В славянской традиции основным временем поминовения мертвых является весна. Таяние снега, появление зеленой травы, выпадение росы, цветение – со всеми этими фенологическими признаками связан и приход на землю мертвых. Подобно тому, как перелетные птицы возвращаются к нам (из Ирия) в теплое время года и растения прорастают из под земли, мертвые точно также приходят с Того Света птицами и “прорастают” из под земли вместе с растениями. Так что славянский “День Мертвых” (если уж называть его по аналогии с Мексикой) – все же весной (“Радуница” и т.п.). Однако в течение года и помимо весны есть моменты, когда граница между мирами становится прозрачной и мертвые приходят навестить живых. Например, примыкающие к зимнему солнцестоянию Святки. Или конец октября/начало ноября – время, когда в средней полосе среднесуточная температура опускается ниже нуля и осень, таким образом, переходит в зиму (см. обо всем об этом). В России на это время приходится один из т.н. “родительских дней” и посещение в этот день кладбища весьма распространено в моей местности (Восточная Сибирь), но везде по разному. Белоруссы отмечают т.н. “Деды” и под этим именем Осеннее Поминовение Мертвых известно и в современном родноверии.Однако данная традиция не ограничивается собственно Беларусью. На Украине – также “Деды” (реже – “Бабы”). В Польше – “Задушки”, в западной Белоруссии – “Задýшны дзень” (ср. с “Задушницами” у южных славян).

Традиция осенних календарных поминок наиболее ярко выражена, по крайней мере, для восточных и западных славян, – в Полесье – “Мекке” отечественной (и не только) этнолингвистики. Считается, что народная культура данного региона и примыкающих к нему районов (север Украины, Польша, некоторые западнорусские районы) имеет весьма архаический характер (по выражению Мошинского, “архи-архаический”). Немаловажно, что часть ученых называет именно эту территорию “прародиной славян”. В общем, все это заставляет нас обратить на полесские традиции самое пристальное внимание.

С другой стороны, сразу же озвучу то, что я считаю Сутью, и чего многие не понимают. Календарные поминальные дни в общем и целом ничем не отличаются от личных поминальных дней. Обряд там, за исключением некоторых деталей, один и тот же. Соответственно, если где-то на Деды принято вставать на порог и с ложкой теплой парящей каши громко созывать Предков, то будьте уверены – там и на личные поминки (сорок дней там или год) делают точно тоже самое. Вот у нас на местности принято вести себя несколько сдержаннее. Тем более, что в последнее время наметилась тенденция справлять поминки не дома, а заказывать их специально в отдельных столовых или кафе. Не скажу, что это хорошо, тем более с точки зрения язычества, но.. что есть, то есть. Поэтому оптимальными “Дедами” для меня, с точки зрения местных традиций, будет собраться с родными и близкими где-нибудь в соответствующем кафе на поминки, как это происходило крайние несколько раз на поминках моей матери – с накрытым скатертью общим большим столом, киселем (кутью у нас как-то не принято), фотографиями Предков за отдельным столиком (с рюмкой и хлебом поверх неё, разумеется, перед ними), соответствующими разговорами… В общем, представьте себе обычные поминки как они есть, как у вас принято, только не чьи-то конкретные, а всех Предков скопом. В общем, понятна же мысль? Если что-то из описанного ниже будет вам претить, противореча устоявшимся в вашей местности поминальным традициям, или казаться нарочитым и неискренним – не стоит. Я вот лично, например, не буду никого приглашать открыто (хотя… – но тут уже смотри далее). Я сейчас делаю такое в зимнее солнцестояние, в качестве регулярной практики (см.) и мой отчет), однако сегодня вечером просто не считаю нужным. Но это мое личное мнение и я вам его не навязываю. Я же не то, что бы “уверен” – я просто сам пока многого еще не знаю. И ниже я дам не некий “готовый сценарий “Дедов” (типа как), а разные варианты в цитатах из этнографии, из которых вам следует выбрать то, что внутренне вам созвучно. Тема смерти и умерших – это же такая тема… прямо скажем, весьма деликатная. Поэтому не надо делать того, что вызывает у вас внутреннее отторжение – Они не поймут. Нет никакого единственного “правильного” способа Осеннего Поминовения Мертвых. Славянская традиция, в том виде, в котором практикую ее я, все же крайне к нам добра. Потому что – полна вариантов. Есть некие общие принципы, да – которые я называю “сутью” и которые я готов изложить вам ниже, но конкретных способов воплощения данных принципов – множество и все они – аутентичны и вполне традиционны.

