«Жнеи молодые,
Серпы золотые!
Веселёнько жали
Серпочки мелькали!»

Испокон веков сбор урожая (событие огромной важности для земледельца) был не только временем тяжкого труда, но и великим праздником. В славянской Традиции (как и во многих других культурах) торжественно отмечалось (и отмечается до сих пор) начало жатвы и её окончание: в народном месяцеслове (календаре) эти святодни называются соответственно Зажинками и Спожинками (иначе – Пожинками, Дожинками).

Примечание СТ:
Данная статья относится к раннему творчеству её составителя. Сейчас его взгляды могут отличаться

В христианское время жатва обычно начиналась после Ильина Дня, а Спожинки были приурочены к Успению Богородицы (15 серпня \ августа). Впрочем, по некоторым сведениям, даты этих праздников могли сдвигаться – в зависимости от созревания злаков. Несмотря на привязку к христианским праздникам и некоторые христианские элементы в обрядности, Зажинки и Спожинки уходят своим корнями в глубокую древность. Об этом свидетельствует архаичность ритуалов, совершавшихся в эти дни – к слову сказать, подобные обряды известны не только на Руси, но и по всей Европе.

Зажинки

А. Терещенко в своей книге «Быт русского народа» так описывает Зажинки: «когда поспевает жатва, зажиточный хозяин дает пир своим соседям: угощает водкою и пирогами и просит их помочь ему в собирании хлеба. Многие служат молебны и потом окропляют поля и жнецов святою водой. Хозяин или священник берет серп и делает начаток; первые снятые колосья называются зажинками. Их хранят до будущего года» . Право начать жатву могло также предоставляться старшей женщине в семье или жнице, известной своим благочестием.

Особой значимостью обладал первый сжатый сноп – его украшали цветами и лентами, торжественно проносили по деревне и ставили в красный угол. Сноп этот назывался по-разному: Именинник, Зажинец, Пращур, Дед, Прадед и использовался в различных обрядах. По свидетельству Ю.П. Миролюбова, «Пращур был участником Колядок, его носили на вилах от дома к дому и, входя, ребята начинали словами: «Слава Пращуру!» Затем пели Колядки. Взрослые же, обмотав Колесо соломинами Пращура, зажигали и гнали горящее Колесо по дорогам, через сугробы, в знак близкой весны и тепла. В начале вешнего сева хозяева брали Первый Сноп, растирали руками колосья и выпавшее зерно с половой (мякиной) смешивали с зерном для сева. Этим как бы поддерживалась связь одного Пращура с другим, идущая с древних веков. На Новый Год несли колоски из Пращура скотине, курам, животным, чтобы и они попробовали зерна Пращура, чтобы хорошо родились, были здра­вы и благополучны (…) Пращур был непременным свидетелем свадьбы, его сажали в красном углу с широкой цветной лентой наискось как «Болярина», а посаженные отец с матерью, входя в избу, кланялись иконам, крестились трижды и говорили, обращаясь к Снопу: «Буди здрав, Пращуре!».

По мнению Миролюбова, первый сноп был изображением Бога и, в то же время, даром Ему. Действительно, во многих традиционных культурах первое «(…) доля богов и других представителей иного мира, оно не принадлежит человеку. Поэтому первые плоды, первины урожая, первые приготовленные продукты имеют четко обозначенную прагматику — они используются почти исключительно в качестве жертвы». В ряде мест зажиночный сноп ритуально сжигали во время Зимних Святок, что может быть интерпретировано как жертвоприношение.

В «Велесовой Книге» (впрочем, подлинность этого источника отрицается большинством учёных) сказано: «То Влес ущаше Праоце наше Земе раиате а злаке сеиате а жниате вена венъща о полех стрднех а ставете Снопа до огнища а цтеть го иако Оце Божска» . Во многих культурах встречаются обряды, в которых жертва Божеству одновременно является Его изображением: к примеру, греческому Богу Дионису, именуемому «быком», «быковидным», «быколиким» и т.п. приносили в жертву быков (участники ритуала в исступлении разрывали их на части и поедали сырое мясо – воспроизводя тем самым гибель этого Бога, который, согласно мифу, был разрезан на куски титанами). Так что версия Ю.П. Миролюбова вполне может соответствовать истине… но к Снопу и связанным с ним обычаям мы ещё вернёмся.

