По данным ЭССЯ, *mara – «трудное слово. Наиболее известны две различные его интерпретации.

Согласно одной, русск., польск. толкуется как аблаут к *mora (см. цслав. мора ‘maga’ и др. слав. соответствия со значениями ‘кошмар, удушье; колдунья, ведьма’), далее – к др.-исл., др.-англ., др.-в.-нем. mara ‘кошмар, удушье’ (так I. Franck <...>, против Solmen <...>).

Шустер-Шевц также считает *mara интерпретируемое как *mōra к *mŏra, восходящим к гнезду *merti, *morъ и имеющим те же германские соответствия. Ф. Славский отвергает предлагаемую Младеновым версию относительно связи болг. марá ‘налягане на сън’ с морá (к праслав. *merti, *morъ), считая ее семантически неправдоподобной.

Однако преобладающей в настоящее время, по-видимому, является другая гипотеза, согласно которой *mara считается производным с суф. *-rā- от того же корня *ma-, от которого образованы *mamъ (см.), см.; *manъ (см.), см. (<и.-е. *mā- ‘махать рукой, кивать украдкой; морочить, обманывать, колдовать’)»

Слово *mora сближают с «др.-сев., др.-в.-нем., др.-англ. mara ‘кошмар, привидение’, нов.-в.-нем. Mahr ‘ночное удушье’»

(Berneker, Преображенский, Фасмер, Machek, Bezlaj), Брюкнер «против сопоставлений как с mara, так и с mór».

Франк допускает связь со ст.-слав. мара, польск. mara и др. на основе чередования гласных.

«Это мнение разделяет и Шустер- Шевц, который принимает далее родство данных слов с праслав. *mor ‘смерть’»

Попытку ревизии этимологических версий данных слов предприняли сербские ученые М. Белетич и А. Лома в докладе на конференции «Этнолингвистика. Ономастика. Этимология» (Екатеринбург, 2012 г.; Белетич–Лома 2012).

Они рассмотрели существующие до сих пор этимологии, в которых эти корни объединялись или разводились по разным этимологическим гнездам;

проанализировали первые свидетельства с упоминанием этих слов и некоторые древние фольклорно-мифологические представления о персонаже с этим именем; привели параллели Море/Маре в индоевропейской традиции; обратили внимание на связь исследуемого персонажа с культом мертвых, а также на параллелизм названий мифологического персонажа и божьей коровки.

Авторы пришли к убедительному выводу, что «кажущееся смешение омонимичных корней на самом деле является отражением древней полисемии» и принимают, вслед за В. Н. Топоровым, реконструкцию «для определенного периода и.-е. праязыка единое гнездо *mer-», в которое включают корни *mer- ‘умирать’ (из значения ‘исчезать’, отраженного в хеттском), *(s)mer- ‘наделять’, *ma- < meH2- ‘махать’, (H)merH- ‘сверкать’.

Данные славянской народной демонологии не противоречат такому выводу, скорее, подкрепляют его.

На обширных территориях, населенных славянскими народами, корни mar-/mor- в поверьях, быличках, в народной фразеологии имеют разные значения, которые, однако, логически взаимосвязаны и взаимно мотивированы:

"марево, видение"

"привидение, дух"

"дух, который давит во сне"

"страшный сон, кошмар"

"ночное удушье, приписываемое колдовству"

"колдунья, вызывающая кошмары"

"вампир"

"боль и злое существо, вызывающее эту боль"

"невидимое женское существо"

"давление, беда, зло"

‘чума, эпидемия, мор’.

Все многообразие славянских демонов, называемых именами mara и mora и их производными, в целом сводимы к единому образу со следующими характерными признаками: неопределенное (бесформенное, невидимое) существо, появляющееся ночью, наваливающееся во сне, давящее (душащее) людей, часто приводящее к смерти.

Вариации и/или развитие этого основного комплекса значений реализованы в направлениях: ‘болезнь’, в том числе ‘болезнь скота’; ‘ведьма’, также в ипостаси ‘ночная бабочка’; ‘ночной кошмар’; ‘домовой дух’; ‘душа «нечистого (заложного)» покойника’, ‘вампир’ (хотя возможно и обратное направление мотивации: ‘болезнь’, ‘ночной кошмар’ > персонаж, вызывающий эту болезнь).

Основная тема в значении конкретных персонажей – ‘смерть’.

Плодотворность привлечения этнографического материала при ис- следовании мифонимов можно проиллюстрировать примером описания однокоренного с mara/mora имени Марены/Морены, чучела, куклы, наряжаемой и уничтожаемой на масленицу или Ивана Купалу.

Варианты ее имени объединены в одну статью *marěna I/*morěna; для них «наиболее вероятным представляется толкование в связи с слав. гнездом *mer- ‘умирать’, см. *merti, *mьrǫ, *morъ ‘умирать; смерть, мор’ (< и.-е. *mer-, merə ‘умирать’), причем, очевидно, *morěna > *marěna (o > a, удлинение).

Показательно, что в чешских говорах синонимами слов mařena, mořena служат smrť, smrtnica, smrtelnička, smrtolka, smrtka <...> см. еще польск. диал. mór = marzana ...»

В том числе для рус. кикиморы, которая «прядет» оставленную хозяйкой без благословения пряжу, но не прядет, а только рвет нитки, пачкает и оплевывает работу.

В мифологическом смысле нить – символ человеческой жизни, полотно – символ жизненного пути, одежда – символ и заместитель в обрядах самого человека; по- этому поговорка «От кикиморы рубахи не дождешься» вполне вписывается в мифологическую символику смерти.

М. Валенцова : этнолингвистический комментарий к этимологии слов мара и упырь

Поиск

Журнал Родноверие