Какое население необходимо России? Может ли запрет абортов повысить рождаемость? Как на количество детей влияет материнский капитал? Почему в Исландии случился беби-бум, а в России его не будет? Об это «Городу 812» рассказал Сергей ЗАХАРОВ, заместитель директора Института демографии НИУ «Высшая школа экономики».

– Что эффективнее для повышения рождаемости: кнут, то есть запрет абортов, или пряник – материнский капитал?

– Во-первых, в России в 2000-е годы уже дважды сокращался список социальных показаний для позднего прерывания беременности. В 90-е годы таких показаний было 13: плохие жилищные условия, маленькая зарплата, муж в тюрьме… В 2003-м часть из них отменили. Но еще разрешали делать поздний аборт, если отец ребенка погибал или получал инвалидность, или если мать сидела в тюрьме. Сейчас аборт на сроке от 12 недель можно сделать только в двух случаях: если это нужно по медицинским показаниям и если беременность произошла в результате изнасилования. Да и с абортами на ранних сроках беременности борются изо всех сил: и психологическим воздействием на беременную, и сокращением числа лицензированных клиник. Во-вторых, бороться надо не с абортами, а с самим возникновением нежелательной беременности. В 90-е годы боролись, поэтому рождаемость сокращалась по ряду причин, но и число абортов при этом снижалось.

– То есть неожиданно у наших людей проявились сексуальная культура и деньги на контрацепцию?

– Правительство Гайдара сделало два антикризисных шага: освободило цены на алкоголь и ликвидировало монополию Минздрава на лекарственные препараты. И очень скоро в страну – не через централизованные закупки, а через дистрибьюторов – стала поступать качественная гормональная контрацепция, а также презервативы, которых у нас до этого не было.

– Были советские презервативы. Я видела.

– Где?

– В Музее эротики.

– Вот именно, что им место в музее. В общем, молодежь стала быстро перестраиваться с помощью женских глянцевых журналов и телевизионной рекламы – помните, у нас тогда шла борьба со СПИДом? То же самое с внутриматочными спиралями: в Советском Союзе долгое время использовали только «Петлю Липса», которую придумали еще до войны. И только в конце 1980-х закупили финские современные ВМС, когда поняли, что число абортов зашкаливает и надо что-то делать. Так что бороться с абортами у нас начали в советское время еще. В 90-е появились две президентские программы – «Дети России» и «Планирование семьи». Потом, году в 1996-м, их заблокировала левокоммунистическая Дума. Но в стране успели создать центры планирования семьи и репродуктивного здоровья, начали бесплатно распространять ургентную контрацепцию для подростков. И абортную культуру удалось переломить. Правда, в последние годы темпы снижения абортов снизились. Нет, кривая по-прежнему идет вниз, но если бы не наш московский патриархат, снижение шло бы заметней и веселее.

В 90-е годы Россия опережала по темпам снижения абортов соседние экс-советские страны, а сейчас на Украине и в Белоруссии ситуация лучше. Потому что там нет этих бессмысленных игр в традиционализм и морализаторство. Можно подумать, есть такие женщины, которые с радостью делают себе аборты! Но и рожать 12 детей желающих мало. А у нас некоторые стремятся запретить не только аборты, но и контрацепцию. И сексуальное просвещение заодно.

– Материнский капитал сказался на рождаемости?

– Он не столько увеличил число детей в семьях, сколько поспособствовал тому, что интервал между первым и вторым ребенком сократился до исторического минимума: с 4,5 лет до 3-х. Это утопия – заставить людей желать больше детей, чем им хочется. Все эти программы по повышению рождаемости пляшут вокруг цели: простимулировать тех, кто хотел, но не мог завести второго ребенка. Пока не мог. Благодаря материнскому капиталу матери рожали второго сразу вслед за первым, но если бы его не было – родили б все равно, только позже.

– А опыт других стран что говорит?

– В Швеции в середине 1980-х объявили, что детские пособия на второго ребенка будут давать в полном размере, если только разница между первым и вторым составит не более 2,5 лет. Тамошние ученые пришли к выводу, что при такой контролируемой рождаемости и матери и второму ребенку удастся максимально сохранить здоровье. Все стали поспешно рожать второе чадо – но среднее число детей на одну женщину к 50 годам при этом не увеличилось. Сейчас в России тоже получился минимальный промежуток между первым и вторым ребенком, даже меньше, чем было в СССР в 1980-е годы, когда ввели отпуска по уходу за ребенком. Tогда это было повсеместное веяние: не выходя из первого декретного отпуска, уходить во второй. Не меньше 30% матерей так поступали, в основном горожанки с высшим образованием: учителя, врачи, инженеры.

