Иванов день — 24 июня (у восточнославянских народов Иван Купала, или просто Купала) широко отмечался всеми европейскими народами. Это один из важнейших народных годовых праздников.
О значении, придававшемся ему, свидетельствует хотя бы то, что во Франции ивановский костер зажигал сам король. У всех европейских народов основные элементы ивановского ритуала были одни и те же, что свидетельствует об его весьма древней основе. Повсюду праздник справлялся ночью, обязательно жгли костры, пели и плясали вокруг них, прыгали через них, купались или обливались водой, плели венки, собирали травы. Новое же название (иванов, янов день) этот древний праздник получил с распространением христианства, когда он был приурочен к дню Иоанна Крестителя (1).
При крещении Иоанном крестителем крещаемым не просто смачивали голову, их окунали в реку. В церковной сфере раскаяние в грехах и отпущение грехов считаются очистительной купелью для души. Теми же свойствами обладает вода и в праздник Купалы. В данном случае произошла контаминация, наложение одного праздника на другой: в умах слилось два верования – христианское воззрение на воду, с поверьями, унаследованными от далеких предков (2). (Отсюда и распространенное у славянских народов второе название праздника: Иван день — у сербов, Еньов ден — у болгар, Святой Ян — у чехов, поляков, частично у белорусов и Иванов день — у русских). Из церковных поучительных "Слов", направленных на обличение "языческого баснословия", до нас дошли и первые сведения о праздновании Купалы.
Об "еллинском бесновании", "нощном плещевании" на празднике Купалы говорится и в "Стоглаве" (1551) . Примечательно, что здесь уже сделана попытка провести параллель, как-то сблизить между собой празднование Иванова дня и зимние святки: "Роусалие о Иоаннове дни и в навечерие Рождества Христова и Богоявление сходятся муже и девицы на нощное плещевание и на бесчинный говор, и Há бесовские песни, и на-плясание^ и на скакание, и на богомерзкие дела. И егда нощь мимоходит, тогда отходят к реце с великим кричанием, аки беснии, и омываются водой".
Из приведенных нами обличительных слов и соборных ответов явствует, что в купальскую ночь собирали травы, возжигали костры, обливались водой, исполняли под "гудение струнное" и "плещевание" особые песни, и было "отрокам и мужем великое падение". Особенно в них подчеркивается близость с "еялинскими беснованиями", однако совершенно не упоминается о том, в честь кого или чего совершается купальский праздник.
И в послании псковского игумена Памфилия, и в "Стоглаве" лишь кратко констатируется: "кумирское празднование", "сатана красуется", "бесовские песни, потехи". Между тем, в Ипатьевской летописи (1262) рассказывается о событиях "накануне Ивана дня на самые купалья", а в западно-русских актах (1350 и 1396 гг.) говорится: "до Ийана дни — до Купал", "перед Купалы св.Ивана", т.е. как термин обозначения определенных сроков употреблялся в юго-западной России вполне официально. Предположение о том, что Купало какое-то божество, и праздник устраивается в его честь, появляется уже в ХVII в. в так называемой Густынской летописи: "Купало, якоже мню, бяше бог обилия, якоже у Еллин Церес (Церера), ему же безумный за обилие благодарение приношаху в то время, егда имяше нас тати жатва".
Об этом же говорится и в "Синопсисе" И.Гизеля. И Густынская летопись, и "Синопсис" в качестве основного источника использовали Kroniku Litewsku М. Стрыйковского.
Однако, сам М. Стрыйковский словом “kupala” называет народные празднества, которые начинаются с 25 мая и длятся до 25 июня, причём Купала является олицетворением летнего празднества, так же как Коляда зимнего. Можно предположить, что на Севере России и в центре это слово постепенно забывалось, и поэтому “Стоглав” даёт близкий к слову “Купалия” термин “Русалия”.
