Верования наших предков привлекают внимание многих своими темными и пугающими сторонами. И несмотря на то, что индоевропейское понимание божественности исходит из образов света, ясности, явности, видения и озарения, это вполне понятно, ведь мы живем в мире, где свет экранов и неоновых ламп заменил свет неба, свет солнца, свет огня и молнии, где повседневный свет все реже озаряет и являет и все чаще слепит и обманывает.

Тем не менее, в расхожий образ мифической тьмы в современном понимании смешались два разнородных горизонта архаической индоевропейской мифопоэтики – тьма как хаос и тьма как темный аспект высшей божественности. В немалой степени это смешение укрепилось благодаря теории основного мифа В.Н. Топорова и В.В. Иванова, отождествлявших демонического Змея, побежденного в индоевропейском мифе Громовержцем со славянским богом Велесом.

Таким образом. следует отделить одно от другого и выявить их отличие в общем контексте мифологии и мировоззрения наших предков.

Ч.1. Змей (*Ngwi)

Центральным понятием индоевропейской мифопоэтики является космический закон (*hrtos-) – Rta Вед, Arta/Aša у персов, Wyrd/Urdr у германцев и т.д. Греческое по происхождению слово гармония так же родственно к праиндоевропейскому корню *hrtos-. Здесь необходимо отослать к кругу представлений, разобранных более глубоко в статье «Введение в индоевропейскую мифопоэтику». По сути, космический закон является сущностной должностью мироздания, его осью, тождеством истины, бытия и сакральности. В индоевропейских языках есть стойкая, повсеместная и из раза в раз повторяющаяся связь между существованием (*hes-) и истиной (*hsont-): истинно то, что существует, а существующее существует истинно – как скр. satya (истина), происходящее от sat (существующий). А действительно, по-настоящему существующим для архаического человека, как не раз отмечал М. Элиаде, является лишь то, что причастно сакральному порядку, коим и является космический закон (*hrtos-). Непричастное ему является по сути не настоящим, проходящим и прошедшим, но не существующим, не бывшим.

Мифологически противостоящей космическому закону силой является то, что Элиаде обозначил как противостоящий космосу хаос. В индоевропейском мифе его воплощением является Змей, сокрушенный в бою Громовержцем. Согласно индоевропеистам Д. Энтони и Б. Линкольну, имя Змея — *Ngwi- — есть ни что иное как корень отрицания (тот же, что в лат. negatio), а имя Змея, таким образом, – Ничтожение.

Присущие ведийскому громовержцу Индре satya (истина) и Rta (причастность космическому закону) противостоят присущим змею Вритре asatya (не-истине) и anrta (противность космическому закону, противоестественность). Настолько же твердым как отождествление истины и бытия в индоевропейской мифопоэтике является отождествление лжи и небытия, не-существования. В санскрите sat означает и истинность и бытие, а его отрицание asat – неистинность, небытие, ложность. Восстающий против Истины, против Бытия, против Сакральности Змей есть неминуемым образом Ложь, Ничтожение и Скверна (в смысле святотатство, sacrilegia). Именно в этом смысле он и представляет из себя тьму как противоположность свету, как нечто уводящее из ясности и поглощающее.

Наши современники (возможно, под влиянием теории хаоса из математики, где слово «хаос» попросту используется в ином значении) в обыденной речи понимают хаос как нечто превосходящее порядок, то, частным случаем чего порядок и является. Это не соответствует пониманию древних: хаос противоположен космическому закону не в том смысле, что он ему не подчинен — ведь космическому закону подчинено все, и даже хаос — но в том смысле что он против него восстает и борется, при этом борется тщетно, ведь Громовержец справедливо сокрушает его. В архаическом горизонте порядок не есть частный случай хаоса, но хаос – частный случай порядка, нарушение порядка, приводимое назад к порядку посредством кары.

