Публикую новую статью беларуского философа, балтского идентитера и музыканта, лидера гурта "Крывакрыж", Алеся Микуса "Заметки к Пятому язычеству".
«Кто такой язычник? Язычник – тот, кто молится богам». Так обычно говорят, и больше ничего не дополняют. Конечно, всё сложнее. Не учитывая окружения, такие слова похожи на деревце, вырванное из земли и забавно подвешенное в воздухе.
Современное язычество – это совсем не то язычество, которое было в древности. И также совсем не то, что оставалось в наших деревнях до недавнего времени, еще сто лет назад, до вторжения в хозяйственный уклад, рассеяния сельчан и проникновения в их культуру. Современное язычество существует в обществе и ощущает то же, что ощущает общество, живет с ним в одном ритме. Иначе и быть не может, если современные язычники включены в современное им общество и иной опоры, которая взрастила бы их, не имеют. Под современным язычеством здесь имеются в виду попытки языческого возрождения на протяжении последних ста лет. Рассматриваемая территория – вся географическая Европа.
Современное язычество неоднородно. Оно претерпевало на себе веяния общества, даже влияния мировых процессов, которые отображались в обществе. Можно говорить о трех волнах современного язычества. Все они происходили на протяжении последних ста лет. Все три были обусловлены тем, что происходило в обществе, в общественном сознании, а также в мировом масштабе. Это основное положение, которое здесь утверждается.
Три волны современного язычества
Первая волна современного язычества – первая половина ХХ века, передвоенное время, конкретнее 1920-1930-е годы. Языческие движения, пока в зачаточном виде, возникали в Восточной Европе – преимущественно в новых государствах. Это Литва, Латвия, Польша, Украина (соответственно, «Висуома» Д. Шидлаускаса, «Диевтури» Э. Брастыньша, «Круг почитателей Свентовида» В. Колодзея, «Орден рыцарей бога Солнца» В. Шаяна). В Беларуси этого не возникло, но, можно думать, при похожих условиях нечто подобное, возможно, создал бы В. Ластовский (его творчество было схоже с творчеством литовца Видунаса, украинца В. Шаяна).
Что поддерживало эти возникающие движения, что давало им сил? Очевидно: в Западной Европе в это время ничего похожего не возникло. В случае с Восточной Европой сыграли роль два фактора: первый – освобождение из-под ярма Российской империи, второй – стремление, освободившись, подчеркнуть свою уникальность и оправдать свою вновь приобретенную самостоятельность.
Второму способствовало то, что на протяжении столетия до того из Западной Европы (из Германии) распространился интерес к «духу народа», культуре «молчаливого большинства» – к фольклору, преданиям, сказкам, песням. Это не был вдруг пробудившийся мирный интерес к народной культуре. Одновременно развивались медицина, химия, психология. Наряду с этим интерес к фольклору был еще одним импульсом к разрушению целостности того, что еще оставалось целостным, – сельской общины и скреплявших ее ментальных связей. Запись, фиксация, отрывание от живых носителей и живой среды сопровождали эту деятельность.
Для Польши и Украины таким культуртрегером был уроженец Логойщины З. Даленга-Ходоковский. Для Латвии – собиратель народных песен-дайн К. Баронс. Для Литвы – автор первой истории по-литовски С. Даукантас (фольклора он не записывал, но переписал данные по древней литовской и прусской мифологии). Все они искренне любили то, чем занимались, и тех, у кого и для кого перенимали эти устные богатства.
На этой основе возникли движения по возрождению язычества в Польше (1921), Литве (1926), Латвии (1926), Украине (1937). Эти движения были под знаком укрепления единства наций – новых наций, возникших в результате событий начала ХХ века. Особенно сильно это было в Латвии, где и движение Э. Брастыньша было самым многолюдным, и сам он свою должность руководителя диевтуров назвал «великий вождь» (дижвадонис).
