Часть 1
Долго ночь меркнет. Заря свет зажгла, дымка поля покрыла, пение соловьиный стих, говор галок пробудился. Поля черленими щитами русичи преградили большие, ищущи себе чести, а князю славы.
"Слово о полку Игореве"
Шорох травы, шерхотинные листья — моя родина. Раньше и я там был — высоко, среди лиственного шерхоту, но это — воспоминания из другой жизни. Где я? Я посреди своего мира, вокруг мои братья. Высоко в небе — ветер, под облаками. Раньше и я был там, ближе к вечному, первобытного — ближе к небу. Тогда было теплее... Мне было не хуже и не лучше — просто по-другому. Сейчас — новые времена, старого уже не вернуть — да я и не жалею. А сейчас я посреди своего мира, вокруг — мои братья. У каждого из нас разный жизненный путь, но все мы сейчас здесь, значит — братья.
Свыше нами, собственно, между нами и седым небом возвышается наш вековечный Отец. Я сам прожил немного, но и немало, пережил достаточно, но по сравнению с моим Святым Отцом я не жил вообще. Он очень старый, и, видимо, еще помнит юность этого седого неба. Иногда Он поет веселые, страшные и светлые песни — песни начала времен. От этих песен перехватывает дыхание и я беззвучно подпеваю Ему хрипловатым на ветру голосом. Мой Отец — мудрый, мужественный, крепкий ...
Есть древнее предание, мне когда-то рассказывали. Мне говорили, что я прожил одно лето. Мне трудно сказать, но видимо так оно и есть. Мне пересказывали давний перевод: тысячу лет назад мой Отец был таким же, как каждый из нас — я и мои братья. Я смотрю в гору — мне перехватывает дыхание. Неужели это правда? Трудно в это поверить, но надо верить — древние предания не врут.
При своем рождении я ничем не отличался от своих сверстников — сотен. Тысяч! Мы вырастали, мы расцветали и как-то незаметно для самого себя я осознал, что чем-то принципиально отличаюсь от них. Я — отдельно, отдельно — они все. Мои сверстники шебетали безумолку, а я оставался наедине с собой, замыкался в себе — что мне оставалось? Те дни были теплые, а с каждым днем становилось еще жарче и я думал, что так будет продолжаться вечность. Однажды мой Отец сказал мне — поступают изменения. Этим я и был рад. Но теперь меня окружали совсем другие существа — между мной и моими сверстниками не осталось совсем ничего общего. Я остался один, совсем один — так мне тогда казалось. Но вот похолодало. В тот день я совсем запутался. Меня разрывали противоречия, сомнения. После того я был уверен, что не удержусь — упаду. А упаду — что там — вероятно, гибель... Я был совсем одинок, и все ждал одного — ждал, что упаду, ждал того, чего больше всего боялся. Я чувствовал что не выдерживаю и не находил в себе сил спросить у моего Священного Отца. Но он сам ответил — он просто мягко улыбнулся мне. Конечно, это обрадовало меня. Мы не выбираем себе судьбу, а если и выбираем — уже поздно... Еще похолодало. Однажды утром меня охватило сильное замешательство, а потом почувствовал — не удержусь. Тревога, смятение, и был уверен — что вот сейчас — все, гибель, и единственное, что у меня оставалось — это неудержимое стремление удержаться. Удержаться за что угодно! Да, я жил здесь, мне жилось здесь сложно — но я жил! Удержаться, удержаться за что... Переждать... Совсем потерял силы. И вот — случилось! Оторвался!.. Теперь я летел в пропасть. Враз оборвалось все моя прошлая жизнь, а я проваливался и вдруг — ударился лицом об землю.
Но не больно. Она влажная, прохладная, но внутри – теплая - родная сырая Земля. Упал сверху и я здесь впервые, но почувствовал, что земля эта — родная, такая же родная мне, как мой тысячелетний Отец. Я здесь один миг, но чувствую себя, словно здесь не впервые, как будто был уже здесь... А может мне это так показалось — так ласково и просто приняла меня сырая Земля. Все противоречия, сомнения — исчезли, словно их и не было. Да и были ли они? Какие тут сомнения. Здесь я лежу на Сырой посреди своего мира, а надо мной возвышается мой тысячелетний Создатель.