Я считаю, что Осеннее Поминовение Мертвых нужно совершать сегодня вечером (на счет чего мир дал мне совершенно исчерпывающие Знаки). Потому что, по лунному календарю, сегодня наступает новолуние (то есть безлуние, о мифологии новолуния). И, если вы придерживаетесь того, что в славянской традиции Осеннее Поминовение Мертвых отмечается на стыке октября и ноября (типа кельтского Сауня), то лучшей даты, чем сегодня вечером, нам просто не найти (тут, конечно, можно углубиться в то, что такое вообще “октябрь” и “ноябрь” с т.з. природных циклов и лунного календаря и выйти на то, что, для южан, например, есть смысл проводить осеннее поминовение не сейчас, а еще через месяц, но это уже совершенно отдельная тема – см. обо всем этом).

19

Раньше данная традиция держалась за счет общественного мнения. Поскольку для данной конкретной местности празднование было всеобщим и всенародным, люди реально верили в то, что Предки в любом случае приходят (даже если мы их специально не звали) в этот день, например, 2 ноября (как у славян-католиков), в наши дома, и, если им не будет уделено соответствующего внимания и не будет подано соответствующего угощения, мстят разного рода несчастьями и бедами. Так ли это для нас сейчас? Сильно сомневаюсь. Давайте будем честными, и вспомним о некоем условном, “договорном” характере даты Осеннего Поминовения. В Полесье ведь по лунному календарю, в отличие от нас, не отмечали. Скорее мы сейчас тем самым всего лишь отдаем некую дань памяти Им, что само по себе нужно и полезно, я считаю. А чтобы наше “отдавание дани памяти” не превратилось, не дай бог, в “беспокоить попусту”, – и нужны все эти заморочки, которые я буду цитировать ниже.

Ниже я буду цитировать кандидатскую диссертацию Марии Александровны Андрюниной “Символика пространства в славянской похоронно-поминальной обрядности: этнолингвистический аспект (украинская, белорусская, западнорусская и польская традиции)” (под научным руководством Л.Н. Виноградовой). Серьезно, после совершенно исключительной книги Седаковой я и не ожидал найти столь глубокого и проясняющего сознание (а Андрюнина, не могу не отдать ей должное, очень последовательна и стройна в своем изложении, что говорит об очень глубоком проникновении в суть предмета) труда, посвященного похоронно-поминальной обрядности. В общем, рекомендую, понятно. Начнем же:

Полесская традиция предполагает, по аналогии с личными поминальными днями, проведение и календарных поминальных дней внутри собственного дома. Но тут, опять же, по аналогии с личными поминками – нет смысла в поминании в том доме, где никто не умирал: “празднование дедов было связано со статусом дома – в новом жилище, где еще никто не умер, деды не отмечали. «Крестьянин перестает праздновать «деды», когда переходит жить на новое место – в дом, построенный на другом месте… но только до того времени, пока в этом доме не умрет кто-то из семьи. Ведь в «деды» поминаются не души умерших родных, как можно подумать, а «все души свояков, что в этой хате поумирали» [Federowski 1897/1:267]. В Белоруссии к поминальному столу приглашают «усiх памёршых у гэтай хаце». Вокруг стола с кушаньями обносят зажженную свечу и вспоминают сначала умерших в этом доме недавно, а после и всех остальных, приглашая их к столу [ППГ:164]; наряду со своими кровными предками хозяин поминал также всех, кто раньше жил на его земле (бел.) [ППГ:163]. Подобные представления существовали и в Польше – там верили, что в недавно построенный дом души не приходят и поминальных приготовлений для них не делается [Kowalska-Lewicka 1985:77]”. То есть, живя, допустим, в новостройке – ищите иные территории для поминовения. Разумеется, если вы живете рядом с кладбищем, где похоронены ваши Предки, то это – самый лучший вариант. Ну а, если нет, то в качестве заменителя кладбища – “пограничное пространство”, например, перекрестки дорог, или же какие-то природные локусы типа леса, или же уже выше упомянутые нейтральные кафе. Суть-то остается что, собственно, и в традиции такое есть: “Ритуалы поминок включали в себя приглашение души в дом на обед, совместную трапезу живых со своим умершим родственником и выпроваживание его души после. В Польше поминки после похорон (stypa) часто проходили в корчме, которая семантически оказывается ближе к кладбищу, чем к дому. В отношении поминок на кладбище и в корчме действовали одинаковые запреты: не забирали домой остатки поминальной пищи, иначе случится несчастье [KPAE:140]..”