Таким образом, лейтмотивом этой, первой волны современного язычества было, сконструировав или реконструировав, укрепить единство вновь обретших самостоятельность и историческую субъектность современных наций – польской, литовской, латышской, украинской. Этот импульс по-прежнему поддерживается среди латышских и украинских эмигрантов-сторонников современного язычества (соответственно, диевтуров и рунвистов).
Вторая волна современного язычества – стык 1960-1970-х годов. В это время независимо друг от друга в 1972 г. возникают движения за возрождение древнескандинавской религии Асатру в Исландии (С. Бейнтейнсон) и Великобритании (вскоре – также и в США). В Литве возникает мощное студенческое краеведческое и фольклористическое движение, в 1967 г. организуют празднование Летнего солнцестояния (движение было задушено в 1973 г., а организатор Й. Тринкунас получил «волчий билет» на работу). В Польше В. Колодзей в 1965 г. безуспешно пробует зарегистрировать свою языческую общину. В США украинский эмигрант, основатель движения «РУНВира» Л. Силенко (неблагодарный ученик В. Шаяна) в 1970-х пишет свою книгу «Мага Вира».
Что же послужило двигателем этих языческих движений в послевоенное время? Здесь арена действия более смещена на Запад, и укрепление единства вновь оперившихся наций здесь роли не играло. Очевидно, импульс шел от молодежных протестных волнений конца 1960-х годов. 1968 г. – мощнейшие студенческие демонстрации левого толка в Париже. Одновременно расцвет движения хиппи в США, также возникновение целой контр-культуры (литература, музыка) в Западном мире. Именно это было полем, на котором пробились ростки современного язычества второй волны.
Лейтмотивом второй волны было освобождение. Чуткая молодежь освобождалась от гнета правил западного «модерного» мира, расчищая дорогу последовавшему за этим «постмодерну» (сразу после начали одна за другой выходить книги плеяды французских философов постмодерна). Сил набирались с Востока – политики из Китая, эзотерики из Индии. В исландском движении Асатру вторым после С. Бейнтейнсона человеком был один из лидеров рейкъявикских хиппи Йормундур Инги Хансен. В Литве в конце 1960-х действовало Общество литовско-индийской дружбы. (Похоже, Литва вообще была единственной из Восточной Европы, кто оказался в русле тенденций западного мира в это время.)
Вторая волна современного язычества отмечала собой переход западного сообщества (а потом и мирового) к новым условиям, к новому мировоззрению.
Наконец, третья волна современного язычества – начало 1990-х годов. Эта волна снова связана с глобальными изменениями – с возникновением новых государств (где-то это было возрождением) на обломках огромного советского государства и блока. Поэтому неудивительно, что рельеф языческих движений в Западной Европе это никак не затронуло. Зато затронуло в Восточной Европе.
Лейтмотив третьей волны – возвращение. Распад коммунистической империи и выход из нее мыслился как некий возврат в точку исхода – для России это 1910-е годы (Российская империя), для остальных – 1939 или 1945. В это общее русло хорошо легли призывы современных язычников о возвращении к забытому, уничтоженному, изгнанному, загнанному в подполье.
В Польше возникают «Родной костёл Польши» Э. Стефанского и «Родная вера» С. Потшебовского. В Украине – «Объединение украинских родноверов» Г. Лозко (также сюда переносят свою деятельность рунвисты, часто из-за океана наведывался Л. Силенко). В Литве – «Ромува» Й. Тринкунаса. В Латвии – целый ряд общин, как независимых, так и сотрудничающих между собой (большинство из них сейчас сотрудничают в рамках «Содружества диевтуров Латвии», которое возглавляет В. Целмс). В России первые языческие празднества провел в 1989 и 1990 г. А. Добровольский (Доброслав). Впоследствии здесь возник пестрый ряд языческих и околоязыческих общин и движений (Москва, С.-Петербург, Омск, Калуга).
