Есть ли у язычников мечта? Мечта, носящая общий — социальный и личный характер. Само слово "мечта" довольно глубокого содержания. Так из летописей известно что "Волхв построил на Перыни городок, ночных мечтаний ради". Но и это нам ничего не говорит, хотя здесь уже содержится прямое указание на то, что мечта напрямую связана с обращением к богам, с молитвой. Просто мы, в наше атеистическое время, разучились связывать мечты с богами и высшими силами. А древний человек повсеместно поступал именно так.
По-видимому, связь мечты и общения с богами имеет очень древнее происхождение и принадлежит вообще евразийскому континенту. В понимании этого меня "прошибло" года два назад после беседы с продавщицей овощей — мусульманкой. Диалог был примерно такой:
Красивая азербайка зазывала меня купить овощи.
- Да чего у тебя покупать, ты ведь обманешь.
- Нет, не обману.
- А с чего это ты вдруг такая честная?
- А потому что время такое, девять часов уже.
- Ну и что?
- А мы в это время мечтаем. И она молитвенно сложила руки, и наклонила голову.
Это было так искренне и красиво, что я купил у неё луку. И только через время осознал, что, согласно летописи, и Волхв так же мечтал на берегу Ильмень — озера в девятом веке. В языке азербайки молитва и мечтание оказались синонимами. И я не мог избавиться от чувства иронии от того, что открытие значений слов своего же языка делаются в общении с инородцами. Летописи для этого оказалось недостаточно.
Тогда по поводу языческой мечты я написал аналитическую статейку. Вот она:
Языческая мечта
- суть жизни человека
Мечту русский человек отразил в волшебной сказке. Приобретение волшебных вещей только в редких случаях оказывается конечной мечтой героя. При социализме нас учили, что вот: мечты народа о ковре – самолете, о гуслях -самогудах осуществились. На деле, волшебные предметы сами по себе только средство, но не цель. Они не составляют мечты традиционного человека.
Сказка говорит, что мечта человека лежит в области организации личного жизненного пространства и созданию семьи с любимым человеком на основе выверенных веками народных представлений. Чтобы прийти к этому, человек должен не то, чтобы "перебеситься", но культурно оправданным образом потратить силы молодости: пройти через долгое путешествие, через деяние, через сражение. Эти трудности сами по себе являются элементом мечты молодости с её избытком жизненных сил. При этом глубинная суть мечты в том, чтобы всё это благополучно преодолеть (не погибнуть и не искалечиться), накопить должный жизненней опыт и сохранить память о пережитых событиях, обращение к которым уже само по себе — счастье.
Далее, перед героем стоит нравственное испытание, преодоление которого так же оказывается необходимым. Его неизбежно ставят боги, и его преодолению должна учить языческая вера. Его преодоление так же составляет элемент мечты, потому что человек (на основе знания традиции) имеет представление о том, что такое испытание в жизни выпадает, и не единожды. Оно даётся богами и оно связано с великой страстью. Вероятно, ранее элементы нравственного испытания давались в составе возрастной инициации. Однако, суть нравственного испытания в том, что герой не может отдать отчёт, что вот именно сейчас он подошёл к моменту того самого божьего нравственного испытания, от прохождения которого зависит вся его дальнейшая жизнь.
Нравственное испытание даётся и в сказке, и в жизни. Если в результате путешествия и борьбы – герой приобретает, то через нравственное испытание он учится отдавать для того, чтобы научиться жить совместно с другими людьми. Для творца отдавать, чтобы другие брали – это счастье. Для торгаша – мука.
Собственно, языческая мечта – это и есть мечта о жизни в сказке с её нравственной нормой. И взрослея, человек начинает желать повторения деяний молодости (если он душевно не состарился, конечно). Ему вновь хочется путешествий, свершений, любви. Иногда всё это удаётся полноценно.
Однако, полноценно и когда ничего этого более не требуется. Зрелый человек хочет продолжать ощущать романтизм земного бытия. Зрелый романтизм человека, которому за тридцать, который создал семью и воспитывает детей, заключается далеко не в том, что он должен куда-то стремится. Романтизм и сказка заключаются и в том, что человек, решивший бытовые и семейные проблемы, после этого (мечтательно и религиозно, если хотите) осознаёт своё место в этом мире. Он, со своими переживаниями, вписан богами в общую картину жизни русского мира. Осознание этого факта делает счастливым. И как бы ни казались незначительными его человеческие достижения, он всё равно ясно чувствует, что в это историческое время, в этом месте, он является естественной частью великого организма русского народа, у которого есть историческое прошлое и историческое будущее. Оно – бытиё народа, творится им, человеком, здесь и сейчас. И потому это творение жизни должно быть красивым насколько это возможно.
В размеренной бытовой жизни, на первый план выступает этичность поступка. А для творения красоты и этичности – денег не нужно. Тут нужны лишь воля и честь.
Язычество, как религия, не учит человека угождать богам и готовиться к жизни на Том Свете. Язычество учит, что твоя праведная жизнь на земле, с творением красоты и соблюдением этичности – как раз и есть то, что угодно богам. Раз человеку богами дана земная жизнь – значит она и должна им правильно проживаться. "Правильно" – как боги и предки заповедовали, как волхвы должны помнить и учить, — это и оказывается достижением самого законного для человека счастья. Ну, а мечтаем же мы именно о счастье...