– Значит, если маткапитал отменят, рождаемость не снизится?

– Опыт других стран показывает, что нет.

– Все говорят, что Россию сейчас ждет демографический провал, потому что некому рожать. В 90-е годы рождаемость была низкая, сейчас те немногочисленные девочки, которые тогда родились, не смогут обеспечить воспроизводство на нужном уровне.

– Да, нам тоже кажется, что население будет в перспективе сокращаться. К 2030 году мы можем потерять 8 миллионов, а лет через 30 нас останется миллионов 135. Причин для роста населения я не вижу. В России по-прежнему идеальной считается семья из двух детей, но не всем хочется и удается жениться и выйти замуж. Судя по нашим опросам, брак перестал быть обязательной составляющей успеха. «Лучше плохой муж и дети, чем никакого», – так почти никто не считает.

– Премьер Медведев поручил Минздраву повысить среднюю продолжительность жизни в России до 76 лет. Но ее же можно реально повысить, а можно правильно посчитать?

– Конечно, то, что говорит министр Скворцова – якобы смертность снизилась оттого, что продолжительность жизни выросла, – это чушь. Но у нас действительно в 2012 году подскочила младенческая смертность оттого, что изменились критерии: раньше живым ребенком считался плод от килограмма и выше, а пять лет назад планку понизили до 500 граммов. Но несмотря на одноразово ухудшившийся показатель, это большой прорыв, потому что в советские годы и мечтать не приходилось о том, что будут выхаживать такого слабого ребенка. А сейчас перинатальные центры, новейшее оборудование – все есть.

В СССР было невыгодно вытаскивать таких детей, потому что мертвый плод не сказывается на показателе «младенческая смертность», а вот если ребенок чуточку пожил и потом умер – тогда сказывалось. И это влияло на общую статистику продолжительности жизни.

– Так удастся нам достичь заданной Медведевым планки?

– Может, и удастся. Вот небогатая Португалия достигла этого результата – 76 лет – еще в конце 1990-х. А ведь там еще остались люди, которые помнят страшную бедность. Португальцы побороли младенческую смертность – она сейчас в несколько раз меньше, чем в России. И взялись за улучшение качества жизни. Но им, конечно, трансферты от Евросоюза помогли.

– А зачем нам, в России, большое население, если все больше профессий заменяются роботами?

– Лишние люди – вопрос из области философии, а не экономики. На перспективе нескольких ближайших поколений не будет таких принципиальных изменений, что люди станут не нужны. Хотя бы потому что у нас страна занимает странное геополитическое место: территория ну о-очень большая, а население, ну о-очень маленькое.

– Так какое оптимальное число жителей для России с ее огромными неосвоенными территориями?

– Это никому неизвестно, потому что и ресурсы и производительность труда подсчитать очень сложно. Беда всей нашей экономической и демографической политики в том, что неправильно выстроено взаимодействие государства и индивида. «Стране надо больше людей, потому что солдат не хватает и просторы надо осваивать». Это подход XIX или начала ХХ века. Сейчас развитые страны спокойнее относятся к перспективе сокращения населения из-за низкой рождаемости. Посмотрите опросы разных правительств, которые регулярно проводит ООН, и вы увидите, что совсем немного стран ставят в число приоритетных задач повышение численности населения.

– Западным странам прирост населения мигранты обеспечивают – рождаемость у них не чета европейской.

– Люди, которые едут в Европу из Африки и с Востока, – они все-таки хотят интегрироваться, за редким исключением. Поэтому если не у них самих, то у их детей будет столько потомства, сколько в семьях коренных французов или шведов: двое, максимум трое детей.

– А мигранты в Россию из Средней Азии?

– Что касается иммигрантов в Россию, то у нас имеется новость – отмечен приток пожилых иммигрантов. На родине у них – в Закавказье, в Центральной Азии и в Молдавии – давно подняли пенсионный возраст, а у нас тормозят. Вот они оперативно получают российское гражданство (язык еще помнят, а жить какое-то время в России теперь необязательно), приезжают – и сразу пенсия.

– В России рождаемость зависит от региона. Она высокая на Северном Кавказе. Это несет для нас какие-то риски?

– Понятно, что у чеченцев, ингушей, аварцев, кумыков и др. еще не состоялся переход к контролируемой рождаемости. Да, они немножко на другом этапе демографического развития: мы этот этап миновали в первой половине прошлого века. Да, возможны проблемы, потому что грядет аграрное перенаселение. Одни уезжают в города, в столицы. Те, кто уже жил в городе, рвутся в Европу и Америку. Некоторым удается. Город Грозный теряет население, что бы там ни говорили про новые красивые дома и развитую инфраструктуру. И, конечно, уезжают люди оттуда не в деревню.