Интересно, что связь со «второй волной» (1960-е) у восточноевропейских лидеров «третьей волны» прослеживается не только у Й. Тринкунаса, но и у А. Добровольского. Поучаствовав в антисоветском движении диссидентов, в 1967 г. Добровольский дает на них показания в суде, а в 1969 г. распродает фамильные иконы и накупает изучать множество книг по эзотерике и оккультизму.
В свою очередь, преемственность с язычеством «первой волны» особенно выделяется у польских язычников. В состав «Родного костёла Польши» вошел Е. Гаврих, официальный преемник В. Колодзея. Другая же польская организация – «Родная вера» – может похвалиться членством в своих рядах А. Вацика (из его вроцлавской общины «Родная вера» и вышла), который в 1930-х был ближайшим соратником польского околоязыческого философа Я. Стахнюка.
Отличия современного и традиционного язычества
Очертив три волны современного язычества, отметим их основное отличие от язычества традиционного.
Главное особенность современного язычества – с самого начала оно представляла (и представляет) собой «открытую систему». И эта система подвержена влияниям извне. Такое язычество воспламеняется и гаснет не по своим собственным законам развития, но согласно изменениям и веяниям в обществе. А общество включает в себя множество других составляющих, в том числе мировоззренческих и религиозных движений.
Можно заметить также, что если вначале такое язычество входило в систему национального общества и было в согласии с его потребностями, то последующие этапы современного язычества (вторая и третья волна) уже входят в систему мирового сообщества и отображают его тенденции и изменения. (Распад советской империи здесь не региональное явление, а звено внутри мировых процессов).
Каким же было традиционное язычество? В первую очередь, следует сказать, что в корне оно не было иным – а именно, в своей внутренней сути. Ритуалы отличались немногим, немногим также отличалось понимание природных элементов, общение со священным отличалось немногим, и формы просьб, и желаемые ответы, и чаемые результаты, и нелогические магические приемы воздействия, и механика отправления и принятия посланий от нечеловеческих существ и стихий. Всё, что составляло внутреннюю суть, отличалось немногим. Всё, что было внутри, было заключено в целостную оболочку.
Но дело в том, что во время существования того, традиционного язычества границы этой целостности более-менее совпадали с границами самой общественной «системы». Это было даже еще 100 лет назад, и кое-где даже позже. Эту оболочку ничто не прорывало, а даже если и старалось прорвать (властные отношения, хозяйственные инновации, религиозные перемены), то всегда оставалось ядро, которое подминало эти вторжения под себя. Это ядро преобразовывало новинки в те формы, которые позволяли существовать этой целостности и далее.
Что это было за ядро? Оно основывалось на «медленном ритме». Оно скреплялось множеством ниточек-связей, уходящих действительно в глубину веков, но проявляющихся здесь и сейчас. Это были родственные отношения, это были дружеские отношения – которые, в свою очередь, основывались и на родственных, и на дружеских между родственниками. Это был хозяйственный уклад, скрепленный и силой передачи от предков-родственников (вертикальная скрепа), и силой привычки, соединяющей в бытовых отношениях (горизонтальная скрепа). Это были и табу семьи, табу рода, табу деревни – которые «опускались на дно» сознания, но оттуда определяли многие действия и отношения.
И что самое важное – из такой целостной системы было крайне сложно (и тяжело) выйти. Все члены такого микро-общества находились на своих местах, все исполняли свою функцию (не только в хозяйственном плане, но и в ментальном ландшафте – в любом обществе нужен свой изгой, свой богатей, свой колдун, свой добряк, свой хозяйственник и т.п.). Выполняя свою функцию и не имея возможности «перезагрузиться», каждый вынужден был справляться с тем, что имел, в устойчивых внешних условиях: гневаться, мириться, искать, согласовывать, быть в контрах (но выдерживать противостояние, не выпрыгивать), т.е. поддерживать естественный порядок внутри такого микро-общества.
Нетрудно заметить, насколько описанная реалия отличается от общин современного язычества. В современные язычники можно прийти, из них можно выйти, это стало очередной идентификацией, меняемой по своему усмотрению. Кто-то обрел то, что хотел обрести, или разочаровался в чем-то – и со спокойной душой можно уходить.