Интересные сведения о купальницкой ярмарке, проходившей накануне праздника Владимирской божьей матери, приводит бытоописатёль и историк г. Переславль-Залесского П.Плишкин;
"В сем месте до просвещения св. крещением был идол Купало, которому жители вместо божества поклонялись и приносили жертвы; по просвещении же хотя идол тот был испровержен, но жители и до ныне еще название купальницы имеют в употреблении к немалому своему стыду"
Примечательно, что в разных местах России замена древнего культа происходила по разному, в одних случаях праздником св.Агриппины, в другом — Владимирской божьей матери. Характерно, что в том и другом случае осталось в народной памяти и другое название — купальница. О Купало, как о женской богине плодородия, писал в начале XIX в. харьковский ученый Г.П.Успенский, при этом он исходил из украинских песен, в которых чаще всего обращаются к Купале с просьбами об удачном урожае.
Примечательно, что в области этимологии само слово "купала" на новом этапе развития науки получает иное толкование, нежели у Ф.И.Буслаева. Анализируя русские летописи и договорные грамоты литовских и русских князей, А.Н.Соболевский пришел к очень важному выводу о том, что слова "купалы", "купании" были обозначением древнего праздника. Свой анализ он подкрепил ссылками на украинские и белорусские песни, в которых возгласы "Купалы на Ивана", "Ой, рана, рана на Купала", "сення Купала, а заутра Яно” стали своеобразными припевами . Позднее семантика этого слова была утрачена и "купалой" стали называть костер (в Белоруссии до сих пор бытует выражение "класти купалу", т.е. праздновать этот день и зажигать костры,* ветку в женской одежде*, а купалками-девушек, участниц игр и забав молодежи, "Дзевкой Купалой" — предводительницу этих игр. В качестве эпитета это слово прикрепилось и к имени Иоанна Крестителя. (Очевидно, автор Густынской летописи, а вслед за ним и исследователи ХVIII-ХIХ вв. "видели" в "Купале" божество в силу нерасчлененности понятий — Купала, костер, ветка, девушка-Купалка — и к тому же сам песенный образ Купалы, как обобщенное представление о расцветающей земле, давал к этому некоторые основания).
Наш сравнительно-поэтический анализ текстов, входящих в состав весенне-летнего цикла, основывается на данных советской и дореволюционной науки. Без учета этих данных подобный анализ теряет полноту и убедительность. В украинских, белорусских и русских песнях к Купале часто обращаются с просьбой о хорошем урожае, о приплоде скота, об удачном замужестве. Ее прихода ждут, к нему тщательно готовятся, и сам день Купалий изображается как главный праздник в году.
Особенно ярко и красочно выписан образ Купалы в белорусских песнях, очевидно,сохранивших его наиболее архаичные черты:
шла Купала сялом, сялом, Свяцила ночка агнем, агнем, Пляла вяночки шауком, шауком, Слыла Купалка цяплом, дабром, Славу Купала паем, паем'
Это прославление прихода Купалы сохранилось и в единичных записях обрядового обхода дворов у русских крестьян Смоленской области: Купала бывала У Ваньки на дворе, У Домны в тереме. Простая ты, Домна, Неси кулаги, Неси кулаги! Зароди, боже, Чистое жито!
Как отмечают литовские исследователи, купальские песни "куполине", ведут свое название от цветка куполис, который символизирует расцвет растительности, а не купание или крещение.
Видимо и сам образ Купалы возникает в обрядовой поэзии восточных славян как персонификация этого расцвета, его зримое воплощение. В купальских песнях Купала с "окликалыциками" приходит во двор к хозяевам, от ее имени девушки желают обильного урожая, достатка в доме, скорейшего замужества; ее с почетом принимают в красном углу, сажают "на покуце, на золоце";
Приехала Купальночка у село, Да пытаетца об тых воротейхах: "Чаму то золотым замком замкнены, Да китайкою завешены?" Одказала ей Марысенька, красна; "Я то для Купальночки прибрала„ Золотой замочек отчиню, Дорогую китайку одхилю, Да тебе, Купальночка, упущу, Зеленым вином прыйму, Пшеничным пивом упою, А белым сыром накормлю?. Нередко в песнях к Купале обращаются с вопросами: "Гдзе ж ты была, Купалочка? — У сяле была, Иваничка! Гдзе ж ты сидзела, Купалочка? — На покуце, на золоце! Щто ж ты ела, Купалочка? — Ела кашу рыжовую?" Об обрядовом угощении, предназначенном для Купалы говорится и в русских, и украинских песнях.