В общем, вернемся пока к “классике” – к Дому. Ну, уборка в доме перед приходом Предков – это общеизвестно. Но тут важно понимать, что в контексте поминок не все пространство дома одинаково важно. В пространстве дома выделяются те локусы, через которые, во первых, Предки попадают в дом, а во вторых – те, где они, как считалось, находятся во время праздника. Первое – это все входы, включая дверь и порог, но особенно – те, через которые люди не ходят: все окна и дымоходы (в современности – вытяжки и вентиляция). Второе – это некие смысловые “центры” дома: Красный Угол и вообще, УГЛЫ, Центр, ну и, согласно Традиции, пространство за печкой (ср. с местом обитания домового) – про последнее я так до сих пор и не понимаю, что с этим делать, но все же имейте в виду :

“Повсеместно приходу душ в родной дом предшествовала подготовка, включавшая в себя тщательную уборку домов, мытье полов, чистку дымоходов и печей – локусов, через которые души попадали в жилище; а также тех мест, где они должны были находиться во время поминального ужина. «[На деды мыли полы и насухо вытирали, чтобы] змáрныя дýшачки [ноги не намочили]» (Оброво,ивацевич., брест.) [БФЭЛА]; «należy wysprzątać w izbie, aby dusze miały gdzie usiąść» [надо убраться в избе, чтобы душам было, где сесть] (мазур.) [KPAE:156]. В Минской области наиболее тщательно чистили кут и запечак [ППГ:162]. «<…> Як дедовáя пятница, то рáнэнько пéчку топúли, побéлють, полóжуть чыстую скáтерть и утирáльники — ждуть гóсти, дýшки пóмерших» (Хоромск, столин., брест.) [Толстая 2005:75]. В Польше для душ на столе оставляли зажженную свечу (распр., особ. Варшава, Радом, Люблин) [KPAE:156]”

Тут, кстати, очень и очень большой вопрос с водопроводом (да и трубами отопления и прочим, чего в Традиции просто не существовало), но пока оставим все это за скобками. Просто нужно понимать, что все входы в дом, все места, где, по тем или иным причинам, размыкается граница между “внутренним” и “внешним”, скажем так, символически не равны. Да, Предков можно пригласить и через главный вход, которым пользуемся и мы сами – через ДВЕРЬ. Но, например, в русской (и не только) традиции, предпочтительнее ОКНО (на поминках ведть не зря оставляют воду и хлеб – на подоконнике: “На окне оставляли еду для символического «кормления» души (см. об этом ниже), во время поминок под окном стоят души покойных предков. В русских духовных стихах, где описывается приход душ умерших к своему дому «на помин», говорится: «А и Манькина душа под вокном стоить» [СД 3:535]”). Или все же – ДЫМОХОД (ср. Санта Клауса, который входит в дом через камин в совр. западной традиции): “В годовые поминальные дни умерших родственников приглашали к поминальному столу, зовя их в печную трубу (в.-слав.) [СД 3:535]; на Васильевский вечер (1.I.) трубник или окойник (плашку, запирающую дымоволок в потолке курной избы) хозяева тщательно мыли, ожидая приход в дом душ умерших (рус. заонеж.) [Логинов 1993:196]. В Полесье обязательно открывали дымоход во время празднования дедóв, чтобы души умерших предков могли войти в дом и участвовать в поминальной трапезе: «А шчэ у кóмин отсýнут бляху [задвижку], бо деды кроз комин пúйдут» (Нобель, заречнен., ровен., ПА); «<…> И кóмин оччинéн, бо мéртвые дýшы бýдут итú» (Лисятичи,72 пинск., брест.) [Толстая 2005:82]; «<…> Дэды́, шо поумэрáлы, пры́йдуть чэ́рэз кóмын <…>» (Ласицк, пинск., брест., ПА).”.