Поздравляю, брат, сказал мне мой брат, что был здесь же, рядом со мной. Я искренне приветствовал его. Оказалось, он сорвался, как и я — только двумя ночами раньше. И мы здесь были не одни — нас тут много. Мы все прошли через противоречия, непонимание. К каждому из нас ласково говорил наш Создатель: терпи, сынок, все будет... Все мы сорвались. И теперь — мы вместе! Через это нам не потребовалось много времени, чтобы объясниться. Я — посреди своих братьев, они посреди меня. Мне говорят — мы носители животворного идола, животворной идеи — носители жизни.
Шло время, холодало. Только сейчас я понял, какая незавидная судьба ждала моих беспечных безумолку шурхотящих сверстник. Я рос с ними вместе — там, наверху. Теперь они один за одним осыпались. Осыпались — мертвые! Раньше все были зеленые — цвета жизни, а теперь пожелтевшие, и погибают. У меня не было к ним сочувствия. Мы с братьями наблюдали за падением пожелтевших сверстник-мертвецов, некоторых из них я познавал, кого — нибуть из братьев. У нас не было к ним никаких чувств. Случилось, что должно было произойти. Пожелтевшие позеленели. Нам падение подарило жизнь, им — смерть. Этого достаточно — мы живы.
Осторожно, шаг за шагом. Погибшие пожелтевшие едва слышно шуршат ему под ногами. Остановился, смотрит. Смотрит прямо перед собой, себе под ноги, потом — в небеса. Смотрит на моего Священного Творца. Его взгляд полон уважения, благодарности и ожидания. И опять — шмыг, шмыг — шуршат ему под ногами. Осторожно, шаг за шагом — чтобы не нарушить священную тишину — приближается к нам. С небес западают косые оранжевые пятна. Стоит между моими братьями и я с любопытством разглядываю его. Печальный. Ранен.
Теперь стал под самим Творцом. Мы затаили дыхание. Обнял моего Отца руками, прижался лбом.
Его зовут Словумир. Древо Священное, помнишь Ты деда моего, и кура, и прародителей, и юность моих предков, основателей рода. Так он сказал до моего Священного Отца — он пришел за советом. Двенадцать раз по десять лет его род и народ не знал горя и обид, и не оказывал никто никому насилия, а о опустошительные войны в далеких краях пересказывали лишь седые деды. И прошлым летом дошли до нашей земли лихие вести, что идет на Землю нашу, народ — весь черный, злой. Этим летом талая вода принесла запах пожарищ и тела убитых — разорванные, изрезанные. На нашу Землю идут злые, черные. По том конце Земли, далеко отсюда — Словумир вместе со своими братьями стал на бой. Бились день, и еще день и пустили мутную вражескую кровь. Но пролили и свою... Там погибло много братьев Словумира. Врагов — сила, черными лохмотьями — Землю обступают. А где пройдут — пепелище... Словумир просил совета у моего Отца.
Стояла сплошная тишина, только шумел ветер под самыми седыми облаками. В полной тишине мой Создатель произнес беззвучное слово Словумиру. Любой. Мужественным будь и мудрым. Землю нашу завещано нам беречь. Заповедано тебе чурами, а чурам — предками, а они — под седыми облаками шумел ветер... Любой победите. Ласково обнял, покрыл шелестом, благословил.
Я вновь смотрел на него. Ранен. Но уже не грустный. Напоследок – взял в ладонь одного из моих братьев. Поднес к лицу. Рассматривал. Жолудь, древій плод... — так говорил Словумир моего брата. Так обратился Словумир к моим братьям и ко мне. Держал возле лица... Прижал к щеке... А потом осторожно положил, откуда поднял – на Сырую Землю. Словумир искренне благодарил нашему Отцу за мудрое слово.
Той поры народ Словумира мужественно стал к брани. Влажные дождевые ветры шумели под небесами дымными згарищами далеких пожаров. Холодными сумерками из под вялых пожелтевших веяло гибелью. Пахло войной! Погибло много народа Словумира. Той поры народ Словумира доноги истребил врагов — черных пришельцев и чужаков.
