Десятки тысяч людей, живущих в Закамье, — язычники. Это похоже на резервацию для коренного населения — как у индейцев в США, пишет фотограф Дмитрий Ермаков. Эти снимки Дмитрий сделал в Башкирии на празднике Штияк Восё, посвященном окончанию посевной.

Сижу в бане с мужиками. Башкирия, удмуртское село Каймашабаш. Нательных крестов нет ни на ком, и дело не в риске ожога.

Несколько молодых ребят — уже и не совсем деревенские, работают в городах: Янауле, Нефтекамске и Ижевске. Бывали в Питере, а кто-то и в Москве. "Кто вы по вере, раз крестов не носите"? — "Мы язычники".

Кресты здесь носить и правда не принято. Ставить на кладбищах — тоже. Могут обидеться старые люди, а главное — старые боги.

"Вы в Башкирии, но вы удмурты. Как так?" — спрашиваю. — "Сбежали. Наши предки сбежали за Каму от христианства, да и от ислама — не хотели бросать свою веру в Природу", — говорит Сабит, один из местных старейшин, отец четырех сыновей и глава огромной, по нынешним меркам, семьи человек в 15.


Закамье (в прямом смысле, земли за рекой Камой) — место вообще непростое. Административно — Башкирия, но башкир здесь почти нет. В Янауле, крупном по здешним меркам, а на деле небольшом городе, — в основном татары. В деревнях — где татары, а где и удмурты. Еще дальше есть марийские деревни, хотя Марий Эл не так и близко.

Каймашабаш — удмуртская деревня, все говорят здесь по-удмуртски, хотя многие старики знают и татарский, и башкирский. Русским тоже владеют, но у стариков не самое лучшее произношение.

Рядом есть еще четыре удмуртские деревни, а во всем Закамье — их десятки. И тысячи, десятки тысяч живущих там людей — язычники. Не новообращенные, а самые настоящие.

Но ведь Россия вроде как православная, удивитесь вы. Ну, и частично мусульманская, если говорить в частности про Башкирию.

А заглянешь в удмуртскую, закамскую, предуральскую действительность — и рвутся шаблоны.

Если отъехать на восток от Москвы — невооруженным глазом видно, что там начинается настоящая финно-угорская матрица, которая тянется до Урала. Говорить о ней не принято — иначе к учебникам возникнут вопросы.

Да и сами местные, признаться, относятся к Москве и федеральным властям скептически (что неудивительно: достаточно взглянуть на жуткое состояние дорог в деревнях, например). Поэтому о своей жизни чужим они особенно и не рассказывают. Хотя, если видят интерес, делятся с удовольствием.

Интереса, впрочем, у внешнего мира нет. Наличие здесь язычества в таких масштабах — молчаливое согласие народа с властями: мы вас не трогаем, вы нас тоже. По факту, получается, почти резервация для коренного населения — как у индейцев в США.

Правда, на первый взгляд резервировать-то и нечего: внешние проявления традиции скрыты от глаз посторонних. Люди как люди. К тому же, в отличие от распиаренных на весь мир народов Сибири, у закамских удмуртов нет красивых нарядов, эффектного горлового пения, ярких обрядов и др.

Даже шаманизма нет, в привычном нам смысле. Здешнее язычество вообще очень спокойное. Есть Бог-Отец, он же Бог Неба — Инмар. Есть другие боги, большие и малые. Все они суть природа. Природу нужно чтить, ибо она тебя кормит. Уважай землю и лес, тогда тебе будет хорошо. Это всё.

Впрочем, есть и темная, скрытая сторона. Была, по словам знакомых удмуртов, история, хоть и в другой деревне: председатель колхоза сплавил по реке на дрова молельную избу-куалу, а через несколько дней захворал и умер. "У нас такого не припомню, но похоже на правду, удмурты так могут", — говорят в Каймашабаше.

Всё это напоминает этакое русское вуду. Еще говорят, что Урал как место стыка двух тектонических плит вызывает в мир темные, хронические силы, и местные знают их язык. Но понятно, что за покров этих страшных сказок, а может и не сказок, приезжему не попасть.


Деревенский клуб. Встреча выпускников 2004 года. Танцы, закуска, водочка. "А завтра большой праздник, Штияк Восё, типа день окончания посевной. Там водку нельзя. Даже говорить о ней нельзя".

Обычные деревенские ребята и девчонки. Завтра днем они поедут по распутице — лето выдалось очень сырым и в тех краях — за пять километров, в священную рощу.

Восяси, они же жрецы или старейшины, зарежут баранов. А баранов дадут люди, которые хотят о чем-то просить Инмара.

Жрецы придут на рассвете. Сварят мясо и кашу, прочтут молитвы, а затем в рощу войдут, помолившись на коленях, все желающие. И земля будет родить, а лес стоять, и не будет в здешних селах нищеты и заброшенных домов, как в некоторых других частях нашей необъятной Родины.

Всю неделю до праздника лил дождь, для июля в здешних краях это нонсенс. Некоторые жители, включая стариков, роптали, что праздник придется отменять: по таким дорогам в рощу не проехать. Но старый жрец Карим сказал: в крайнем случае, люди пойдут пешком, хоть и по грязи, потому что праздник отменять — грех и плохой знак.


Кстати, для меня осталось загадкой, почему праздник проходит в июле, а не на солнцеворот.

Местные объяснить не смогли. Единственная гипотеза — он как раз примерно на 13 дней позже 22 июня, то есть дата по старинке привязана к юлианскому календарю.

Этот июль по погоде напоминал скорее начало осени. Но утром в день Штияк Восё вышло солнце. "Я попросил Инмара дать нам отпраздновать, — сказал Карим (на фото в белом хадате). — Праздник закончится и пойдет дождь".

Дождь пошел раньше, еще когда первые жители деревень только потянулись к роще. Карим молча ушел у лес минут на 20. Тучи разошлись, и он вернулся, ничего не пояснив.

После праздника верховный жрец передал бразды правления молодому коллеге Фанзиру. Говорят, у Карима недавно был инсульт. Но, похоже, дело в другом — он увидел в погоде знак.

P.S. Справедливости ради надо отметить, что язычники есть и в самой Удмуртии, в основном на юге республики. А также в Марий Эл и других финно-угорских землях. Но знающие люди говорят, что именно здесь, в Закамье, вдали от больших городов традиция имеет особенный размах.

P.P.S. В бане крестик пришлось снять и мне. Было жарко.


Поиск

Журнал Родноверие