочиненная Михайломъ Ломоносовымъ. Въ Санктпетербургѣ: При Императорской Академїи Наукъ, 1766. С. 42. — Прим. В.

Послѣднее извѣстіе, т.е., что пещеры существовали раньше, и возникшій тутъ монастырь лишь воспользовался ими, несомнѣнно правдоподобнѣе. Это подтверждается извѣстіемъ толкованія на „Слово о законѣ и благодати“, при чемъ мы находимъ здѣсь объясненіе, какъ того, почему и для какой цѣли были вырыты пещеры въ языческую пору, такъ и самаго стремленія именно на этомъ мѣстѣ основать обитель, какъ оплотъ Христовой вѣры. Нѣкогда въ этихъ пещерахъ расположенныхъ, какъ мы видѣли, подъ священной рощей, хранились языческія святыни, и вотъ совершенно такъ же, какъ горы и холмы, на которыхъ высились капища, очищало отъ скверны христіанство повергая идоловъ, и водружая на мѣсто ихъ кресты и церкви, а въ пещеры проникли иноки; они боролись здѣсь со злымъ духомъ, неустанно искушавшимъ ихъ преданность новой вѣрѣ. <...>

Мы видѣли, что ихъ [угро-финскихъ народностей] идолы стоятъ на холмахъ и другихъ высокихъ мѣстахъ, въ священныхъ рощахъ, у источниковъ. Въ Финляндіи и Норвегіи ихъ признаки найдены на горахъ и у водопадовъ (Castren. l. с. S. 266; Wolf v. Unwerth, l. с. SS. 13–16). Тутъ важное совпаденіе съ условіями той мѣстности, гдѣ находится Кiево-Печерская Лавра.

Новый свѣтъ проливаетъ то обстоятельство, что у угро-финовъ широко было распространено обыкновеніе своихъ домашнихъ божковъ держать въ закрытыхъ мѣстахъ, скрывая ихъ отъ глазъ, какъ чужихъ, такъ и женщинъ, которымъ не дозволялось приближаться къ капищамъ (Castren. l. с. SS. 209–219; Abercromby l. с. pp. 162–173). Въ домахъ ихъ держатъ иногда въ корзинахъ (Abercromby, l. с. p. 164). Всего вѣроятнѣе въ тѣсной связи съ этими предосторожностями мѣста культовъ, гдѣ боги стояли открыто для всѣхъ, и представляли собою во всѣхъ подробностяхъ какъ разъ такое географическое мѣстоположеніе, какъ занятое иноками мѣсто около Кіева. Одинъ норвежскій миссіонеръ еще въ XVIII в. видѣлъ у лопарей капище, разположенное на горѣ, гдѣ стоялъ каменный идолъ, которому приносились жертвы, а кромѣ того внизу, подъ нимъ въ горѣ были вырыты пещеры и тамъ тоже приносились жертвы (Hammond. Den Nordiske Missionshistorie S. 737–739, приведено у Wolf v. Unwerth’а l. c. S. 10). Такіе холмы съ пещерами широко распространены по всей области угро-финскихъ языческихъ древностей; ихъ зовутъ saiwo или passe-warek; надъ ними и ставятся „сторьюнкары“. Пещеры или гробницы подъ saiwo или passe-warek толкуются современными изслѣдователями, какъ таинственныя гробницы предковъ, особенно славно и угождая богамъ прожившихъ свою жизнь. Тутъ помѣщался земной рай блаженныхъ (таково мнѣніе Wolf v. Unwerth’а, что согласно съ замысломъ его книги, выдвигающей почитаніе предковъ, какъ основной принципъ всей религіозной жизни языческихъ народовъ сѣвера). Мнѣ однако особенно цѣнно такое замѣчаніе объ этихъ saiwo или passe-warik, которое находится въ извѣстной книгѣ XVII в. Шеффера „Lapponia“. Тамъ сказано, что кромѣ каменныхъ изображеній (storjunkar) у лапарей было еще много божковъ, выточенныхъ изъ березы: „изъ этого дерева, говоритъ Шефферъ, они изготовляютъ множество божковъ во время жертвоприношеній, и когда они покончатъ съ этимъ дѣломъ, они сохраняютъ идоловъ въ пещерѣ у какого либо холма“ (приведено въ статьѣ D. Mac Ritchie. Idol-worship among the arctic Races of Europe and Asia, въ Transact. of the 3d Congr. f. the H. of Rel. I, 41. Макъ-Ритчи ссылается на англійское изданіе „Lapponia“ Oxford 1674). Я подчеркнулъ послѣднія слова, потому что они представляются мнѣ ключемъ, къ пониманію бѣглыхъ намековъ изъ толкованій на „Слово о законѣ и благодати“, касающихся, какъ я старался показать, прошлаго Кіево-Печерской Обители.

Въ самомъ дѣлѣ. И лѣтопись, и Патерикъ говорятъ намъ, что на горѣ стояло капище и мѣсто это занялъ Илларіонъ, избравъ его мѣстомъ молитвы. Вѣрнѣе всего гора была покрыта священнымъ лѣсомъ. Внутри горы находились пещеры, и изъ Патерика мы знаемъ, что ихъ звали Варяжскимъ покложаемъ; занявъ эти пещеры монахи и нашли тамъ латинскіе сосуды. Стоитъ только присоединить къ этимъ совершенно достовѣрнымъ извѣстіямъ еще то, согласно которому язычники Кіева прятали въ пещеры своихъ деревянныхъ божковъ, и мы получимъ полное описаніе капища отвѣчающаго по своему устройству, какъ географическому, такъ н архитектурному, угро-финскимъ мѣстамъ культа, т.е., — посколько установлена близость угро-финскихъ и варяжскихъ религіозныхъ древностей — и варяжскую saiwo со sorjunkar’омъ на верху горы и пещерами подъ нимъ, куда прячутся деревянные маленькіе идолы.
Мы можемъ подвести теперь итоги многобожію славянъ-язычниковъ.

У нихъ было множество мелкихъ домашнихъ идоловъ, происхожденіе которыхъ объясняется въ связи съ древопоклонствомъ и огнепоклонствомъ. Обращаю вниманіе на то, что Шефферъ категорически говоритъ объ изготовлеиіи идоловъ во время жертвоприношенія, т.е. очевидно изъ священнаго или освященнаго жертвой дерева, какъ разъ такъ, какъ повѣствуетъ о томъ приведенное выше библейское извѣстіе. Деревянныхъ идоловъ каждая семья-общнна держала подобно воршудамъ современныхъ инородцевъ сѣверо-восточной Россіи и Сибири, въ скрытыхъ мѣстахъ. Такихъ идоловъ вѣроятно брали съ собою и въ походы, и торговыя предпріятія. Трудно сказать, въ какой мѣрѣ, — и у другихъ языческихъ народовъ этого прослѣдить до сихъ поръ не удалось.

797

Поиск

Журнал Родноверие