Жатва

Уборка урожая – труд, хоть и тяжкий, но приносящий радость. Предоставим слово А. Терещенко: «Собирание хлеба сопровождается пением, исполненным душевной радости. По полям раздаются безотчетно игривые песни; сама природа, кажется, веселится с жнецами: все им благоухает и все живет упоительной веселостию. Смотря на них, сердце невольно завидует их счастию. Душа свободы – доверчивая откровенность и простосердечное самодовольство – ставят их выше всех счастливцев в мире. Ряды жнецов работают дружно. Малые и большие с серпами в руках, с граблями на спине – все трудятся и все поют. Песни зажнивные поются без разбора, но чаще всего шуточные и веселые» . Жатвенные песни, задавая ритм, помогали жнецам и жницам в работе. Крестьяне пели об уборке урожая, насмехались над нерадивыми и скупыми хозяевами и хвалили щедрых:

«А я, молоденька, рожь топчу, 
Рожь топчу, рожь топчу,
Травку-муравку вытопчу,
Вытопчу, вытопчу,
Зеленое жито вырастет,
Вырастет, вырастет,
А я, молоденька, буду жать,
Буду жать, буду жать,
И да у снопочки вязать,
Да вязать, да вязать (…)»
«(…) Ой, у чужого господаря обидаты пора, 
А у нашого господаря ще и думки не ма.
Ой, паноньку наш! Обидаты час!
У чужого господаря горилочку пьют,
А у нашого господаря воды не дают.
Ой, паноньку наш! Обидаты час!
У чужого господаря полудноваты пора,
А у нашого господаря щей на думки не ма.
Ой, паноньку наш! Полудноваты час!
У чужого господаря пополудновалы,
А у нашого богатого ще й не думалы.
Ой, паноньку наш! Полудноваты час!»

Жатву необходимо было закончить как можно быстрее – чтобы колосья не осыпались, поэтому дожинали сообща, «миром» (т.е. общиной). Устраивали «толоку» (иначе – «толоки», «помочи»): так назывался совместный труд – помощь в тяжёлой работе одному из общинников. К слову сказать, существовали и особые «толочанские» песни:

«На горушке на крутой,
На раздольице широкой
А стоит народ всей толпой
Глядит народ толоку.
А чья это толока?
Богатого мужика,
Богатого мужика, —
Акимова толока»

Обряды Спожинок

Окончание жатвы, как и её начало, сопровождалось обрядовыми действами и пиром. Последние оставшиеся на поле колосья оставляли «на бороду» кому-либо из мифологических персонажей: Спасу, святому Илье («заместившему» в христианское время Перуна), святому Николе («заместителю» Велеса), святому Егорию («заместителю» Ярилы). При этом пели соответствующие песни:

«Егорий, приходи, 
Коня приводи.
И наших коней корми,
И овечку корми,
И коровку корми!»
«Сей год — борода, на ново бы друга. 
Если старик стопчет, то помрет,
Старуха стопчет — тоже помрет,
А молодей, стопчет — в солдаты пойдет,
А девица стопчет — замуж пойдет»

Стебли «бороды» заламывали (нередко при этом свивая их жгутом), чтобы колосья свешивались до земли. Иногда в стебли бороды или на землю (на скатерть, на камень) клали хлеб и соль (предназначавшиеся в жертву: Богу, святому Илье, умершим, полевым духам, «мышам и другим зверям»). Помимо обрядовых песен существовали и особые ритуальные формулы, которыми сопровождалось заламывание «бороды»: «Вот тебе, Илья, борода, рости овес на прок, корми доброго коня; Вот тебе, Никола, бородка! Уроди нам и на будущий год хлеба!»

Другие названия «бороды» — «коза» («козой» называется также часть полосы, приходящаяся на долю одного жнеца), «перепёлка», «куст», «кукла».

А.Н. Афанасьев пишет, что «бороду» завивали и в Зажинки, причём посвящали её Велесу \ Волосу: «Когда созреет хлеб, в южной России жницы отправляются в поле с песнями; одна из них, захватив рукою пучок колосьев, завивает (закручивает) их на корню и потом перегибает или заламывает в какую-нибудь сторону, чтобы всякий мог видеть и ни один бы серп не коснулся сделанного «закрута». Это называется: завивать Волосу бороду или оставлять, дарить ему на бороду куст золотистых колосьев; в честь этой «бороды» поются обрядовые песни. Думают, что после такого обряда никакой лиходей и колдун уже не в силах наслать на хлеб порчу».

