Ничто не проходит бесследно. Бывает, идеи дремлют столетиями, а затем прорастают и дают неожиданные всходы в самых разных областях бытия. Таким временем культурного пробуждения для народов окружающих Балтийское море стали вторая половина 19 — начало 20 веков. Некогда здесь существовало целостное культурно-историческое сообщество со свойственным только ему типом города, в котором ведущую роль играло международное сословие варягов. Таковы наши Новгород, Старая Ладога, западнославянские Аркона, Ретра, датский Хедебю, шведская Бирка и др. Уклад жизни, искусство, религиозно-мифологические взгляды их обитателей эволюционировали в сходном направлении.
Судьба не позволила балтийскому сообществу народов сложиться в самостоятельную цивилизацию. Но богатейшее культурное наследие Северной Европы не пропало. Оно послужило источником вдохновения для движения неоромантизма, возникшего в 1890-е годы и охватившего литературу, музыку, изобразительное искусство, ярко проявившегося в архитектуре. Это движение не могло не затронуть и Петербург, являющийся естественным преемником балтийских традиций России.
Неоромантики в каждой стране живо интересовались национальной историей, фольклором и искусством. Вместе с тем происходило и взаимопроникновение культур. Так, возникшее в зодчестве России особое направление, ориентированное на традицию деревянного рубленого жилища (Р. Ф. Мельцер, особняк на Каменном острове, Петербург, 1904 — 1907 гг.) оказало определенное влияние на сложение финской национальной школы. В свою очередь последняя, впитав архитектурное наследие средневековых крепостей и церквей Финляндии с их нарочитой угрубленностью, сыграла большую роль в формировании “Северного модерна” одного из самых значительных течений русского зодчества начала 20 века, широко представленного в Петербурге. Историософским обоснованием данного направления стала “норманнская теория” образования русского государства.
Российская архитектура рубежа веков в последние годы все больше привлекает внимание исследователей. Появился ряд интересных публикаций, посвященных эпохе эклектики и модерна. Однако, скульптурное обрамление зданий этого периода до сих пор специально не изучалось. А ведь именно в нем должна была отразиться, пожалуй самая характерная сторона неоромантизма — его увлечение мифами и фольклором, будь то скандинавская “Эдда”, германская “Песнь о Нибелунгах”, карело-финская “Калевала”, наконец, восточно-славянские “Былины”.
В связи с этим, у автора данной статьи возникла идея выявить в архитектурном декоре Петербурга образы северноевропейских мифологий, показав, что они занимают там свое место, наряду с широко известными героями античных легенд. Работа в библиотеках убедила меня, что, возможно, до сих пор не существует издания, где подробно было бы представлено скульптурное убранство зданий нашего города периода эклектики и модерна. Столице в подобном отношении повезло больше. В 1987 году издательство “Московский рабочий” выпустило альбом “Наряд московских фасадов”, включивший несколько сот фотографий, собранных энтузиастом старого города А. А. Колмовским. Тем не менее, исследования и атрибуции памятников в альбоме проведено не было.
Итак, решив перенести на родную почву метод Колмовского, я обошел, подобно ему все улицы старого Петербурга, фиксируя наиболее интересные мотивы. Среди них попадались легендарные герои и символы Египта, Греции, Итальянского Возрождения, персонажи, популярные в европейском модерне. Наибольший интерес, в свете нашей темы, вызвали, естественно, образы фольклора Северной Европы. О них и пойдет речь.
Но прежде всего, хотелось бы обрисовать вкратце основные этапы проникновения мифологических сюжетов в лепной декор Петербурга. Начало его фактически совпадает по времени с основанием нашего города.