Тектонические сдвиги неизбежны, недоразвитые районы отдают население более развитым. Но Москва и Петербург пережили массовое переселение крестьян из сельской местности в города, переживут и других мигрантов. Хотя в прошлом веке это была колоссальная проблема: люди приезжали из деревни в Москву и не знали, как ходить по улице, как ходить в туалет…

– Если у нас рождаемость в разы меньше, чем на Кавказе, то в армии скоро русских будет столько же, сколько кавказцев. Конфликты неизбежны.

– А тут все должно зависеть от армейского руководства и контроля со стороны общества: любой конфликт можно упредить, если не зарывать голову в песок. Правда, примешиваются религиозные компоненты… Но татары в Москве тоже когда-то были особой популяцией, так что возникали трения. Но все утряслось. Все равно кавказские республики не столь многочисленны, чтобы так сильно повлиять на демографию всей страны. И потом, рождаемость в Дагестане, Чечне и Ингушетии все-таки активно снижалась в последние десятилетия. Причины для этого есть: все больше девушек там получают образование, больше женщин находят себя в бизнесе и иных профессиях. Мужчины предпочитают работать не в сельском хозяйстве, а в промышленности, переезжают в города. Потом приобщаются к Интернету, к современному телевидению, и рождаемость снижается до идеального с точки зрения европейца показателя – двух детей.

Кстати, во Франции уровень рождаемости не меняется уже лет 30–40. В Швеции – полвека! И это несмотря на наплыв мигрантов, которые, как уже посчитано, обеспечивают всего 5–10 процентов новорожденных.

– Власти Чечни кричат: не трогайте наши традиционные ценности! Что я понимаю так: грозные мужья не разрешат своим молодым женам сидеть в Интернете, получать образование и т.п.

– У них выбора нет, если они хотят жить богато и счастливо. Хотят жить в человеческих условиях – переедут в город. А там запереть жену в четырех стенах уже не удастся. Согласитесь, что в таких условиях, когда жена – всего лишь придаток мужа, этот муж должен отвечать очень высоким требованиям. И таких мужчин не очень много. Посмотрите на пример Италии, Японии… Вы знаете, что в Италии уровень рождаемости сейчас – один из самых низких в мире?

– А в итальянских фильмах всегда куча детишек.

– Со времен итальянского неореализма много воды утекло. А столь развитая Япония или Южная Корея? Там традиционный семейный уклад никуда не делся. Замужняя женщина должна заниматься только хозяйством. Но поскольку насильно там замуж никого не выдают, а культ замужества – он был и у нас в России, и в Японии, но сошел на нет, рождаемость падает. Молодые итальянки и японки просто не выходят замуж: при выборе только из двух вариантов –остаться незамужними или быть запертыми дома – они предпочитают первое. Так что на Северном Кавказе может пойти развитие по такому сценарию.

– Можно усердно бороться с абортами и получить в итоге проблему отказных детей. Она есть еще где-нибудь, помимо России?

– Во многих странах восточнее Берлинской стены. Сначала больше всего проявляла себя Румыния с ее во многом цыганским населением. Недалеко ушли православные Молдавия и Болгария. Рядышком Литва и Польша, несмотря на их католическое прошлое и настоящее. Все это страны, пострадавшие от социалистического синдрома обобществления, заторможенные государственным патернализмом, привычкой государства вмешиваться в судьбу каждого гражданина, даже нерожденного. Социальные и гендерные революции там, конечно, состоялись, но все-таки чтобы переломить ситуацию, понадобится как минимум смена поколения.

В России ежегодно фиксируется несколько тысяч отказников. Подсчитать их легко: есть статистика детей, которых регистрировали в загсах не их родители, а организации. Впрочем, младенца-отказника усыновят почти сразу, тут можно не волноваться. Хуже со старшими детьми, особенно подростками, у которых матерей лишают родительских прав.

А еще на постсоветском пространстве – в Азербайджане и Грузии – развились селективные аборты: когда мальчиков оставляют, а от девочек избавляются. Прямо как в Китае.

– Как, по вашему, надо грамотно проводить демографическую политику в мегаполисах – Петербурге, Москве?

– Просто отвечать интересам людей, а не властей. Если горожане видят, что власти не заинтересованы помогать им в решении каждодневных проблем, они родят одного вместо двоих, двоих вместо троих. У нас недаром социологи все время считают уровень счастья. Вот где этот уровень высок, там и с рождаемостью все будет в порядке. Научный факт, полученный на международных данных. Допустим, пособия по уходу за ребенком и материнский капитал – это хорошо. