26 августа «Балет Москва» покажет на сцене ЦИМа премьеру «Зима. Лето. Весна священная». О новой постановке «Театралу» рассказал британский хореограф Артур Пита.

– Как возникла идея поставить балет «Зима. Лето. Весна священная»?

– Проблема в том, что «Весна священная» идёт только 35 минут. Этот балет никак нельзя растянуть на весь вечер. Но мне хотелось сделать полноценный спектакль и рассказать о том, что было до и после весны – о холодной зиме и о жарком лете. Главное в этой истории, конечно, жертвоприношение, которое происходит именно во время весеннего обряда.

– Балет, в котором ключевая роль отведена языческому обряду, может быть актуальным сегодня?

– Мне кажется, тема язычества до сих пор остаётся актуальной. Многие люди и сейчас придерживаются многобожия, в том числе и в России. Я сам родился в Португалии и исповедую католицизм, русские – православие, но все мы в той или иной степени подвержены силам природы. Солнце, небо, звёзды – это то, что мы видим, то, что нас окружает, а в монотеизме Бог невидим. Я могу понять, почему язычники так высоко ставят природные силы. Но, конечно, я не агитирую за языческие обряды – мне просто хочется разобраться в психологии людей, которые их совершают. По сюжету балета Избранница (роль исполняет Анастасия Пешкова – «Т») умирает. У меня очень много вопросов к язычеству, главный из которых – зачем нужна эта смерть? Наверное, чтобы дать новую жизнь.

– В Вашем балете сначала изображается зима, затем лето, и наконец весна – время, когда всё живое обновляется, начинается новая жизнь. Можно ли это назвать «хэппи эндом», ведь из первоначальной тьмы всё стремится к торжеству света?

– Может быть, и наоборот, от света к тьме и вновь к свету, ведь самое жаркое пора – лето. К тому же, весной происходит жертвоприношение. Это явно нельзя назвать светлым эпизодом. Но этот языческий обряд – необходимость. Он подчёркивает человеческую жажду жизни, чувство общности. Жестокий обряд – вынужденная мера, чтобы продолжить свой род. Но я ни в коем случае не оправдываю жертвоприношение – оно шокирует, ужасает, но в то же время притягивает. Я обратился к этому сюжету, потому что мне хотелось разобраться в психологии людей, которые способны на такой культ.

9663 2

– Почему Вы выбрали именно «Балет Москва»? Когда увидели их работы впервые?

– Я познакомился с «Балет Москва» в январе 2020 года – незадолго до пандемии. Мне захотелось сделать постановку к весне 2021-го, но из-за локдауна это было невозможно. Я очень счастлив, что наконец-то моя задумка реализована.

– Почему Вы решили поставить этот балет в России?

– Эту постановку мне непременно хотелось сделать именно с русскими танцорами, ведь сам балет родился в России – его создали Игорь Стравинский, Вацлав Нижинский, Николай Рерих и Сергей Дягилев. Удивительно, что после провала парижской премьеры в 1913 году более полувека никто не проявлял к «Весне священной» никакого интереса. И вот с 60-х годов прошлого века балет вновь становится популярным. Но русская публика в то же время не сходит с ума от названия «Весна священная» или от имени Стравинского, поэтому мне очень хочется удивить зрителей. Что же касается танцоров из «Балет Москва», то этот удивительный русский дух, который способен выйти за рамки и создать что-то невероятное, и необходим мне для балета. Стравинский, собственно, и показал этот загадочный русский дух в балете. И в своей постановке я попытался его воскресить. Эта музыка, эта русская особенность самопрезентации – то, что необходимо мне для танца.

– С русскими артистами работать легче или сложнее, чем с танцорами из других стран?

– Я очень люблю русских артистов. Это невероятная дисциплина, усердие. И я абсолютно счастлив, что работаю с такими ребятами. Моё незнание русского языка мешает мне понять ребят на более глубоком уровне, но для постановки нашей коммуникации на английском вполне достаточно.

– Вы – британский хореограф, русские танцоры, польский оркестр – получается многонациональная постановка. Как получилось собрать столько людей из разных стран?

– Это получилось совершенно случайно. На польский оркестр я наткнулся в интернете, когда искал, кто бы мог исполнить «Весну священную».

– В 1913 году декорации для балета создавал Николай Рерих. Над Вашей постановкой работает Ян Сеабра. Каким будет пространственное решение?

– Декорации показывают жизнь после Апокалипсиса, хотя, конечно, акцент делается именно на отсутствии жизни как таковой. Сценография также должна правдоподобно изобразить языческий обряд. Наши декорации будут основываться на произведениях Рериха, костюмы будут праздничными, яркими – это же языческий обряд, которым нужно задобрить богов.

– Французские зрители не оценили балета «Весна священная». Какую реакцию ожидаете от русской публики?

– Не знаю. Русская публика очень разная. Кому-то могут не понравиться изображения языческого обряда, кому-то мои нововведения… Реакцию зрителей предугадать очень сложно… И главная сложность в том, что на постановку придут люди с разными взглядами, разных социальных положений.

– Как Вы думаете, Стравинский, Нижинский и Рерих оценили бы Вашу постановку?

– О, я бы очень хотел, чтобы Стравинский, Нижинский и Рерих могли бы посмотреть мой балет. Они были настолько неординарными, гениальными людьми! Надеюсь, им бы понравилась моя постановка… Я не реконструирую «Весну священную» 1913 года, но осмысляю старые темы по-новому.

Поиск

Журнал Родноверие