Сам ритуал ведь в целом крайне прост и понятен: “Обряды домашнего сезонного поминовения умерших повторяли в общих чертах ритуальные обеды личных поминок: в ожидании прихода предков в домах убирались; открывали окна, двери и дымоход; приглашали умерших к столу, во время трапезы отливали часть еды и питья для душ и соблюдали ряд запретов, служивших для того, чтобы случайно не сбить с пути души, приближающиеся к селению, не затруднить им вход и выход из жилища, не вызвать еще каким-либо образом их недовольство и гнев; иногда произносили формулы ритуального выпроваживания душ, оставляли на столе неприбранными приборы и остатки еды”. Ну и всё.

И КОРМЛЕНИЕ, это все же, как ни крути, – центральный, смыслообразующий момент: “как уже было сказано, множество ритуальных действий в комплексе погребальной и поминальной обрядности символизировали перераспределение доли между умершим и оставшимися в живых членами семьи. На то, что «доля» оказывается одной из определяющих тем для выявления мифологической семантики комплекса погребальной и поминальной обрядности, многократно указывали исследователи [Седакова 1990:60; Седакова 2004:72; Невская 1993:56-58; Байбурин 1993:112–115; Конобродська 2007:191–192]. Наделение умершего его «долей» имущества выражается в многочисленных обычаях «кормления» души на похоронах и поминках 19, в осыпании житом гроба, покойницкой лавки, порога и пр. во время выноса из дома; в символическом «бужении» скота, пчел и плодовых деревьев, уведомлении их о смерти хозяина. На Русском Севере в гроб под правый локоть покойника клали полбуханки хлеба и говорили: «“Вот тебе дóля, вот тебе половúна”. Три раза. Если вот так не положат, так говорят: “Мёртвый у угла не стоúт, а своё возьмёт”. Тут то ли сúла, не сúла, а то корóва не придёт с пáстбища, то чего-нибудь, какóе-нибудь несчáстье будет» (Тихманьга, каргопол., арханг., АА). «[Во время выноса гроба из хаты крупу сыплют на покойника]: Нá тебе и крупý, и мукý, шчоб ничóго з дворá не взял. Я тебе атдал ўсё» (Грабовка, гомел., гомел., ПА); «otrzymałeś teraz wynagrodzenie, nie masz zatem po co wracać» [ты получил плату, незачем тебе возвращаться] (пол.) [Fischer 1921:174].

В благодарность за предложенную им пищу предки приносили благополучие и хозяйственное процветание; если же по каким-либо причинам они не получали приношений, наступала месть духов: нерадивые потомки расплачивались кошмарными снами, страхами, болезнями и хозяйственными убытками. «С темой ‘нищеты умершего’, – как об этом пишет О.А. Седакова, – связан мотив голода в обряде, удовлетворению которого посвящены “кормление могилы”, “угощение души” на поминках, оставление хлеба и воды (вина) в красном углу или на окне в течение 40 дней. При этом умершие, в контраст своей “нищете”, почитаются источником всякого изобилия (деды хлеб-соль засылают) и отождествляются – даже лексически – с долей <…>» [Седакова 1990:57]”.

Поэтому, как минимум, прежде чем вы зовете мертвых, убедитесь в том, что вам есть, чем Их поить-кормить. И не только. В обрядовый комплекс очень часто входит и мытьё: “в селах восточной Польши на ночь в задушки хозяйка придвигала к натопленной печи лавку, ставила на нее сосуд с водой, клала гребень, мыло и полотенце, чтобы души могли вымыться и причесаться”. Как вариант иногда специально баню топили. Пустую. И никого из живых туда не звали, – чисто для Них (“Перед поминальной трапезой в бане мылись сами и оставляли на полкé ведро воды и веник «для дзядоў»; поздно мыться в это день запрещали, а запоздавшего выгоняли со словами: «Пусцiця ўжо нябожчыкаў» (могилев.) [ППГ:170–171]. Русские накануне родительского дня топили баню для умерших; в ней не мылся никто из живых членов семьи, полагая, что в данный момент там незримо моются души (перм.) [Кремлева 1993:30]; на Радуницу в бане оставляли веники и воду для умерших родных (рус. смол.) [Листова 1993:77]”). В принципе, если у вас есть одноразовые приборы для мытья-бритья, как у меня, – скомунизженные из гостиниц, то можно и заморочиться (понятно, что всё задействованное в ритуале придется потом выкинуть).