По мнению многих исследователей (Д.К. Зеленина, В.Я. Проппа, Яна де Фриза, Мирчи Элиаде), этот обряд, известный по всей Европе, первоначально был магическим действием, совершаемым с целью сохранения силы урожая. В.Я. Пропп пишет: «Если предположить, что в "бородке" будто бы сохранена плодородящая сила зерна, то исконный смысл обряда становится ясным. Завивание в венок эту силу сохраняет, а пригибание к земле или закапывание имеет цель возвращение земле тех сил, которые из земли ушли в зерно» . Мирча Элиаде высказывает схожие мысли: «(…) этот обычай вызван страхом перед иссяканием животворной «силы» урожая. (…) В несрезанных колосьях сохраняется сила растения и всего поля. Этот обычай, проистекающий из изначальной идеи «силы», которая постепенно, но не до конца иссякает, а затем возрождается с помощью собственного волшебства, позже стал толковаться как жертвоприношение мифическим олицетворениям растительных сил или же различным духам, имеющим то или иное отношение к растительному миру».

Часто последние оставшиеся на поле колосья сжинали (по некоторым сведениям, жнец при этом хранил молчание) и делали из них дожиночный сноп. Сноп этот называли Именинником, Дедом, Бабой, Матерью Пшеницы (Ржи, Гороха), Житной Царицей, Кумушкой, Житной Бабой и т.д. С ним поступали по-разному: так, в Вологодской губернии Кумушку хранили до Покрова, а в этот праздник – скармливали скоту; болгары носили Житную Царицу вокруг села, а потом – бросали в реку или сжигали; в Смоленской губернии сноп, наряженный в женскую одежду, били берёзовым веником, чтобы истребить на поле животных-вредителей. Пожалуй, наиболее распространённым на славянских землях был такой вариант этого обряда: дожиночный сноп торжественно приносили домой и хранили в течение определённого времени, а после – ритуально уничтожали (часто сжигали во время Зимних Святок).

А.Н. Афанасьев приводит такое объяснение этого обычая: «По немецким, славянским и литовским преданиям, житные духи \Славяне дают им названия: полевой дед, полевик, гречуха, жыцень\ в летнюю половину года обитают на нивах. Когда хлеб поспеет и поселяне начинают жать или косить его, полевик бежит от взмахов серпа и косы и прячется в тех колосьях, которые еще остаются на корню; вместе с последнесрезанными колосьями он попадается в руки жнеца и в последнем = дожиночном снопу приносится на гумно или в дом земледельца. Вот почему дожиночный сноп наряжают куклою и ставят его на почетном месте, под образами. (…) Верят, что пребывание ее в доме приносит хозяину, его семье и житницам божье благословение. Большею же частью кукла эта сберегается только до времени посева: тогда ее обмолачивают и добытыми из нее зернами осеменяют поля — с тою целью, чтобы житный дух, за­ключенный в последнем снопе, мог возродиться и заявить свою благотворную силу в новых всходах».

Возможно, дожиночный сноп считался вместилищем души Предка – в пользу этой версии говорят некоторые его названия («Дед», «Баба») и его присутствие на поминальной трапезе в навечерие Коляды. Это предположение не противоречит представлениям о снопе как месте обитания полевого духа – Мирча Элиаде в «Очерках сравнительного религиоведения» пишет о зимних святках у германцев: «(…) из последнего снопа, сжатого в прошлом году, делают изображение мужчины, женщины, петуха, козы или другого животного. Знаменательно, что эти животные, которыми принято олицетворять «силу» растительности, олицетворяют и духов умерших – вплоть до того, что в некоторый момент становится невозможным различить, символизирует ли животное души тех, кого уже нет, или воплощает собой силы земли и растительности».