Из-под самых седых небес зажги холода, а из-под низу, от Сырой Земли ласково тянуло прохладным теплом — уютно... Стало влажно, потом морозно. Все вокруг чувствовало сон — перед жизнью, все вокруг предвещало победу. О прошлом уже почти забыл о жаре, противоречия, беспомощность. Все — прошлое, значит его уже нет, а сейчас — я, мои братья, холод с небес, мы праздновали победу.
Однажды было особенно торжественно. Над нашим Отцом все затянуло темно сине-серым. Мы удивленно оглядывались вокруг. Что-то случится?.. Случилось чудо — сверху, с самого грустного неба к нам летело белое. Кружась лепестками из-под темно-серой тучи оно легко растворяясь в пространстве медленно оседало. И превращалось на чистые звонкие прозрачные капли. Мы удивленно оглядывались вокруг. Белое — на сером фоне... Густо, еще гуще легко падали к нам белые кусочки холода и вот уже все вокруг становилось белым. Это уютная белая ночь идет к нам. Теперь — только покой... и сон...
Неожиданно — внезапная тревога. Просыпаюсь. Я спал?.. Надо мною — храп, рев, стон. Охватил ужас! Стиснул дикий первичный ужас от которого меня начинает колотати. Ужасный рев. Злое свистящее сопение. Просто передомной — смрадне отвратительное тупое рыло. Чуть выше — маленькие жадные глаза, налитые красным. Это громадно тупорила тварь. Вновь рев, хрипение, стон... Оно жрет моих братьев! Меня всего трясет, так и трясет. Мои братья с хрустом погибают в пасти врага. Храп приближается... удаляется. Я хочу жить, жить! Хруст и стон — погиб брат. Кто следующий?! Так все погибнем — один за одним... Что же мне остается?.. Что делать?! Меня трясет всего, лихорадит. Я ненавижу эту гнусну чудовище. Но мы не даємось так просто - мужественно лежим в ужасном ожидании. Пусть следующим буду я — но житиимуть мои братья! Этого достаточно.
Хруст! Рядом со мной погибает брат в зубах страшной отвратительного чудовища. Опять не я... в конце концов, судьбу не выбирают, а если и выбирают — уже поздно... храп приближается... теперь я один — сам-друг перед пропастью!.. храп, смердяче сопение — понадо мной!.. удаляется.
Меня все еще трясет, но постепенно успокаиваюсь. Враг исчез. Я — живой.
Белое исчезает — превращается в прозрачную спелой влагу. Вокруг — поле битвы: перевернуто, сломано, изрытая земля. Теперь мы, кто остался живым, осторожно оглядаємся вокруг. Здесь погибло много братьев. Грустно, скорбно, но радостно — я живой!
Нам уже не страшно, только скрытая тревога... и в конце концов его побеждает сон. Все, что могли сделать — сделано, все, что должно было состояться — состоялось. Теперь — сон, теплый, уютный. Где понадо мной бушует метелями вьюга, а меня греет и теперь меня ждут долгие цветные сны. Мне, конечно, трудно в это поверить... Есть древнее предание... Это предание о том, что пройдут многие годы — десятки, сотни... Мне трудно в это поверить... Пройдут сотни лет и я стану таким же, как мой Священный Отец — мудрый, непреклонный, вечный — состояния тысячелетний... буду верить. Древние предания всегда говорят правду.
Часть 2
Поет рожь, поднимает к Солнцу колос на лану...
А их услышит тот, кто имеет в своей душе такую же струну.
И на атем земном празднике вот так появляются они -
любовь и воля Благодати после походов и войны.
Что-то шепчет Княж-Дуб в Священной Роще...
То ли предок до Сварги, а Волхв то шепчет?..
Николая Карпенко. "Велесова книга. Перепевы"
Музыка. Небесная чистая музыка наполняет и Я — ее часть, а она — часть меня. Теперь она вновь далеко, наверху — высоко-высоко... Имею достаточно времени, чтобы наслаждаться ею, чтобы в очередной раз удивляться ее стройной мелодичности и чувствовать, что Я — ее часть... Только почувствуешь это — вновь она наполняет все естество... и слышишь тугие струны далеких и близких тихих озер... это на них играют стоголосими перстами морозные ветры — Стрибожи внуки... играют ген под самое небо, под серо-седые дождевые облака... там тихие озера превращаются в пушистое и белое, а оно шумит стремительными потоками крупных капель к нам, до меня — и все это — небесная музыка. Она проходит сквозь меня. Проходит вяжущими целебными потоками через Матушку — Сыру Землю и питает мое крепкое корни. Тогда Я имею множество причин для размышлений... Это — мой мир, Я — посреди него. Мой мир — посреди меня, понаді мной — Седые Небеса.