Уже начиная с первой волны язычества, от самого первого этапа «посттрадиционного» язычества, языческое движение уже не было целостью (даже общиной не было, скорее именно движением). Более того, туда собирались люди ментально довольно близкие – и собирались, притягивались именно со всего общества. Обществу было надо укрепить свое единство – это делала социальная группа язычников. Или обществу надо было акцентировать на возвращении прежних благословенных порядков – и это делала социальная группа язычников. (Конечно, своя дифференциация происходит и в языческих общинах, как и в каждом коллективе, но это явление для любого коллектива.)
Даже попытки современных язычников «прилепиться» к остаткам традиционного язычества, отождествиться с ними, как бы игнорируя окружающее современное общество, – есть лишь отображение нужды этого общества в корнях.
Таким образом, это главное отличие традиционного язычества от язычества современного. Оно находится на шкале «целостность – нецелостность». Традиционное язычество само было каркасом общества (можно сказать, то общество и было язычеством), современное же язычество – элемент в каркасе современного общества.
Говоря о современном язычестве, о язычестве начала 2010-х годов, надо, во-первых, четко отличать его от традиционного язычества (язычества, так сказать, «первого»), а во-вторых, иметь в виду наличие трех слоев в нем, сообразно этапам в его развитии на протяжении ХХ века: 1920-30-е годы, 1960-1970-е годы, 1990-е годы.
Если первое, традиционное язычество можно было бы назвать «язычеством целости», то последующие формы современного язычества – «язычеством единства», «язычеством освобождения» и «язычеством возвращения».
Очевидно, что на разных этапах современного язычества костяк языческих движений составляли разные люди – ментально разные, и близок им был тот или иной основной лейтмотив.
Язычество единства, 1920-30-е: переживать единство со своей нацией.
Язычество освобождения, 1960-70-е: отбросить старые оковы, сжимавшие дух, и радоваться новой свободе.
Язычество возвращения, 1990-е: обратиться к тому, что оказалось сзади, что было забыто и оставлено.
Со времени последней волны прошло уже двадцать лет. Это не так и мало – столько же отделяло вторую волну от третьей. Современное язычество дезориентировано и, не имея подпитки, склонно к изоляции. Не видя своей зависимости от тенденций современного мира, не видя своей включенности в его процессы, оно стало отождествлять себя с язычеством традиционным.
Это приводит к мечтам о возвращении всей древнейшей культуры и замене ею культуры современной, о возвращении иерархии, во главе которой встанут новые выделившиеся жрецы, о создании нового государственного образования по типу языческой империи и т.п. Скорее всего, такие мечты в корне расходятся с окружающей действительностью даже в ее футурологическом измерении.
Современное язычество сегодня – многослойно. Трехслойно, по крайней мере, и эти три слоя соответствуют трем этапам, которые оно прошло. Можно также говорить о том, что единого посыла в современном язычестве не существует, а лейтмотивы разных слоев переплетаются и сталкиваются. Вследствие этого проблематично объединение различных частей внутри современного язычества (это справедливо даже для языческого движения в одной отдельно взятой стране), а само оно принимает лоскутный вид.
Кому-то не хватает чувства единения, чувства плеча, и он его ищет. Кто-то чувствует себя удушенным и жаждет свободы – здесь чувство плеча покажется сдавливающим. Кто-то желает преодолеть чувство заброшенности и (бого)покинутости – и для него стремление освободиться от рамок будет вообще непонятно, а чувство плеча – слишком поспешным. В свою очередь, ищущий чувства плеча посчитает жажду свободы – «подкопом» под порядок, а обращение к репрессированному и выглядящему жалко – ретроградством и слабостью.
Пути современного язычества
Каким возможно развитие современного язычества? Просматриваются два пути.
