"В верованиях и фольклорных текстах часто выступают персонифицированные праздники, которые могут приходить, пугать, наказывать, у них просят помощи. В волочебных песнях рассказывается о порядке следования и распределении ролей между праздниками-святыми, ср. «Святы Барыс снапы зносiць, Святы Ганны — дамоу возяць» (бел.). О том, что в подобных текстах действуют не сами святые, а персонифицированные праздники, свидетельствует несоблюдение пола и грамматического рода имен святых (ср. св. Евдокий, святая Микола), употребление имени в форме множественного числа (Варвары, Савы, Авдотьи, Андросы) или «спаривание» имен святых, празднуемых в один день (ср. Пятрок-Павел), но прежде всего — присутствие в них таких «персонажей», как Рождество, Благовещение, Сороки (Сорок мучеников), Вшестник (Вознесение), Покров, Спас (Успение), которые участвуют в распределении функций наравне с праздниками-святыми. [...]
Антропоморфизация и персонификация праздников является одним из механизмов мифологизации времени. По отношению к праздникам, дням и периодам часто употребляются определения и эпитеты, обычно относимые к человеку, например, праздники могут называться молодыми и старыми, глухими и кривыми, богатыми и бедными, ленивыми и голодными, но особенно часто — опасными, вредными, злыми, страшными и т. п. Праздникам приписываются человеческие свойства и действия: они могут сердиться, обижаться на людей и наказывать их за несоблюдение запретов и предписаний. [...]
Праздникам приписываются не только карательные, но и положительные магические функции. В украинских и белорусских заговорах к праздникам обращаются за помощью так же, как к святым, к Богу и Богородице: «Праздники годовые, великие, малые, приступите, поможите...» или:«Святые Светлые денёчки, встаньте на помощь! Святой Николай, встань на помощь! Святая Пятница, встань на помощь! Святое Вознесение, встань на помощь! Святой Илья, встань на помощь! СвятойСпас, встань на помощь! Святой Покров, встань на помощь!...». [...]
Праздник, как и святой, может почитаться в качестве покровителя семьи, рода, родной земли. [...]
С персонификацией связано также представление о родственных связях праздников друг с другом: в календарной терминологии, паремиологии и фольклоре праздники оказываются по отношению друг к другу отцом или матерью, братом, племянницей и т. п." (цит. по: С.М. Толстая. Праздник // СДЭС)
"В славянской мифологии для (многодневного) Праздника Зимнего Солнцеворота известны такие олицетворения как Коляда, Авсень/Усень, Божич и даже сами Святки (как имя собственное): «…праздник «приходит», «приезжает на белом коне» накануне Рождества и «отъезжает» в канун Крещения. Часто он фигурирует в текстах, адресованных детям, например: «Не бегайте допоздна. Святки-то ведь ездят на конях, дак вас увезут!». В Полесье за три дня до Сочельника говорили детям: «Вот вжэ коляда еде на трох кониках», за два дня — «на двох кониках [едет]», а за день до начала С.[вяток] — коляда «вжэ приежжае». Соответственно в канун Крещения, когда рисовали мелом на дверях и воротах фигурки коней, людей, телеги, то объясняли: «От так каля да на белых конях одъежджаець». По белорусским поверьям, все святки собираются в «сборный день» на совет, где обсуждают, насколько правильно вели себя люди в течение С.[вяток], после чего «отлетают от земли, причем дальние святки отлетают дальше, а ближныи остаюца поблизу»." (цит. по: М. Сухарев. КОЛЯДА КАК БОЖЕСТВО (sic!))
Таким образом, как справедливо замечает М. Сухарев, "для язычника, не обязательно, например, существование такого божества как "Коляда". Достаточно того, что есть такой праздник, — он и будет персонифицирован язычником как "Коляда". И во Время Его, Он — вполне себе Божество, которому также можно вырезать идол, устраивать святилище и упоминать в заговорах и молитвах"
М. Сухареву с благодарностью.