Здесь во всем есть порядок. Мудрость приходит с годами. Чтобы в этом убедиться — надо прожить эти годы. Это не просто. Но это и не сложно. Я просыпаюсь... Неторопливо... Я просыпаюсь... Вокруг — все зеленеет, цветет и зеленеет. Вокруг уже зелено. Я не спешу... Медленно оглядываюсь вокруг. Пью целебную живую воду... Она животворной силой разливается во всем моем теле. Эту силу дает мне Матушка — Сырая Земля. Эта сила билась по земле стройными игривыми упругими потоками; в глубокой глубине подо мной, в самой середине — сила эта. Теперь она наполняет меня жизнью... Вокруг — зелено, но Я не тороплюсь. Даю полезной наполнить каждую мельчайшую частичку своего тысячелетнего тела. Она повсюду. Чувствую, как эта сила наполняет, переполняет... бьет через край! — и тогда — расцветаю! Расцветаю тысячами, сотнями тысячи нежных, едва появившихся. Теперь и я зеленею! Всем уже казалось, что Я старый, а так оно и есть, то же, думали, мол, потому и серый-серый. А Я вдруг — снова вербное, вновь цвета. Теперь все вокруг поражены мной. Меня приветствуют. Уважительно кивают мне — просят быть за Отца. Уже в который раз... Это не впервые...
Потом становится тепло. Очень тепло... Жизнь бурлит. Жизнь окрепло. На моих крепких шелестят тысячи зелененьких жизней. А еще тысячи — созревают, созревают, ждут своего часа — это плоды. Они созревают. Созревает и тепло — черными предрассветными часами оно вращается на прохладу. Я созерцаю на жизнь — во мне самом... Вокруг меня... Теперь оно должно уснуть — холодает... Заснуть для того, чтобы — пройдет время — родиться вновь. Я засну последним.
А пока все вокруг взволнованное — холодает, холодает!... Созерцаю. Вокруг — бурое, желтое, коричневое... Десятки и сотни оттенков. Но в целом — горячего кольороу, цвета огня. А сверху серые сизые Небеса, с них — влага и утренняя прохлада. Желтое, бурое — осыпается наземь... Им — погибнуть сейчас, для того, чтобы однажды родиться вновь. Родиться, но уже не скоро... или сразу же — но далеко-далеко отсюда...
Вокруг осыпается желтым, а Я — стою зеленым. Но вот уже и мне пора... надо готовиться ко сну... Теперь все тысячи моих зеленых становятся бурыми и, медленно, падают вниз. Я был для них Отцом, Родиной, был им целым миром. Их жизнь кончена... что их ждет дальше... Я об этом догадываюсь, но зачем им говорить — сами увидят. Теперь-таки Я провожаю спелые плоды. Их — тысячи... Они тоже — вниз, но им там не смерть. На них там ждет жизнь. Жизнь, о которой они могли только мечтать. Не всех, конечно. Кто пройдет короткий путь, кто — то- еще короче... Но другие — это о них есть пророчества... они — продолжатели жизни. Сейчас каждый из них — маленький, испуганный, но мужественный уходит в свою жизнь.
Есть древнее предание... Это, конечно, правда, но как в это трудно поверить... Это предание о том, что когда-то... давно — давно... с того времени прошли уже сотни лет... Когда-то давно Я сам был таким... маленьким, испуганным...упал на Сырую Землю, а она оказалась совсем не чужой — родной... Это, конечно, правда — но как в это трудно поверить... Прошли сотни лет, я этого почти не помню. Лишь иногда что-то чуть-чуть смутно припоминаю — этой поры, когда провожаю их... Вспоминаю, будто древний, давно забытый сон...
Вот уже и все. Вокруг все давно уже поснуло. Спит под пушистым белым одеялом. Вот и меня медленно окутывает теплая приятная дремота. Я слушаю Небесную музыку...
Так проходили летом...
Помню только последние десять сотен лет — детства своего не помню. Знаю только, что в год моего рождения над Землей нашей прошли трудные времена. До наших границ пришли враги. Несчастье пришло и стало под самыми воротами. Хрипит, стучит — открывай!.. Вести лихие неслись издалека, горело, лилась кровь. Была война. Тогда были трудные времена — но прошли! Прошли страх, тревога и голод, а войско нашего наріду во главе с мужем на имя Словумир впень вырубили захватчиков и чужаков. Это случилось в первое лето моей жизни в этом Мире... Тогда Словумира избрали князем и он стал основателем рода. Я немного помню его. Он пришел к Моему Священного Отца — Моего Создателя. Тогда Мой Отец был еще с нами... Он много раз приходил в Моего Создателя — сам и с своими братьями, приходил за советом... Но я помню только тот последний раз... Тогда Я был совсем молодым — мне шел всего восьмой раз за десять лет. Словумир был на сорок лет старше меня — но считался уже очень старым — столько они живут. В тот раз Словумир пришел сам. Он пришел прощаться — потому что чувствовал, что время его уже пришло... они так живут — по сто лет, или чуть больше. Теперь Словумир отходил туда... где из него должны были спросить... и где он сам должен был получить ответы на все вопросы... Мой Отец тогда простился с ним и сказал напутственное слово, но так, что никто кроме Словумира непочув, даже Я. Я тогда был еще молод...
Шло время. Шли лета. Каждого лета Я цвел , изобиловал разрастался, усиливался; потом приходили холода и темнота, Я с зеленого вращался на бурый, осыпался ним, сыпал плоды. Засыпал... Вся моя юность — сотни лет — прошла во времена достатка, уюта, покоя. Тогда все бурлило, разрастаясь, любило. Все жили в мире, Земля наша жила в согласии. Благодатные сотни лет Сварожьего Дня... Я имел сотни лет на то, чтобы возмужать, окрепнуть... помудреть... стать таким, каким является сейчас.
Шли сотни лет. Небеса позвали моего Отца... Это было потрясающе. Целую сотню лет Я наблюдал, как мой Создатель спокойно медленно прощается со всем, что нас окружало. Тогда Я прожил уже немало, но не знал — как жить дальше? Все мы — мои братья, словумиров род, все живое, что есть на Нашей Земле враз осиротели. Но проходили лета, шло время...
Шли лета, шло время. Теперь уже потомки Словумира приходили ко мне, как когда Словумир приходил в моего Создателя. Они приходили радоваться, грустить, приходили за советом. Тысячелетний Дуб!.. Древо Священное!.. — так обращаются они ко мне. Тогда были благодатные времена. Народ нашей Земли -словумиров род — становился богатым, многолюдным...
Но прошло — как тепло меняет прохлада. Из дальних сторон быстрые ветра принесли в нас тревогу. Злые тревожные вести — я первый узнал их. Приходили новые времена — трудные, тревожные. Поступала Ночь Сварожа!
На Землю нашу сунули враги. Тогда народ нашей Земли пришел ко мне. Лучшие мужи народа нашей Земли шли на войну... Лучшие мужи собрались на совет, стали кругом... Издалека мне было видно — полыхало до самых Небес пламенного цвета — то Огонь... а кругом вокруг него — словумиров белый род. Они просили у Огня и Небес. Потом пришли ко мне. Я видел их всех, знал и помню как вот сейчас. Они проходили мимо меня один за одним — с дубинками, боевыми цепями, ратищами, топорами... хмурые, седые, а были и совсем молодые... Мертвые сраму не имеют! — так говорили тогда их отважные князья...
Того же лета они двинулись в поход. Потом возвращались, но не так. Возвращались по одному — раненые, искалеченные. Один витязь возвращался без руки, другой — с наконечником в груди. Кто-то лишился глаза, кто — то- оба... и теперь для него весь Белый свет — темнота... Шла тяжелая жестокая злая война. И там была брань лютая и сеча зла... Наши мужи — они бились насмерть. Одни погибли, других изуродовали... Я был с ними, Я был среди них, Я ждал их, ждал каждого... ждал их возвращения. Я втоляв им жажду, принимал их боль, исцелял, придавал сил.