Также современный человек склонен схватывать хаос как некую естественность, тотальность буйственных бытийных состояний и свободу в противоположность насильственному и палочному порядку. Для архаики картина опять противоположна: гармония, естественность и непринужденность мироздания, его подлинность – это как раз *hrtos, космический закон, в то время как именно противостоящий ему хаос является неподлинностью, противоестественностью и несвободой – именно поэтому Змей пленяет, заточает, угоняет в рабство, а Громовержец рассеивает, освобождает, воздает и возвращает.

Если, в русле взглядов Мирчи Элиаде, рассматривать мироздание как поле боя космоса и хаоса, то это поле, переходя от Змея к богам, от хаоса к космосу, переходит от не-бытия и не-истины к бытию и истине, и именно потому победа богов над хаосом мыслится как космогония. Потому же эсхатон мыслится как восстание Змея против деяния богов. Он наступает даже не вследствие восстания Змея: Змей и эсхатон – эсхатон как ничтожение (*ngwi-) мира – это, по сути, одно и то же. Путь космоса от космогонии к эсхатону, его распад и разложение — это и есть восстание Змея против богов. Прямо говоря, демифологизация, «расколдование», секуляризация, буйство хаотической нью-эйдж религиозности, постмодернистская дезинтеграция культуры и та железная тюрьма со всеми ее иллюзиями и всей ее неподлинностью, в которую современный человек был постепенно заключен тысячелетиями цивилизации – это и есть явление Змея, явление Ничтожения и Лжи.

Ч.2 Велес (*Welnos)

В то же время нельзя забывать, что само саркальное является амбивалентным — сакральное так же бывает в некотором смысле темным. В своей книге «Митра-Варуна» великий индоевропеист Ж. Дюмезиль вскрыл двойственность высшей божественности во взоре индоевропейца. Высшая божественность, божественность «первой функции» являет себя в двух образах, которые Дюмезиль, проводя многочисленные параллели из множества индоевропейских мифологий, обозначает именами богов Ригведы: в образе небесного и светоносного бога верховной царской власти и закона, Митры, и в образе темного экстатического бога магико-космической власти, Варуны. На праиндоевропейском уровне эти образы соотносятся с богом ясного дневного неба и богом темного ночного неба.

К. Кершо в своей монографии «The One-Eyed God: Odin and Indo-Germanic Männerbunde» связывает культ Варуны – и его германского образа, Вотана – с инициатическими ватагами молодых мужчин, *koryos-. Эти мужчины, изгонявшиеся на время из общины, жили в диких местах, принимая на себя образы волков и духов умерших, сами, таким образом, инициатически становясь волчьей стаей и ордой покойников, ведь их бог также является и богом смерти. Ватаги-Männerbunde жили грабежом и угоном скота, и обеспечение удачи внезапного хищного угона скота, удачи разбойничьего нападения – также одна из ролей Варуны-Вотана.

Тут же сразу бростается в глаза сходство высвеченного образа со славянским Велесом, «скотьим богом», которого В. Н. Топоров и В. В. Иванов и отождествляли со Змеем. И действительно, славянскому Велесу в Ведах соответствует именно Варуна. Распространенное теперь соотнесение Велеса с Шивой не выдерживает никакой критики, ведь Шива – бог дравидийского происхождения, не имеющий корней в Ведах и никак не связанный с верованиями наших предков. Ведийский Рудра, на которого часто указывают в связи с Шивой — это иной образ лишь впоследствии слившийся с Шивой, само же слово Śiva имеет однозначно дравидийский корень.

Несмотря на то, что все три имени можно возвести к праиндоевропейскому языку (как *Welnos, *Hwerunos и *Wehtenos, где везде мы, к слову, видим типичное для индоевропейских теонимов окончание *-nos), наиболее древним из них следует признать имя Велеса, чьим возможным когнатом является бриттский бог Веллаун (Vellaunus), именем которого, помимо прочего, названо упомянутое Цезарем племя катувеллаунов, и, с меньшей вероятностью, имя Варуны, которого Ж. Дюмезиль сравнивал с греческим Ураном, что, правда, оспаривалось последующими исследователями и как лингвистическое и как мифологическое сравнение.