Итак, Приглашение. Ну, по моему личному опыту, это происходит само собой. Если уж вы устраиваете поминки, то вам придется пригласить на них поминаемых, так или иначе. То есть, если даже вы отвергаете некие традиционные формулы призывания – в какой-то момент вам все равно придется сформулировать свою собственную Формулу Призыва, пусть и своими словами, натужно и коряво. Поэтому, пусть каждый из нас и поступит по своему, – будет полезно ознакомиться и с аутентичными примерами ниже. Мы начинаем с того, что готовим трапезу и приглашаем Их на нее:

“Предкам старались обеспечить беспрепятственное проникновение в дом: перед тем, как садиться за стол, повсеместно открывали двери, «каб заходзілі памершыя гэтай хаты» (бел. гроднен.) [ППГ:164]; а также дымоход и все другие отверстия, предназначенные для выхода дыма; их держали открытыми во время ужина. «Як вечэру прáвяць, не закрывáюць кóмин и не замукáюцца» (Дубровица, хойниц., гомел.) [Толстая 2005:83]. Иногда наоборот, двери закрывали «˂…˃ bo uważano, że dusze przejdą przez zamknięte drzwi» [˂…˃ так как считают, что души пройдут и через закрытые двери] (ленчицк.) [KPAE:155]. В Белоруссии возле окон и дверей вывешивали чистые полотенца, чтобы души могли опознать дома своих родных. «На дзеды му вéшаем рушникú чысьценькие ў хáци – два-три – для дзедóў» (Дубровица, хойниц., гомел.) [Толстая 2005:83].

На окна специально клали еду, чтобы паром от нее и запахом привлечь души в жилище. Во время приготовления праздничных кушаний на деды первый блин рвали на части и клали на окна «для дзядоў» (бел. могилев.) [ППГ:170]. «На «дяды» вáруць кáшу, и на вóкна накладéш кáшы и блинцóў» (Велута, лунинец., брест., ПА); «пякýть блины и на вóкны лóжать – дядáм ужэ, што дяды прыдýть» (Барбаров, мозыр., гомел.) [Толстая 2005:79]; «Аладушки лажыли на окна, это прыдуць ужэ с тóго свету, паесць» (Прусы, стародорож., мин.) [ПМА]; 106 «Пяком блины, ложым, застилаем скáтерку и ложым на окна, кажэм: “Дяды и бабки, прыходьте есць аладки”» (Кривоносы, стародорож., мин.) [ПМА].

Стол накрывали особым образом: ставили отдельную миску, ложку и стакан для умерших, куда потом отливали по ложке от каждого блюда (бел.) [ППГ:164]; для душ обязательно клали лишние ложки: «На дзеды ложаць лишние ложки, бо святые придуць и будуць йесць» (Дяковичи, житкович., гомел., ПА). Иногда для дедов накрывали отдельный столик, обычно располагаемый возле порога. Перед дедовой вечерей хозяйка ставила возле порога небольшой покрытый скатертью столик, на который клала понемногу от каждого приготовленного кушанья (бел. минск.) [ППГ:188]. Отдельную чарку наливали и ставили на окно (бел.)…

Приглашали души к накрытому столу во дворе дома, на крыльце, возле открытых дверей, окон и дымохода, используя при этом специальные ритуальные формулы: «На диды хозяйка выхóдить на двýр ды й кáжа: «Прыходыце, мои родные, и што наварыла, тое будэм рáзом éсьци» (Спорово, березов., брест., ПА); «На диды мы клúчем родных. Сталы приготóвим, я богу помалюся, за двéри выйду и говорю: «Диды-приятели, хадúте к нам на вечéру! <…> На крыльцó выхóдят у пятницу, кадá сóнцэ зáйдэ» (Дубровица, хойниц., гомел.) [Толстая 2005:84]; «На деды я открыю дзвéры дай кажý: “Прыхóдитэ, деды, всэ до минэ на вичэры”» (Спорово, березов., брест., ПА); на деды, приготовив и накрыв поминальный стол, открывали окна и двери, старейшие члены семьи обходили вокруг дома, молились, смотря в сторону кладбища и приглашали мертвых на ужин (бел. брест.) [ППГ:177]”

То есть, сам видите, либо приглашение Их за общий с нами стол, либо выделение Им некоего отдельного места для трапезы (“главным ритуальным действием было угощение предков, которое могло происходить либо в виде общего застолья (живые сидели вместе с умершими), либо стол накрывали отдельно для душ: расставив на столе обильную трапезу, хозяева молча садились поодаль и ждали, когда поедят незримые пришельцы, а затем сами начинали трапезу (бел. пинск.) [ППГ:177]. В Польше следили, чтобы в доме для душ обязательно была приготовлена еда: «dusze opuszczają swoje groby i udają się do swoich domów. Powinno w domu być coś do jedzenia i picia» [души оставляют свои могилы и идут в свои дома. В доме должна быть еда и питье] (Подгалье) [KPAE:159].”).