Прошло семь лет. Они возвращались. Многие сгинули там, на чужбине. Но возвращались с победой! Они радовались. Благодарили меня. Благодарили небу — радовались... Я стоял непоколебимо... Шуршал до них... Смотрел... Смотрел в Седые Небеса. Надвигались тяжелые времена. Не все знали об этом. Я знал.
Прошло еще несколько десятков лет. На границах шли войны. Каждого нового лета талые воды из далеких рек рассказывали седым облакам — об убийствах, руины, пожарища... Облака слушали. Я слушал. Мира уже не было. Всю Землю расколола война. Тьма шла на Мир. Черные — против Белых! Беда — шло на Яристь.
Наш народ мужественно сражался... в течение веков. Все, что шло на нас войной — вырубленное впень. Вырезанное в корень. Я знал — нас нельзя победить оружием. Белый род — побеждал.
Так было на протяжении веков. Пока не запал раскол... Бедствия черная час — прокатилась, отзывается стоном. На наши земли приходили злые лицемеры, проходимцы. Сладко стелили... много обещали... подлецы... обращали на свое! Случилась беда: некоторые оборачивались. Вращались на чужую веру. Забывали свой род. Чурались предков. Чурались дедов, прадедов — основателей своего рода.
Осторожно, шаг за шагом. Чтобы не нарушить изначальную священную тишину. Погибшие пожелтевшие едва слышно шуршат ему под ногами. Остановился, смотрит. Смотрит прямо перед собой, себе под ноги, потом — в небеса. Смотрит на меня. Вновь шуршат ему под ногами — ближе. Его зовут Доброгаст. Вот он уже стоит подо мной. Охватил мои стороны — сколько хватает его рук. Прислонился лбом. Обратился ко мне. Древо священное! Отец святой основателей рода нашего! — так обращается он ко мне.
На наших землях простыл раскол. Те, кто обернулись — не уважали обычаи отцов своих, сторонились дедов, прадедов — основателей рода. Забыли, кто они есть. А через это произошло страшное бедствие, которого раньше никогда не было. Произошла кровавая междоусобица — брат пошел на брата. Сын — на отца. Честные мужи бессмысленно гибли. Лицемеры, сволочи — богатели, крепли. Наживались на чужом горе. Народ это гадкий, черный. Его — выбить с ноги. Думали — вырежем сразу. Убьем всех до единого. Но затесался, укоренился. Как их резать начали — опять беда наступила. Вновь брат поднялся на брата, вновь полилась братская кровь. Сила — в единстве. А единства уже не было. Лихие черные вращали хитро наших на свое... Шла кровавая междоусобица. А сейчас зайди эти гнилые укоренились... И зовут себе на помощь — из далеких земель идет на нас многочисленное вражеское войско. Его ведут прелаты и епископы — нищая наволочь. Ведет их сила нечистая. Вокруг всех уже попідбивали и держат за рабов своих. Драться с ними! Стать мужественно. Сойтись лавой на лаву. Удар. Резня. И гнать, гнать их до вражеских сторон... И сил уже нет. Некому в ряды становиться, нет кому хорогви разворачивать, оружие готовить. Кто мужествен, кто честен был — ген вокруг косточки белеют. Погибли в жортокій и бессмысленной братоубийственной войне. Остальные — те обернулись. Обернулись на чужеземное. Не возьмут они в руки отцовское оружие, не пойдут защищать родной край. А те чужаки, что здесь, — только этого и ждут...
А осталось нас, потомков рода белого, — я, сам-один и еще семеро моих сыновей. Древо священное! Тысячелетний Дуб! Тогда ответь мне мудрое. Дай совет мне.
Так говорил мне Доброгаст. Я прошелестю к нему ветром в моих кронах. Тогда сказал ему. Честный избирает верный путь. Кто честен перед собой — то честен и перед Святыми Небесами. Защищать родную землю — должны защищать так же искренне и откровенно, как и она защищает нас. Убить врага — это большая радость. Погибну за землю родную — то большая слава. Будь, сын мой! Не грусти и не печалься. Проиграем сейчас — победим через тысячу лет!
Так я сказал ему... И придал ему сил. Доброгаст, потомок Словумира, он выберет верный путь. Защищать землю родную. Придется погибнуть — и он погибнет вместе с семью своими сыновьями.