Быть может, славяне считали последний сноп изображением Божества. В Древней Греции аналогом славянской (и общеевропейской) Матери Пшеницы была Богиня Деметра (чьё имя, согласно версии В. Маннхардта, означает Мать Ячменя). А.Н. Афанасьев отмечает, что некоторые Божества германцев сходны по функциям с полевыми духами: «житный дед сближается с Одином, а житная баба, kornmutter, с frauGode, Гольдою или Бертою. И Один, и frauGode чествуются, как податели земного плодородия; и тому, и другой поселяне оставляют на лугах и нивах часть нескошенной травы и несжатого хлеба; frauGode сидит в колосистом жите, и последний сноп называется Erntewod; чтобы Гольда (frauHolle) не поедала хлеба из житниц, для нее оставляют на ниве три несрезанных колоса» . Шотландцы называли дожиночный сноп Старой Жёнушкой (Кайллеах) или Девой; при этом в кельтской мифологии есть Богини Кайллеах и Бригид (один из вариантов перевода этого имени — «Невеста»). Бригид – Божество плодородия и света; Кайллеах – одноглазая ведьма, насылающая бури и губящая живое. Наконец, в белорусском фольклоре есть персонаж, олицетворяющий собой Осень – Жыцень. Имя этого Божества происходит от слова «жито» и совпадает с названием полевых духов. Жыцень «появляется на нивах и огородах, после снятия хлеба и овощей, и осматривает: все ли убрано, как следует в добром хозяйстве. Заприметив много колосьев, не срезанных или оброненных жнецами, он собирает их, связывает в сноп и переносит на участок того хозяина, у которого хлеб убран начисто, с бережливостью; вследствие этого на будущий год там, где Жыцень подобрал колосья, оказывается неурожай, а там, куда перенёс он связанный сноп, бывает обильная жатва».

Обряды с «бородой» и последним (или первым) снопом, предположительно, являются разновидностями одного и того же ритуала – об этом говорит их несомненное сходство. Славянские названия «бороды»: «коза» и «перепёлка» имеют многочисленные аналоги в фольклоре европейских народов, где дух поля часто считается имеющим облик животного, и последние колосья в поле носят соответствующее название – «Ржаной Волк», «Петух», «Жатвенный Козёл» и т.п.

Духам (или Божествам) – покровителям полей на Руси и по всей Европе приносились жертвы: растительные, животные или человеческие (от последних остались отголоски в фольклоре). По-видимому, жертва при этом обычно уподоблялась Божеству (или духу) урожая в одной из его форм, а жертвоприношение воспроизводило его «гибель» во время жатвы – ведь зерно в древности считали своего рода телом, воплощением этого Бога или духа: поэтому европейские крестьяне говорили о жнеце, сжавшем последний сноп, что он убил Хлебного Человека (Быка, Зайца и т.п.), а римляне называли хлеб именем Богини плодородия – Цереры. В обряде жертвоприношения разные ипостаси могли сливаться: снопу придавали человекоподобную форму, жертвенного петуха обвязывали колосьями и т.д.

После завершения жатвы жницы катались по земле, чтобы вернуть себе силы, истраченные во время работы. При этом говорили:«Жнивка-жнивка, отдай мою силку на пест, на колотило, на молотило, на кривое веретено!» Есть сведения, что после уборки урожая крестьяне ходили босиком по горящей соломе или раскалённым углям – совершали очистительный обряд.

Жатвенный пир

В христианское время первые плоды нового урожая освящали в церкви – А. Терещенко пишет: «(…) поныне во многих местах во время и после жатвы приносят в церковь для освящения первые снопы и печеный хлеб от первого умолота, первые соты меда и первые созрелые плоды. В Малороссии делают при этом случае кутью из риса, которую украшают цветами и благоухающими травами и приносят ее в церковь для освящения с плодами и медом. Во всех тех местах, где занимаются разведением пчел, вменяется обычаем в обязанность, чтобы каждому хозяину приносить в церковь первые медовые соты».

