В «Истории западных славян» (1-е изд. 1917) у крупнейшего знатока истории славянства, средневековой Литвы, исторической географии России и архивоведения, ректора Московского университета (1911—1917), а впоследствии академика Академии наук СССР Матвея Кузьмича Любавского (1860—1936) читаем:
Особенности языческих верований прибалтийских славян
В эпоху расселения славяне, как было указано выше, чтили Перуна как главного бога. Перун остался главным божеством и у восточных славян. Но у прибалтийских он отошел на второй план, а на первый план выдвинулся солнечный бог. По словам Гельмольда, прибалтийские славяне признавали Святовита первым между богами, „богом богов“, которые перед ним были только как бы полубогами (caeteros quasi semideos aestimabant). Того же самого бога, как сказано, щетинцы чтили в своем Триглаве, ратари — в своем Сварожиче, гаволяне — в своем Яровите. Солнечное божество почиталось прибалтийскими славянами как податель земных благ, от которого зависел урожай хлеба и всяких плодов. На сыром и прохладном Балтийском побережье, где недород хлеба происходит не от засух, а от туманов и дождей, благодетельное действие солнечного света и тепла должно было почувствоваться с особой силой, а потому и культ солнца должен был получить предпочтительное развитие. В эпоху продолжительной и ожесточенной борьбы с немцами прибалтийские славяне мало-помалу выработали взгляд на Святовита не только как на подателя земных благ, хлеба и плодов, но и как на подателя побед, помощника и заступника в битвах. Мирный бог земледельцев, таким образом, превратился в грозного бога войны. В этом значении особенно выдавался Яровит, почитаемый у гаволян.
Особенности культа прибалтийских славян; храмы и жрецы
Предпочтительный культ солнечного бога составляет особенность язычества прибалтийских славян. Этот культ, равно как и почитание других богов, у прибалтийских славян ушел далеко от первоначального общеславянского культа. Древнейшее богослужение славян совершалось под открытом небом всяким человеком и состояло в молениях и жертвоприношениях: не было ни жрецов, ни храмов, ни идолов. Эта древнейшая форма языческого богослужения, судя по сообщению Косьмы Пражского, была в ходу у чешского простонародья даже в XI в., когда Чехия стала уже христианской страной.
У прибалтийских славян эта первоначальная форма мало-помалу изменилась. Первым нововведением явилась ограда, которою стали окружать священное место в лесу, которое излюбили боги, для того чтобы чужеземцы или свои по неведению не осквернили святого места. Такую ограду мы встречаем, например, в священной роще вагров, где росли дубы бога Прове. Место, где росли эти дубы, было обнесено деревянным забором, в котором было двое ворот, украшенных отличными фронтонами. Вход за ограду дозволен был только совершавшим жертвоприношение и тем, кто убегал от кровной мести. Для последних это святилище было безопасным приютом, ибо святое место нельзя было осквернять нежертвенной кровью. Эта ограда святого места была зародышем храма. Но окончательно языческий храм создался у прибалтийских славян после того, как появились изображения богов, идолы.
Идолов создала потребность, родственная той, которая создала и ограды священных мест, — потребность внешним образом обозначить присутствие в данном месте того или другого божества. Эта потребность напоминать о божестве и тем заставлять его чтить с особенною силою проявлялась в те времена, когда под напором чужих верований старые верования и культы могли попадать в забвение и пренебрежение.
В такие эпохи столкновения старины и новизны старина всегда имеет тенденцию резко и выпукло противопоставляться новому. Известно, что русский князь Владимир, видя опасность, угрожавшую язычеству от вторжения христианства, наставил в разных городах кумиры богов, которые в них почитались, и стал ревностно приносить им жертвы. По-видимому, у прибалтийских славян ревнители язычества понаставили идолов, главным образом, в эпоху борьбы с германцами-христианами. Творческая фантазия, воплощавшая богов в человеческих образах, в это время должна была получить особенно сильный импульс и выразиться в создании разнообразных изображений богов. И вот от писателя конца X и начала XI в. Титмара Мерзебургского мы узнаем, что у балтийских славян в его время было уже столько храмов и идолов, сколько у них было волостей, или жуп. Идолы ставились иногда под открытым небом и неогороженные. Но иногда над ними воздвигали крышу на четырех столбах, а промежутки затягивали пологом или забивали досками. Это делалось для предохранения идола от разрушающего действия стихий или от осквернения. Так простое требище, или капище, превратилось у прибалтийских славян в хоромы божества, или храм.
Идолы первоначально символизировали присутствие божества в данном месте и потому были неподвижными. Но затем они сами стали считаться вместилищами, как бы телами божеств. С появлением этого воззрения идолов стали переносить, например, брали с собой на войну для получения от них помощи, стали соединять по нескольку идолов в одном храме, который особенно почитался, и т.д.
С появлением храмов появился и особый класс служителей при храмах, наблюдавших за чистотой и порядком при храме, приносивших жертвы, производивших гадание, другими словами — появился класс жрецов. В этот класс, естественно, попали все ревнители язычества, которые и прежде имели стремление и претензию быть в близости и интимности с богами, т.е. разные вещие люди, волхвы, кудесники и тому подобные люди. Прежде весь этот люд рассеян был в массе населения и из своей близости к богам не делал еще профессии и ремесла. Теперь все подобные люди сбились к храмам и забрали в свои руки жертвоприношения и гадания, стали собирать с населения доходы и приобрели почет и даже власть в обществе. От народа жрецы стали даже отличаться и внешними признаками — белой одеждой, как, например, в Волегоще, бородой и длинными волосами, как на Ране, где народ ходил бритым и коротко остриженным.
Средоточия языческого культа прибалтийских славян
Только благодаря всем этим переменам в сфере языческого культа и могли создаться у прибалтийских славян такие религиозные сосредоточия, как Аркона на острове Ран, Штеттинское и Радигощское святилища. Эти религиозные сосредоточия с развивавшимся в них культом уже весьма далеки были от первоначальных требищ и капищ и того, что на них происходило. Послушаем, что говорят об этих средоточиях современные немецкие хронисты.
На высокой скале, выдавшейся в море, на северной конечности острова Рюген, стоял священный город Аркона, огражденный с одной стороны стеной, а с других — морем и обрывом скалы. Город этот принадлежал исключительно богослужению: он или стоял совершенно пустой, даже без всякой стражи, или же вдруг наполнялся на время огромным стечением народа, почти всем населением острова Раны и поклонниками со всего Поморья. Посредине его стоял храм Святовита. Храм был деревянный, по словам Саксона Грамматика, весьма изящно построенный. Он окружен был забором, который привлекал взгляд тщательно отделанными резными изображениями различных предметов. Самое капище снаружи ограждалось четырьмя стенами под одной кровлей; в нем была особая внутренняя часть, отделявшаяся четырьмя столбами и пурпуровыми тканями, столь ветхими, что от прикосновения они рассыпались. За этими занавесями и стоял идол Святовита. Идол был огромный, выше человеческого роста, с четырьмя головами на четырех отдельных шеях, смотревшими врозь, с обритыми бородами и остриженными волосами. В правой руке идол держал рог, выложенный разными металлами и ежегодно наполнявшийся вином; левая изогнута была дугой и упиралась в бок. Идол стоял прямо на полу, одетый до голеней.
Поблизости от него находились узда, седло и другие предметы; наиболее удивлял посетителей огромный меч, ножны которого и рукоять были отделаны серебром и отличались прекраснейшей резьбой. В храме стояло священное знамя Святовита, или станица. Эту станицу ране чтили необычайно, воздавая ей почти такое же поклонение, как самому божеству. Нося ее пред собой на войне, они считали себя под высшим покровом и на все отваживались, уверенные в полной безопасности. Весь храм, по словам Саксона Грамматика, был украшен рогами разных животных, необыкновенными и удивительными не только по природе, но и по отделке.
В Аркону стекалось огромное число народа после уборки хлеба, пригонялось много скота и привозилось много вина для жертв и пира. Накануне праздника жрец Святовита с веником в руках входил во внутреннее святилище, куда никто кроме него не имел доступа, и начисто выметал его, стараясь при этом не дыхнуть, чтобы не осквернить святого места. На другой день в присутствии всего народа он вынимал из рук идола рог с вином и, рассмотрев его тщательно, предсказывал, быть или не быть урожаю на будущий год: ежели вина оставалось столько же, сколько было налито, быть обилию, а если убыло, то скудости. Вылив старое вино к ногам идола, жрец наполнял рог новым вином и осушал его одним духом, испрашивая всяческих благ себе и народу. Затем, снова налив рог вином, влагал его опять в руку истукану. После того приносили идолу пирог из сладкого теста, высотой в человеческий рост. Жрец прятался за ним и спрашивал народ, видно ли его. Когда отвечали, что виден лишь пирог, жрец просил бога, чтобы и на другой год они могли сделать такой же пирог. В заключение, именем Святовита благословляя собравшийся народ, жрец наказывал и впредь чтить арконского бога, обещая в награду обилие плодов, победу на суше и на море. Тем и кончалось богослужение; остальная часть дня проводилась в пиршестве: ели и пили до отвала, ибо воздержание принималось в обиду божеству.
Кроме этого праздника Аркону посещали для гаданий. При храме содержался священный конь Святовита, белой масти, с длинными, никогда не подстригавшимися гривой и хвостом. Один только жрец Святовита мог кормить и садиться на этого коня, на котором, по верованию ран, сражался сам Святовит против врагов своей святыни. Посредством этого коня и гадали пред началом войны. Служители втыкали перед храмом три пары копий на известном расстоянии друг от друга; к каждой паре привязывалось третье копье поперек. Жрец, произнеся торжественную молитву, выводил коня за узду из сеней храма и вел на скрещенные копья: если конь через все копья ступал сначала правой ногой, а потом левой, это считалось счастливым предзнаменованием; в противном случае предприятие отменялось.
Арконский храм сделался первенствующим святилищем славянского Поморья, средоточием славянского язычества. По общему убеждению балтийских славян, арконский бог давал самые знаменитые победы, самые действительные прорицания. Поэтому для жертвоприношений и для гадания сюда стекались славяне со всех сторон Поморья.
Отовсюду доставлялись ему дары по обетам не только частных лиц, но и целых племен. Каждое племя посылало арконскому богу ежегодную дань на жертвы; ежегодно приносился ему в жертву один из христианских пленников. У храма были обширные поместья, дававшие ему доход; в пользу его собирались пошлины с купцов, торговавших в Арконе, с промышленников, ловивших сельдей у острова Ран; ему приносилась третья часть военной добычи, все драгоценности — золото, серебро и жемчуг, раздобытые на войне. Поэтому в храме стояли сундуки, наполненные всяким добром. Перед нами, таким образом, явление, сильно напоминающее Дельфийский оракул у греков.
Аналогия идет и дальше: как в Дельфы посылали дары и обращались за предсказаниями иноплеменники, так и в арконский храм посылали дары властители соседних народов, например датские короли. Почтение, которое питали племена балтийских славян к арконской святыне, невольно переносилось и на ран, которые так близко стояли к этой святыне. „У славян балтийских, — пишет Адам Бременский, — закон — в делах общих ничего не решать и не предпринимать наперекор мнению ранского народа: до такой степени боятся ран за связь их с богами“.
Святилища, подобные арконскому, существовали также в Щетине, где стоял идол Триглава, в Радигоще, главном городе ратарей, где стоял идол Сварожича, в Волегоще, где стоял идол Яровита, и других городах. Святилище Триглава находилось на самом высоком из трех холмов, на которых располагался город Щетин. Стены святилища изнутри и снаружи были покрыты цветной резьбой, с изображениями людей и животных. Трехглавая статуя бога была убрана золотом. Жрецы утверждали, что три главы — символ власти бога над тремя царствами: небом, землей и пеклом. В храме складывались оружие, добытое в войнах, и предписанная законом десятая часть добычи, взятой в битвах на суше и на море, хранились золотые и серебряные чаши, которые выносились лишь в праздничные дни и из которых пили и гадали вельможи и знатные люди; позолоченные и украшенные дорогими каменьями рога (для войны и для питья), мечи, ножи и разные другие предметы культа. В Щетине был и святой конь, посвященный Триглаву. Никто не мог садиться на него. Ухаживал за ним один из жрецов. При помощи этого коня совершались гадания перед походами, для чего втыкали в землю копья и заставляли коня переступать через них.
Третьим центром язычества у балтийских славян был город Радигощ в земле ратарей. По описанию Титмара, епископа Мерзебургского, город лежал среди большого леса на берегу Доленского озера. Лес этот считался священным и неприкосновенным. Внутри города, куда вели трое ворот, стояло только одно деревянное святилище, стены которого были украшены снаружи рогами зверей, а изнутри резьбой с изображениями богов и богинь. В святилище стояли грозные статуи богов, одетые в шлемы и панцири, и первое место среди них занимал идол Сварожича (Suarasici), почитаемого всеми славянами. Видным святилищем был также и храм Руевита или Яровита в Волегоще (городе бога Волоса, Велеса) на Поморье. Значение этого бога ясно определяется словами, которые, по рассказу жития св. Оттона Бамбергского, произносил от имени бога его жрец: „Я бог твой, я тот, который одеваю и поля хлебами, и леса листьями; плоды нив и садов, плоды живущих и все, что служит к пользе человека, — в моей власти“. Руевит изображался с семью лицами под одним черепом; семь мечей в ножнах были привязаны к его поясу, а восьмой держал он в правой руке. Яровиту был посвящен щит, к которому никто не смел прикасаться и который выносился из храма только во время войны, причем народ либо отходил, либо падал ниц на землю. Идол Руевита вместе с идолами Поревита и Поренута стоял и в княжеской резиденции ран — Карентии. По известию жития св. Оттона, этого же бога под именем Яровита (Геровита) чтили гаволяне, справляя в честь его особый праздник. Было много и других святилищ; по словам Титмара Мерзебургского, храмов и богов было у славян столько, сколько волостей, или жуп» (цит. по изд.: Любавский М.К. История западных славян. 3-е изд. М.: Парад, 2004. С. 75–82).