Далее переходим к самой трапезе:

“В Белоруссии перед ужином хозяин дома брал стакан и говорил: «Будзь здароў, дзед» и выливал водку за окно; сев за стол, выкидывал за окно и первую ложку с едой. Остальные кидали под стол со словами: «Дзеду, iдзi да абеду» (гродненск. губ.) [ППГ:174]. После слов ритуального приглашения предков к столу хозяин откладывал на середину стола ложку кануна, а потом понемногу ото всех кушаний, говоря при этом: «Дзядом!» (бел. мин.) [ППГ:180]; перед трапезой хозяйка клала хлеб на скатерть и обливала его борщом (бел. мин.) [ППГ:188]. В Витебской губернии есть не начинали, пока от каждого кушанья не отольют и не отложат понемногу в отдельный сосуд, который затем ставили на окно [Шейн 1874:374–375]. Иногда в чистую тарелку отделяли столько частиц от поминальной еды, сколько поминалось родных, при этом отдельно произносилось имя каждого: «Пымяни, Господи, дзятьку Ивана!» Миску после этого выставляли за окно (витеб.) [Шейн 1874: 376]. Там же во время поминальной трапезы хозяин ставил покрытую блином миску с небольшим количеством еды на подоконник или на особую, приделанную рядом полочку и звал умерших: «Святыя дзяды! Прыдзiця сюды – ета для вас!» [ППГ:165]. Во время ужина первую ложку от каждого кушанья и первые капли напитка выбрасывали за окно; проливали прямо на скатерть; еду бросали на пол; откладывали понемногу от каждого кушанья в специальную дедовскую тарелку, находящуюся тут же на середине стола, на припечке либо на подоконнике. Повсеместно в Полесье во время трапезы отливали на стол понемногу от каждого кушанья: «Чáрку так нахúлиш трóхы, на стол ллеш, и лóжку еды якóй кáпнеш, прóсто на стóл…» (Ручаевка, лоев., гомел., ПА). В селе Тхорин это действие воспринималось как жертва утопленникам: «Сытý з лóжки трéба линýть на стол. То, кáжуть, потоплéникам» (овруч., житомир., ПА).”.

Во время самой трапезы, конечно же, действуют определенные правила: “«Nu ta noc nazywa się żałobna. Jak bywa w tę noc, w Dzień Zaduszny, to nie można bywa radia słuchać, słuchać nie można, tilewizara patrzyć. Ta dusza jeszcze przychodzi do domu swego. Żałoba już taka» (белорусские поляки) [Эта ночь называется траурной. Той ночью, в Задушный день, нельзя радио слушать, телевизор смотреть. Душа приходит в свой дом. Такой траур] [Adamowski, Doda, Mickiewicz 1998:281]… Во время ужина следовали определенным правилам. Время от времени свою ложку нужно было класть на стол, «каб ёй елi дзяды». Следили, чтобы ложки лежали выемкой вверх, иначе покойники перевернутся в могилах (могилев.) [ППГ:171]. Если во время трапезы что-нибудь падало на пол, поднимать это запрещалось: «если под стол упадзе, не подамаюць. Ништо не падамаюць, ни хлиб, ни лошки» (Дяковичи, житкович., гомел., ПА). В таких случаях говорили, что «ето нехта есцi хоча» (бел. могилев.) [ППГ:171]. «Як упадэ лóжка, то ужэ нэ знымáют, пóкы нэ одыйдýт от столá люды. Кáжуть, мэртви вúрвали з рук – бýдуть йсты тэю лóжкою. Хлиб як упадэ, тóжэ нэ чэпáють. Казáли, то мэ́ршые дýшы прóсять йúсты. Як найидяца – ужэ паднымáють.» (Чудель, сарнен., ровен., ПА)…Если во время трапезы что-либо падало под стол, поднимать это запрещалось, поскольку считалось долей, предназначенной душам: «[На поминках, придя с кладбища,] як шчо упаде до дóлу хлиб чи лóжка, то не поднимáют, хай покойникам то; хай же обедають покойники» (Макишин, городнян., чернигов., ПА); тот же запрет соблюдался в Заонежье [Логинов 1993:173]. Во время еды ложки следовало класть на стол, а не на блюдо [там же].”