На формирование петербургской архитектуры в течении всего 18 века первой половины 19 веков ведущее влияние оказывала культура Классицизма и Просвещения с их канонизацией античной мифологии как универсальной системы художественных образов. Более того, формы, восходящие к отличным от античности источникам, до 1830 гг., за единичными исключениями, вообще не допускались на фасады городских сооружений. Неудивительно, что в архитектурном декоре столь внушительное место занимают образы греческих богов и чудесных существ. В основном они связаны с царившим в классицизме культом Разума и персонифицируют светлое, гармоничное (“аполлоническое”) начало. Это, разумеется, сам Аполлон, окружавшие его музы, грифон — священное животное бога (пожалуй, самый распространенный мотив в обрамлении домов, превращенный в элемент орнамента).
Архитекторы и скульпторы Санкт-Петербурга широко обращались также к образу Афины — воплощенной Мудрости (с ней связаны многочисленные лепные головки Медузы Горгоны, изображающие эгиду богини). Часто встречающиеся фигуры атлантов, помимо функциональной роли, содержат в себе и смысловое начало, олицетворяя силы, удерживающие мироздание от хаоса.
Классицизм наложил неповторимый отпечаток на облик нашего города, создав великолепные архитектурные ансамбли. Но он слабо учитывал интересы отдельного человека. Общество постепенно уставало от холодного царства разума. Критическое отношение к классицизму выразил и Н. В. Гоголь, в статье “Об архитектуре нынешнего времени” грезивший о романтико-фантастическом зодчестве.
Параллельно происходили и серьезные сдвиги в социально-экономической сфере, сложнее становилась структура российского общества. Купечество превращалось в торгово-промышленный класс, приобретающий все больший вес в жизни страны.
В области архитектуры это вызвало приход эклектики, предваряющей модерн. А в тематике лепных украшений происходило, своего рода “смещение акцентов”. Аполлона все больше вытеснял Гермес. Его сложный образ, являющийся воплощением обмена, передачи и перехода из одного состояния в другое, как нельзя лучше соответствовал переменам в обществе.
Владельцам новых роскошных особняков пришелся по нраву этот греческий персонаж, которого они несколько узко поняли как бога торговли. Гермес начал завоевывать петербургские фасады, будучи вседа хорошо узнаваем. Еще в эпоху золотого века античности сложился его канонический тип: высокий, стройный юноша (одна из функций бога — покровитель борцов), безбородый, с коротко остриженными курчавыми волосами, в плоском, похожем на тазик шлеме с двумя маленькими крылышками. На ногах Гермеса были крылатые же сандалии, в руках кадуцей — жезл в виде палки, симметрично обвитой двумя змеями.
В лепном декоре эклектики и модерна в Петербурге чаще всего встречаются рельефные изображения лица этого бога, реже объемные скульптурные головы (например, на крыше здания Азовского коммерческого банка — Невский пр. д. 62, архитектор Б. И. Гиршович, 1896 — 1898 гг.). Рядом, на знаменитом доме Елисеева мы можем видеть даже великолепную статую Гермеса, пожалуй, наиболее интересную в городе. Иногда, в качестве элемента рельефа, отдельно используется жезл-кадуцей.
Но, как уже говорилось, Гермес — это бог перехода, трансформации. Не зря в Средневековье он, под римским именем Меркурия связывался со ртутью, которой отводилась исключительно важная роль в алхимических превращениях. И вот, постепенно облик Гермеса на городских фасадах начинает как бы “мутировать”, сквозь него проступают чужие черты. Шлем вырастает, становясь остроконечным, крылья на нем увеличиваются в размерах. Сам образ греческого бога расщепляется на два типа: бородатого мужа со свисающими книзу усами, и женщины с выбивающимися из-под шлема локонами волос. И хотя рядом с ними встречается еще иногда кадуцей, но ясно, что здесь изображен уже не Гермес. Кто же тогда?
Надо сказать, что провести атрибуцию интересующих меня персонажй возможно было лишь гипотетически. В рассматриваемый период (в отличии от эпохи классицизма), выполнение декоративной скульптуры переходит в руки безвестных мастеров. Кроме того, сам размах тогдашнего строительства и в то же время, негативное к нему отношение, долгое время державшееся у нас, создают большие трудности с источниками. Сведения по конкретным домам носят единичный характер и не затрагивают обычно скульптурное убранство. В определении имен архитекторов, времени постройки и назначении зданий большую помощь оказывает справочник “Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины 19 — начала 20 века.”, под общей редакцией Б. М. Кирикова (Спб.: “Пилигрим”, 1986 г.), включающий перечень почти всех домов данного периода. Но определение сюжетов скульптурных изображений автору данной статьи пришлось проводить самому, привлекая различные сведения по мифологии, особенностям рассматриваемой эпохи, пристрастиям архитекторов и заказчиков.
Как уже говорилось, со второй половины 19 века в Европе происходит резкое усиление интереса к мифу, причем в основном неклассическому. Основоположником “неомифологизма” стал Рихард Вагнер. Он создал оперную тетралогию “Кольцо Нибелунга”, в основе которой лежит древнегерманская мифология в ее скандинавском варианте. Вагнер оказал мощное влияние на культурную жизнь Западной Европы. Благодаря его операм общество познакомилось с богами и героями германо-скандинавских легенд, которые композитору представлялись одетыми в шлемы с оперенными крыльями или рогами. (Правда, сейчас установлено, что воины-викинги такие шлемы не носили. Однако, они часто изображали своих богов с рогами или крыльями на голове и такие же шлемы использовали кельты и германцы в более древнюю эпоху).
Самым характерным представителем скандинавской мифологии является Один (герм. Вотан), верховный бог, носитель мудрости, связанной с тайным знанием и поэтическим пророческим даром. Он был также хозяином особого воинского рая — Вальгаллы. В мифах Один часто странствует между мирами, добывая магические предметы. Этот северный бог в значительной степени отождествляется с греческим Гермесом, отличаясь от последнего лишь обладанием верховной властью и военной функцией (тут сказалось своеобразие психологии древних германцев). Поэтому можно с большой долей уверенности предположить, что загадочные мужские лики, о которых говорилось выше, представляют изображения Одина. Разумеется, они в первую очередь появились в Германии, на родине великого композитора. Автор данной статьи сам видел аналогичные изображения в качестве наружного декора оперного театра в Нюрнберге.
Что же касается женских головок в крылатых шлемах, то здесь мы, очевидно, имеем дело с валькириями — воинственными девами, входившими в свиту Одина, даровавшими его волей победу в битве и доставлявшими павших героев в Вальгаллу. В эпосе они нередко становились возлюбленными и женами богатырей.
В России идеи Вагнера и его художественное творчество нашли живой отклик. В связи с этим интересно было бы сравнить появление ликов северных персонажей на фасадах Санкт-Петербурга со временем постановок опер немецкого композитора, прежде всего его “Кольца Нибелунга”, где нордические боги и герои показаны во всем своем великолепии.
Английская набережная 30. Так называемый особняк Мейера. Построен в 1730 г. В 1870-1872 гг. подвергнут перестройке академиком архитектуры К. К. Рахау совместно с Р. Б. Бернгардом. Тогда-то на фасаде и появились: картуши с женскими головками в крылатых шлемах (похожие на юношу Гермеса, но с вьющимися локонами), расположенные в пролетах между окнами, и две склоненные головы мужей с длинными раздвоенными бородами. Необходимо отметить, что данная реконструкция проводилась именно после того, как хозяином особняка стал Эдуард Мориц Мейер — генеральный консул Баварии, и в период мощного роста популярности Рихарда Вагнера, которого с этим немецким государством связывали особые отношения. Король Людвиг Второй был страстным почитателем творчества композитора, окружал себя картинами, изображающими сцены из его опер, носил театральные костюмы. В эти годы в Мюнхене ставились “Золото Рейна” и “Валькирия”. Позднее, в Баварском городе Байройте Вагнер построил свой знаменитый театр-святилище.