Не случайно в купальской поэзии таким устойчивым мотивом является сам мотив утопления, гибели в воде. Символика брака как переправы через реку, гибели героев, топления, детально рассмотренная А.А.Потебней, видимо, имеет более древнюю основу и нуждается в уточнениях.Само обращение в Купале, у которой дочки доросли, т.е. на выданье, в купальских песнях вполне оправдано и закономерно: это девичий праздник, подготавливавший девушек к будущему замужеству, материнству, и, естественно, девушки стремились заручиться поддержкой, помощью каких-то неведомых сил.
Сравнение образа Купалы с другими антропоморфнами образами земледельческого календаря показывает, что в основе их создания лежат представления, связанные с плодородием земли, с будущим урожаем. Отсюда и близость функций обрвдов.В многочисленных весенних закличках к Весне обращаются: "Весна красна, На чем пришла? — На жердочке, На бороздочке, На овсяном колосочке, на пшеничном пирожочке". Так же обращаются и к Купале: Пресвятая мать Купальница, Ты на чем приехала? — На овсяном зернушке, На пшеничном пирожке. Вряд ли подобное сходство может быть объяснено простым совпадением или заимствованием. В песнях Купальница называется "Школы племянницей", подруженькой девушек. К Весне так же, как к Купале, обращаются с вопросом, где ее дочка, и ответы здесь имеют очень близкое значение:
Весна моя, Весняночка,
Где твоя дочка Ульяночка (паняночка) у у ууу
Ульяночка?
У....у.. у Она в садочку шиет сорочку^.
(Песня записана в Брянской областей по звуковой организации она очень близка к украинским, белорусским, закличкам). Характерно, что такой же принцип звуковой организации при обрядовом заклинании дождя сохраняется и в купальских песнях: "Ой, дай боже з неба, Ой, чего на треба! У.....у ууу).
Из былой покровительницы, матушки-заступницы, которую с почетом принимают, сажают в красный угол, поют славу (Слыла Купала цяплом, дабром, Славу Купалке паем, паем") она превращается в поздних вариантах в неведомое, страшное существо. Эта трансформация образа обусловлена, с нашей точки зрения, тем, что образ Купалы носит обобщенно-фантастический характер и на позднейших этапах его функциональная роль забывается.
Все вышесказанное позволяет нам сделать следующие выводы:
- Купала — название праздника, которое перешло на мифологический персонаж, получивший в поэзии восточных славян обобщенный характер.
- Образ Купалы возникает как выражение наблюдений земледельцев за сменой времен года, за влияние//влаги, солнца на урожай и является персонификацией расцвета земли. В ней нашли свое отражение и повседневные заботы земледельцев, их стремление заручиться поддержкой неведомых сил.
- Основную роль в празднике купал-купалий играли женщины, т.к. на первых порах развития земледелия им принадлежали доминирующие функции, это и обусловило то, что сам образ Купалы в песнях принимает чисто женские черты (Купала полет, прядет, ткет, белит полотно; выдает замуж дочек).
- С течением времени образ Купалы все больше десемантизируется в силу его забвения и привнесения инородных черт; из матушки-заступницы, родственницы девушек она превращается в существо, враждебное людям, близкое по облику и функциям ведьме (3)
Ссылки на публикации
1. Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX — начало XX в. — М., 1979 .
2. Никольская Т.М. Семиотические аспекты Купальского обряда.
3. В. А. Смирнов. Купальская обрядовая поэзия восточных славян. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 1978г.