Хлеб для земледельца священен – по свидетельству А.Н. Афанасьева, «На Руси говорят о хлебе: «дар божий» (пол. zboze — жито), «святой хлеб», «сноп святого жита»; хлеб-соль принимается за эмблему плодородия, богатства и счастья, служит необходимою принадлежностью всякого семейного и общественного торжества1, предохраняет от колдовства и нечистой силы; первая песнь, при святочных гаданиях, возглашается хлебу: «мы хлебу песнь поем, хлебу честь воздаем!» Принимаясь за новую ковригу хлеба, крестьяне произносят: «Господи благослови!» «Сказать на хлеб худое слово» они считают за величайшее беззаконие; не следует ни сорить хлебом, ни катать из него шариков — не то Бог накажет неурожаем и голодом. Кто, вкушая хлеб, роняет крошки наземь, за тем подбирают нечистые духи, и если собранные ими крошки будут весить больше самого человека, то душа его, по смерти, достается дьяволу. Напротив, кто не брезгает хлебом, ест его черствый и цвелый (с плесенью), тот не будет бояться грома, не потонет в воде, доживет до преклонной старости и не изведает нищеты. Крестьяне тщательно собирают хлебные крошки и кормят ими домашнюю птицу, а черствые корки бросают в затопленную печь» . Ещё более свят хлеб нового урожая – поедание зажиночного хлеба во время торжественного пиршества было обрядовым действом. Новый каравай клали на середину стола, не спеша разрезали и одаривали его частями всех участников застолья. Первый ломоть подавали самому старшему мужчине («батюшке-пахарю»), который благословлял «новину».

Во время ритуальной жатвенной трапезы происходило причащение телом духа (или Божества) хлеба. Очень ярко эта идея выражена в обрядах европейских крестьян – во многих местах на пиру после окончания жатвы съедали жертвенное животное, выступавшее в качестве духа \ Божества урожая в обряде жертвоприношения, а в Швеции для жатвенной трапезы из зерна последнего снопа выпекали каравай в форме девушки.

Традиция в наши дни

Возможно, у кого-то после прочтения этой статьи, возникнет вопрос – а зачем всё это нужно сейчас? Ведь большинство из нас не сеет и не пашет, да и многие представления наших Предков кажутся нам сегодня наивными. Вряд ли кто-то сейчас поверит в то, что плодородящая сила поля иссякнет, если не пригнуть к земле пучок колосьев, или в то, что дух поля обязательно прячется от жнецов в последнем снопе – как будто больше ему деваться некуда…

Но, так же, как и наши Предки, мы едим хлеб и другие плоды Земли… а наследие Пращуров – не только суеверия и предрассудки, но и великая мудрость. Я же хочу закончить свой рассказ о жатве словами Полин Кампанелли: «Если рассматривать эти древние традиции Ламмаса только как причудливые пережитки религии тех времен, когда выживание человека зависело от хорошего урожая, то современный язычник, живущий в эпоху сельскохозяйственной индустрии, химических удобрений и инсектицидов, найдет в них для себя мало ценного. Но если мы увидим в этих древних ритуалах символическую суть всеобщих ритмов Природы, от которых зависит жизнь всех нас, мы снова сможем праздновать древние обычаи и черпать из их могущественных сил для нашего собственного блага и блага всей планеты».


Список литературы

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Том I.
Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Том III.
Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб.: Наука. 1993.
Богумил Мурин. Велесова Книга: Боги и Предки. Источник:
Жатва (отрывок из книги «Жили-были»). Источник:
Зеленин Д.К. Спасова борода. Источник:
Миролюбов Ю.П. Сакральное Руси. М.: АДЕ Золотой Век, 1996.
Мирча Элиаде. Очерки сравнительного религиоведения. М.: Ладомир, 1999.
Полин Кампанелли. Возвращение языческих традиций. Источник:
Терещенко А. Быт русского народа. Ч. IV, V. М.: Русская книга, 1999.

Цит. по: Терещенко А. Быт русского народа. Ч. IV, V. М.: Русская книга, 1999.

Цит. по: Миролюбов Ю.П. Сакральное Руси. М.: АДЕ Золотой Век, 1996.

Цит. по: Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб.: Наука, 1993.

Цит. по: Богумил Мурин. Велесова Книга: Боги и Предки. Источник:

Цит. по: Терещенко А. Быт русского народа. Ч. IV, V. М.: Русская книга, 1999.

Цит. по: Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Том I. Источник:

Цит. по: Жатва (отрывок из книги «Жили-были»). Источник:

Цит. по: Мирча Элиаде. Очерки сравнительного религиоведения. М.: Ладомир, 1999.

Цит. по: Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Том III. Источник:

Цит. по: Мирча Элиаде. Очерки сравнительного религиоведения. М.: Ладомир, 1999.

Цит. по: Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Том III.источник:

Цит. по: Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Том III. Источник:

Цит. по: Терещенко А. Быт русского народа. Ч. IV, V. М.: Русская книга, 1999.

Цит. по: Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Том III.

Поиск

Журнал Родноверие