В свете изложенного, допустимо предположить, что консул Мейер, не без оглядки на вкусы своего монарха, украсил фасад особняка головами валькирий и, возможно, Одина (бородатые мужи). (Правда, верховный бог германцев и скандинавов не имел правого глаза, но сей прискорбный факт не годился для отображения на фасадах петербургских домов). В таком случае, это одни из самых ранних изображений персонажей нордических легенд в нашем городе (в которых не проявились еще их ярко выраженные черты).
Особняк Мейера является в смысле времени исключением. Остальные изображения появляются позже. (Впервые “Кольцо Нибелунга” было показано в Петербурге на императорской сцене в 1889 г. немецкой труппой. В русской постановке оперы “Валькирия” и “Зигфрид” впервые увидели свет там же в 1898 г. и с той поры и до 1914 г. шли почти непрерывно. Ставилась тетралогия полностью или частями и в других театрах России, кроме того, образованные русские могли видеть ее в Европе и в Германии.)
Салтыкова-Щедрина ул., 4. Здание Александровского комитета о раненых. 1901 г. автор проекта и строитель Н. Д. Цвейберг. Между окнами верхнего этажа располагаются лепные изображения мужских голов. Они выполнены в типично северном, “вагнеровском” стиле: бороды, свисающие книзу усы, крылатые остроконечные шлемы.
Казанская пл. 1 — Плеханова ул. 2. Доходный дом Г. К. Кохендерфера. Перестроен в 1902 г. архитектором Е. И. Гонцкевичем совместно с Г. К. Кохендерфером. Над большим полукруглыым окном верхнего этажа, обращенным в сторону Казанского собора, мы видим крупную женскую голову в шлеме с крыльями дракона или летучей мыши. Возможно, здесь непосредственно и не предполагалаь валькирия, а образ представляет, так сказать, собственную “мифологию“ модерна. Однако, в любом случае, на культуру “нового стиля” большое влияние оказал все тот же Вагнер, так что косвенная связь тут безусловно имеется.
7- ая Красноармейская ул. 5. Доходный дом, 1904 г. Построен архитектором Е. Н. Грушецким. Здесь также видим на фасаде женские головы в крылатых шлемах.
Гороховая ул. 47. Дом Компании для хранения закладных имуществ. Архитектура здания невыразительна, несмотря на несколько перестроек, одну из которых осуществлял П. Ю. Сюзор (автор проекта Дома Компании Зингер). Но, с точки зрения интересующей нас темы, здание представляет настоящую жемчужину.
Фасад первого этажа (отделывался под руководством В. С. Карповича в 1912 г.) украшен шестью маскаронами явно нордического мифологического облика, прямо-таки пантеон! Наибольшее внимание привлекают крылатые головы косматого бородача и женщины. Овал их лиц принадлежит к северному, балтийскому типу.
Для того, чтобы проверить данную гипотезу на более широком материале, целесообразно привлечь и сведения по архитектурному декору Москвы, сравив его в приведенными в данной работе петербургскими образцами.
Вот формы, интересные с моей точки зрения (фотографии даны по книге “Наряд московских фасадов”:
Пушкинская ул. 12. Перестроен в 1894 г. архитектором С. С. Эйбушитцем. На фасаде обращает на себя внимание голова воина в крылатом шлеме. Лицо с пышными, свисающими усами напоминает описанный тип с петербургского дома (Салтыкова-Щедрина, 4).
Хлебный пер. 18, 1901 г. Архитектор С. У. Соловьев. Рельефное изображение бюста женщины, с расправленными крыльями летучей мыши и в шлеме в виде совы. Этот тип перекликается с упомянутым выше петербургским (Плеханова ул. 2).
Телеграфный пер. 9. Архитектор А. Н. Зелигсон. Разнообразный декор, в числе прочего — крылатые львы. Для рассматриваемой темы большой интерес представляет лицо старого бородатого мужа в крылатом шлеме.