Предельно важно отметить, что не смотря на свою темную и экстатическую природу Велес не является воплощением хаоса, не является демоном и однозначно не является побежденным Громовержцем Змеем – в этом с теорией В. В. Иванова и В. Н. Топорова согласиться никак нельзя (не принимают ее и А. Гейштор, М. Иванкович и многие другие исследователи образа Велеса). Варуна Ригведы, при этом, не просто не является образом хаоса, но предстает хранителем rta, космического закона – не Митра, лучезарный бог порядка и верховной власти, но в первую очередь темный экстатический Варуна. В этом смысле роль Варуны в Ригведе куда центральнее и ближе к самому нерву космоса чем даже роль «царя богов», громовержца Индры.

Связывать роль этого темного образа высшей божественности как хранителя космического закона необходимо ни с чем иным как со смыслом мифопоэтики как таковой. Велес-Варуна-Вотан – бог экстатический, и именно поэтому напрямую связанный с мифопоэтикой – Один Эдды одаряет людей медом поэзии, латинское vates – «оракул, поэт, провидец» — индоевропейский когнат прагерманского корня имени Вотана, *wotaz «экстаз, furor poeticus», певец Боян в «Слове о полку Игореве» называется внуком Велеса, а Варуна в некоторых гимнах Ригведы прямо обозначается эпитетом kavi, «поэт». Поэтический экстаз при этом не следует понимать как одержимость или некое слепое бессознательное «медиумическое» состояние – прямо наоборот, он представляет из себя возвышающую инспирацию и предельно ясное видение истины: именно поэтому индоевропейский поэт видит все, «что было, что есть и что будет».

Смыслом мифопоэтики, по удачному выражению С.Ю. Бородая, является поэтическая истина, которая есть ни что иное как раскрытие мироздания как подлинного, правильного, гармоничного и своевременного, как единства истины, бытия и сакральности, невыразимой иначе как поэтическим языком, то есть поэтическое раскрытие *hrtos-, космического закона. При этом поэт в архаическом горизонте ни в коем случае не мыслится как автор или создатель этой поэтической истины – он является лишь провидцем, визионером сумевшим прозреть явленное ему божеством. И именно потому, что Велес есть то божество, что вдохновляет поэта и являет ему поэтическую истину он же является хранителем источника самой поэтической истины – хранителем космического закона. В этом смысле темный бог, предстающий перед нами в разных мифологических системах как Велес, Варуна и Вотан является по сути самым светоносным из светоносных (ведь слово *deiuo-, «бог», происходит от *dei-, «светить», и означает дословно «светоносный») так как именно он высвечивает для человека самое важное и центральное во всем мироздании и в самом человеке – *hrtos-, космический закон.

И именно в этом и заключается выявлявшееся на всем протяжении этого эссе напряжение между двумя темными образами индоевропейской мифопоэтики: если одна Тьма – хаос и Змей – названа Ничтожением (*Ngwi-), являет собой Ложь и скверну, то Тьма вторая – высшая божественная светоносная тьма Велеса-Варуны-Вотана – хранит и являет само средоточие Бытия и Истины.


Упомянутые материалы:

  1. В. Н. Топоров, В. В. Иванов: «Исследования в области славянских древностей»
  2. М. Элиаде: «Священное и мирское»
  3. С. Ю. Бородай: «Об индоевропейском мировидении»
  4. Д. Энтони: «The Horse, the Wheel, and Language: How Bronze-Age Riders from the Eurasian Steppes Shaped the Modern World»
  5. Б. Линкольн: «The Indo-European Myth of Creation»
  6. Б. Линкольн: «The Indo-European Cattle-Raiding Myth»
  7. Ж. Дюмезиль «Mitra-Varuna: An Essay On Two Indo-European Representations of Sovereignty»
  8. К. Кершо «The One-Eyed God: Odin and Indo-Germanic Männerbunde»
  9. Р. Якобсон «Slavic god Velesъ and his Indo-European Cognates»
  10. М. Иванкович «New Insights on Slavic god Volosъ/Velesъ from a Vedic Perspective»

Поиск

Журнал Родноверие