Первый – во внешнем мире случается некое преобразующее событие, и язычество подключается к нему, встроив один из своих смыслов в новое русло. Но такое событие должно быть переходом к чему-то новому, к новым формациям, а также нести оттенок освобождения. Т.е., если смотреть на все три предыдущих случая, это должен быть раскол некоей целости и появление из нее более мелких единиц. И происходить это должно на территории Европы.
Чему осталось освобождаться в Европе из того, что еще не освободили? Ответить действительно трудно, если не учитывать откровенно демонические явления в отношениях и телесных трансформациях. Да еще локальное явление «смены конституционного строя» в отдельно взятой Республике Беларусь. Но, надо повториться, это явление локальное. Хотя и действительно являющееся «последней целостью» (со всеми возможными вытекающими историософскими выводами), последней целостью Европы.
Второй путь предполагал бы совершенно другое направление. Это не раскол целости, как во всех трех случаях современного язычества, а сохранение целости. Только речь уже не о целости коллективного типа – ибо такой последней целостью, благодаря информационным потокам, сегодня уже скорее является все человечество. Речь скорее о сохранении целости конкретного человеческого существа, сознательного индивидуума.
Целости как психической, так и, скажем, духовной.
Сохранение индивидуальной целости предполагает содружество единомышленников и даже требует его для усиления эффекта от своего действия. Но главный упор тогда переносится с усиления коллектива на укрепление внутренней целости.
Что это становится всё более актуально – об этом говорит всё более активное проникновение извне как в психику, так и в тело (последнее только на начальных этапах). Масс-культурное пространство переполнено несоединимым множеством информационных, образных, слуховых импульсов, и беспрепятственное проникновение их в психику ведет к уничтожению психической целости. Психика цела, если человек понимает, что происходит и зачем происходит. А если не понимает – психика становится проходным двором, где гуляет ветер и каждый прохожий делает что хочет.
Целость – это не закрытость, не герметичность от мира. В первую очередь, это наличие центра, оси. Именно это во все времена было сутью традиционных языческих ритуалов. Сочетание четырех стихий – огня, камня, воды, дерева – во время ритуала создает и ось в человеке (духовную, поддерживающую все остальное), и целость. Создание оси в результате ритуала уничтожает всю лишнюю множественность – весь информационный мусор, шум. Все лишние импульсы извне просто не проникают через барьер духовного типа, который возникает, когда создана и действует духовная ось.
Мир достиг своих границ (теперь «миром» и есть мир, без того, что «за чертой», за границей, дальше). У него у самого не осталось внешних целей ввиду переполненности людьми, намерениями, действиями. (Даже космический энтузиазм был постепенно «слит» несколько десятилетий назад – причины могли быть похожи на то, о чем писал Лем в «Солярисе»; вполне возможно, именно из-за этого была так раскручена гонка потребления.)
В это время человеку, кажется, больше ничего не остается, как быть таким же, как мир (и это глубоко языческая установка). Это значит – хранить свои границы. И черпать силу и ощущение себя живым именно из этого состояния – хранения своих границ, чувства наличия и напряженности своих границ.
При том, что имеем, при отсутствии изменений именно это и будет содержанием современного язычества – четвертого по счету с начала ХХ века, и пятого – если считать от традиционного язычества, которое мы потеряли.
Единство, освобождение и возвращение – всё это уже реализовано или активно реализуется в мире, который сам объединяется, в котором освобождаются всё более мелкие и специализированные социальных группы и феномены, а всё большее количество забытых и противоречивых нюансов прошлого возвращается.
Кажется, мы вновь сталкиваемся с актуальностью «язычества целости». Только уже в новом формате – в формате мельчайшей целости из возможных системных, целости человека. Мир как бы раздробился и измельчал.
Уменьшился до размеров человеческого тела.
Не надо думать, что это что-то неизвестное традиционному мышлению. В мифологии известны волоты-великаны, которые жили раньше, но потом свелись со света. Известны и фраземы типа «А за светом люди есть? Есть, только дробненькие». Это вполне традиционная мифологема. И мы в ней теперь живем.