В Санкт-Петербурге, кроме окрыленных ликов имеются (или имелись) произведения обьемной скульптуры, возможно также выполненные по германо-скандинавской тематике. Они, как и рассмотренные выше формы, включались в обрамление зданий. Вот два примера:
Невский пр. 28 (Наб. канала Грибоедова, 21). Дом акционерного общества “Зингер и К”. 1902 — 1904 гг. Архитектор П. Ю. Сюзор. (Он же осуществлял одну из перестроек упомянутого дома Гороховая 47. Возможно, это не случайно). Стены здания украшены бронзовыми скульптурами (всего их шесть), представляющими как бы изображения носовых частей корабля, в образе воинственных дев в шлемах и с копьями, с крыльями за спиной. Выполнены они были с моделей известных мастеров А. Л. Обера и А. Г. Адамсона. К сожалению, кроме слов “декоративная скульптура”, по этим фигурам мне не удалось разыскать никаких сведений. Можно предположить, что на их облике сказались представления о валькириях. Интересно, что некоторые из дев держат в руках веретенца. Вероятно, это связано со спецификой деятельности компании “Зингер”, являвшейся акционерным обществом по изготовлению швейных машин. Но с другой стороны, для выражения этой специфики могли использоваться черты валькирий и норн как небесных прях (“дев судьбы”).
Исаакиевская пл. 11 (Большая Морская 41). Новое здание Германского посольства. Построено в 1910 — 191 гг. известным немецким архитектором Петером Беренсом. Здание являет собой сочетание особенностей неоклассики и неоромантики. На крыше со стороны площади находилась скульптурная группа: двое мужей с круглыми щитами, держащие под узцы лошадей. Они могли изображать и античных воинов, но их грубая мощь вполне соответствует нашим представлениям о древних германцах. (К тому же, немецкий неоромантизм проявлял особенный интерес к национальной мифологии). Группе была уготована печальная судьба, она не простояла и нескольких лет. В 1914 г. разразилась Первая Мировая война и статуи сбросили на землю. Их дальнейшая судьба неизвестна.
Первая Мировая война и последовавшая за ней революция остановили естественное развитие культурного процесса. Связи между балтийскими народами оказались прерванными. И лишь десятилетия спустя, мы вновь стали открывать для себя то, что было найдено и познано блестящей эпохой неоромантизма.
Избранная литература:
Борисова Е. А., Стернин Г. Ю. Русский модерн. М: Советский художник, 1990.
Булах А. Г., Абакумова Н. Б. Каменное убранство главных улиц Ленинграда 1993
Горюнов В. С., Тубли М. П. Архитектура эпохи модерна. СПб: Стройиздат, 1992.
Кириков Б. М. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга сер. 19 — нач. 20 вв. Спб: Пилигрим, 1996.
Кириков Б. М. Витражи Петербурга /Наше наследие, №4. Л: 1990.
Кириков Б. М. Петербургский модерн. Заметки об архитектуре и монументально-декор. искусстве. /Панорама искусств, №10. 1987.
Ленинград. Монументальная и декоративная скульптура 18 — 19 вв. Л: 1951.
Наряд московских фасадов. Альбом. М: Московский рабочий, 1987.
Памятники архитектуры Ленинграда. Л: Стройиздат, 1975.
Пунин А. Л. Архитектура Петербурга сер. 19 в. Л: Лениздат, 1990.
Пунин А. Л. Архитектурные памятники Петербурга, втор. пол. 19 в. Л: Лениздат, 1981.
Раков Ю. Застыли мифы над Невой. /Веч. Петербург. 13 апр., 25 мая, 1 июня. 1994
Раков Ю. Каменные мифы Петербурга. /Диалог. №21. Спб, 1988.
Соловьева Т. По Английской набережной Петербурга. Спб: 1995.
Фотографии германского посольства в Петербурге. /Солнце России. № 28. Спб: 1913.
Фотографии германского посольства в Петербурге. /Столица и усадьба. № 4 Спб: 1914.