Итак, представьте себе: век этак XVI–й, летний вечер, псковская глубинка, Купала. Молодежь обоего пола, поскидав одежу на берегу, купается в водах местной речушки.
Без всякой задней мысли, без всякого ритуала, — просто купается, омывая холодной водой тела, разгоряченные после прыжков через священный костер. Ну, разумеется, исподтишка друг друга рассматривая, не без того: как–никак скоро иным уже и жениться пора, так что сейчас у них есть отличная возможность глянуть на будущих избранниц/избранников на предмет физической привлекательности (да и полноценности, кстати, тоже). Но не только молодые парни и девки, прыгающие в реку в чем мать родила, глядят друг на друга. Из ракитовых кустов смотрит на них, на молодые их тела, озаренные лунным светом, еще одна пара глаз. Пожилой монах, затаив дыхание и привычно сутулясь, замер на сыром берегу, не в силах отвести взор от открывающегося искушения.
Одной рукой монах теребит свою куцую бороденку, выдавая тем нешуточное волнение, другой рукой крепко сжимает… э–э–э… книжицу в кожаном переплете, в которой скоро появятся примерно следующие сумбурные и лживые словеса, посредством которых скромный мних пытается справиться с одолевшим его вожделением:
«Егда бо придет самый праздник рожество предотечево, тогда во святую ту нощь мало не весь град возмятется, и в селех возбесятца в бубны, и в сопели, и гудением струнным, и всякими неподобными игры сотонинскими, плесканием и плесанием, женам же и девам и главам киванием, и устами их неприязнен клич, вся скверные бесовские песни, и хрептом их вихляние, и ногам их скакание и топтание; ту же есть мужем и отроком великое падение, ту же есть на женское и девичье шатание блудное им воззрение, такоже есть и женам мужатым осквернение и девам растлениа. Что же бысть во градех и селех в годину ту? Сотона красуется, кумирское празднование, радость и веселие сотонинское, в нем же есть ликование и величание дияволе и красование бесом его в людех… яко сущии древние идолослужителие бесовский праздник сей празднуют. Сице бо на всяко лето кумиром служебным обычаем сотона призывает, и тому яко жертва приносится всяка скверна и беззаконие, богомерзкое приношение, а не яко день рожества предотечи великого праднуют, но своим древним обычаем» яко в поругание и в бесчестие рожеству предтечеву и в посмех и в коризну дни его, не вещущим истины, яко сущии идолослужителие бесовскии праздник сеи празноють» (Послание игумена Памфила, 1505 г.)
Оценили, каким ядом пропитаны строки послания? А ведь это как раз источник по нашей древней вере… Христианские летописцы не занимались бытописанием народа, изложением его мировоззрения, фиксацией современной им обрядности. Если что–то такое и попадало в летописи и поучения, то случайно, в контексте обвинения. Да, несомненно, для науки все эти свидетельства ценны, притом ценны с разных позиций. Но только не нужно забывать, что христианские свидетельства изначально предвзяты! Об этом случалось говорить польскому исследователю Й. Гансовскому. О своем враге «праведники» и «отцы церкви» могли говорить либо плохо, либо совсем плохо, ну или никак, просто давая абстрактный образ его.