Затем неизбежно следует выпроваживание (ОБЯЗАТЕЛЬНО! – ибо неважно, кто были они при жизни. Сейчас они более не личности, а Сила, сопряженная со смертью, поэтому и опасны. ОБязательно нужно выпроводить. Так или иначе) . И тут есть две стратегии: либо выпроваживать Их сразу же после трапезы, либо оставлять на ночь. Ну а утром, имхо, все равно придется; ибо это – выпроваживание – ключевое:

“Повсеместно соблюдалось правило оставлять на столе недоеденную пищу и немытую посуду на всю ночь, что понималось носителями традиционной культуры как еще один вариант «кормления» душ: «На бабы, на деды <…> оставляюць на ночь ложки, чáрки, шо едяць, шоб деды поснéдали. Оставляюць не чúстые, а те шо сáми éли» (Боровое, рокитн., ровен., ПА); «Пакýшають и аставляють патрóшку ўсегó: деды придýть пакýшать. И лóжки, ўсе шоб стаяло, понемнóжку аставляють на тарéлках и кóлива» (Старые Яриловичи, репкин., чернигов.) [Толстая 2005:83]. Обычаи оставлять на столе еду после Задушек известны и в Польше (юж. Польша, пограничье Великопольши, Куяв; Мазовше, часть Мазур и пр.) [KPAE:158]. «Jak nie [wszystko] zjedzone, to resztki zostawiają na stole, nie wyrzucają, to dla umarłych» [Если не все съедено, то остатки оставляют на столе для умерших, не выбрасывают] [KPAE:159]. Часто фиксируется обычай покрывать остатки поминальной трапезы чистой скатертью или полотенцем (бел.): «Павечéрають, астаўляють всё на сталé, шчоб деды éли. Накрывáють скáтертью и лажáцца спáть, а деды нехáй прихóдять да едять. Усю посýду астаўляли: лóжки, мúски, тарéлки» (Грабовка, гомел., гомел.) [Толстая 2005:207]. Согласно обычаям польского Поморья «… Należy zgotować im odpowiednie przyjęcie i stół lekko nakryć, aby dusz nie zgnieść» […следует приготовить им достойный прием и стол слегка накрыть, чтобы душ не придавить] [Stelmachowska 1933:52].

В некоторых случаях оставшуюся на столе посуду расставляли определенным образом: в центре помещали блюдо, а вокруг него раскладывали ложки. «На дяды, як павячэрають, то кругóм тарэлки лóжки кружкóм покладýть, выемкóй уверх. А тарэлка сярóд сталá. То гэта и ночýеть так» (Велута, лунинец., брест., ПА); «Як ужэ семья повечéраеть, кáжэ – чи мáтка, чи бáбка: “Остаўляйте дедáм, деды прыйдýць вечéрать”». Так мы ужэ лóжки палóжым кругóм мúски. Полотéнцем накрывáе обычно мáтка» (Барбаров, мозыр., гомел., ПА); «Як повечэраем [в пятницу], на столú стоúть на ночь блюдо, лóжки перэвéртывають – для дýшэк, штоп кормúлись» (Рубель, столин., брест.) [Толстая 2005:75]; «… так на стале, так и мисачки, так и ложачки, ўсё-ўсё стаяла, ўсё на ночь …. Вроде бы это пакойникам, тым, что ани пры́дуць и будуць вечéраць» (Щитковичи, стародорож., мин.) [ПМА]. Иногда остатки ужина все же убирали со стола. В Витебской губернии стол прибирали, покрывали его скатертью, ставили на него дедовскую тарелку с различными кушаньями, клали хлеб и соль [ППГ:166]. Кроме стола, еду для душ могли оставлять также на лавке или в углу (пол.): «W zaduski to zawdy duse do chałupy pójdą, to w kąciku zostawiają im trochę wina i moskala dawniej, a teraz to chleba. ˂…˃» [В задушки всегда души в хату идут, в уголке оставляли им раньше вина и лепешку, а теперь хлеб. …] (Подгалье) [KPAE:158]. Везде господствовало убеждение, что нельзя мешать душам совершать свою ночную трапезу в доме, поэтому в задушный день поляки старались пораньше лечь спать, оставив на столе остатки поминального ужина; также запрещено было выходить ночью во двор [СД 2:247]. Не следовало подходить ночью к столу с остатками поминальной еды. В Полесье записана быличка о том, что одна старуха на деды захотела поесть, когда все уже легли. Подошла к столу, и тут ее повалило и всю ночь катало по хате [Седакова 1983:258]. Широко распространена вера в то, что отсутствующее или неподобающее угощение могло спровоцировать умерших так или иначе отомстить своим родным. Известно множество быличек, повествующих о подобных наказаниях. В Гродненской губернии верили, что если на столе не было девяти кушаний, мертвые ночью перевернут стол с остатками еды [ППГ:174].