Надвигались тяжелые времена.
Я увидел их издалека. Их много — несколько десятков. Идут осторожно. Оглядываются. Вертят головами во все стороны. Ворюги. Сволочи. Это враги. Я знаю... Они — ко мне... Наконец, увидели — один из них визжит и тычет пальцем в мою сторону. Подходят... Они боятся меня... Я вижу это по их нерешительных дрожащих лицах. Боятся — потому ненавидят. Подходят еще ближе... Осторожно, словно крадутся... Я кремезно розпростався над ними. Я спокоен. Что — неужели посмеете?.. Они пришли, чтобы быть моими убийцами. Но я их не боюсь. Не я их боюсь — они меня боятся... Нет, не осмелитесь... Вижу это по ним... Вижу их насквозь... Им страшно... Они не смогут... Но... тут вперед вышел один... это их старший. Они называют его епископом. Он выходит вперед... кричит на них обидными словами... ругается... бьет одного по лицу... вырывает из его рук топор. Делает большой шаг ко мне. Теперь мы стоим вплотную. Замахивается топором...
В мгновение мы встретились взглядами. Я увидел его глаза — маленькие, осоловівші, заплывшие жиром... и наполненные страхом! Он боится меня больше всех их... поэтому и так сильно ненавидит... боится меня... он безумно вертит недобрыми глазами, бризжить слюной... топор в его руках нависла надо мной — какое-то мгновение... но эти глаза... где-то я их уже видел... Храп, стоны, рев... злое свистящее сопение... и рыло — смрадне отвратительное тупое рыло...а над ним — маленькие жадные глаза, заплывшие жиром, налитые красным... вспомнил вдруг в одно мгновение... это то, чего не помнил всю жизнь... Это случилось в первое лето моей жизни... на меня и моих братьев напала свинья... как еще попала в нашу священную рощу?.. — были трудные времена... тогда погибло много моих братьев — мужественных маленьких плодов — я сам тогда такой был...
Глухой удар в мое тело... впилась топор и теперь этот епископ с этими глазами... свиными глазами, полными ужаса... вырывает ее с моей стороны. Должно быть больно — но боли Я не чувствую... И совсем не страшно. Лишь теперь Я полностью понимаю своего Отца — как мудро и спокойно ушел Он, когда его позвали Небеса... Я буду мудро, мужественно и стойко... как Ты меня учил, Батюшка... Случилось то, что должно произойти. Теперь остается только одно — созерцать... Конечно, мог бы волноваться — но Я не умею. Раньше, в юности, было такое со мной, кажется... но прошли сотни лет — разучился...
Вновь глухой удар острым лезвием топора мне в сторону. Епископ кричит на них, слюна летит ему в рот... они начинают суетиться попіді мной... взмахують топорами... еще несколько ударов — мне в тело... но не больно... Я слишком презираю их, чтобы мне было больно... снова несколько ударов...сегодня Я отойду... сегодня Я перейду туда... Я слышу — меня уже зовут Небеса...
Лишь созерцаю. Некоторые мои нынешние плоды — уже на Сырой Земле. Другие — от каждого удара по мне — обильно осыпаются. Я смотрю на них. Когда-то Я был таким же...смотрю на них, на мои плоды. Это — мои сыновья... мое продолжение... продолжение моей жизни — на этой Земле... Сегодня Я отойду... где-то там, подо мной, суетятся перекошенные от страха и злобы враги... во главе с этим свинячооким... но я на них совсем не смотрю... слишком презираю их, чтобы смотреть туда... лишь раз-в-раз вздрагиваю от ударов — гуп!.. гуп!.. но я на них совсем не обращаю внимания. Смотрю только в Седые Небеса... и на мои плоды — маленькие, мужественные носители вечной жизни... наступают трудные времена — им будет непросто... Сыновья!..Сыны мои!.. — да говорю я им. Отец!..- обращаются они ко мне. Сыны мои!.. Держитесь мужественно и бесстрашно. Как бы не было тяжело — держитесь правды!
Тяжелые удары по мне — гуп!.. гуп!.. Меня зовут Седые Небеса... Смотрю на своих Сыновей. Пройдут лета... сотни, тысячи лет — и Они!.. Этого достаточно — Мы живы.