Требование оставлять стол неубранным на ночь может свидетельствовать о вере в то, что предки остаются в доме ночью, а затем исчезают сами собой, однако во многих описаниях обряда фиксируется ритуал выпроваживания душ сразу после ужина. Для этого предпринимали специальные отгонные действия и использовали словесные формулы, во время произнесения которых души выходили из дома и отправлялись в свои обычные обиталища. После поминального ужина говорили: «Святыя дзяды! Елi i пiлi, iдзiце да сябе» (бел. мин.) [ППГ:162]; «Святые дзяды, ляцице цяпер до неба» (бел. витеб.) [Шейн 1874:374–375]. В Гомельской области хозяева отодвигали лавки от стола и поливали пол водой до самых дверей, говоря при этом: «Што не даелi i не дапiлi, то iдзiце на папоў двор» [ППГ:179]. После ужина хозяин снова открывал двери дома, ставил в них борону и махал веником по всем углам дома со словами: «Кыша, кыша, душачкi! Каторая старша i больша, то дзвярамi, а катора менша, то вокнамi» (бел. гроднен.) [ППГ:174]. В полесском селе Новинки для произнесения формулы изгнания душ выходили на крыльцо дома: «Идúте, дяды, дай, бóжэ, штоб на лéто даждáли» (калинкович., гомел.) [Толстая 2005:82]. Последовательная актуализация в данных примерах мест в углах, возле стола, порога, окон и дверей символически иллюстрирует путь душ умерших вон из дома. В ритуалах выпроваживания душ широко использовалась поминальная пища, с помощью которой их выманивали из дома, а в некоторых случаях ее сразу относили прямо на кладбище. В Полесье в конце ужина души провожали за дверь с хлебом и солью, произнося при этом ритуальную формулу (Скрыгалово, мозыр., гомел.) [Толстая 2005:85]. После поминальной трапезы предназначенную душам еду собирали со стола или с дедовской тарелки и выбрасывали за порог, за ворота по направлению к кладбищу, закидывали на крышу, относили в хлев, в сад под плодовые деревья; бросали в водоемы или оставляли на кладбище. Из рассказов информантов следует, что еду относили туда, где должны были находиться души умерших. В Белоруссии остатки поминального ужина забрасывали на крышу для птиц; в селе Золотуха еду относили в сад «под зялёнае деревце, под ябланьку, под грýшку, штóбы верабéйки зъéли» (калинкович., гомел.) [Толстая 2005:84].

Кормление остатками поминальной еды птиц может быть понято как еще один способ передачи ее душам умерших, которые часто являются живым именно в пернатом обличье.”

В общем, этап выпроваживания – обязателен. Еще раз, так или иначе (“после поминального обеда выпроваживали душу специальной формулой. Например, в Заонежье, поднявшись из-за стола, кланялись в сторону прибора покойного и говорили: “Поели, попили, пора и домой”).

+++

Давайте уже резюмирую все вышеизложенное. Понятно, что жизненные обстоятельства у нас с вами бывают самыми разными и мы никогда не знаем, где нам повезет. Однако в цитируемом полесском выше все же содержится множество идей, которые мы, так или иначе, все же способны воплотить. Здесь-и-сейчас. Не существует какого-либо идеального способа Осеннего Поминовения Мертвых в славянской традиции. “Правильного”. Эталона. Блин, да сделайте хоть что-то из описанного выше, хотя бы самую малость – и это уже будет лучше, чем сидеть сложа руки, и вообще ничего сегодня не сделать.

Поиск

Журнал Родноверие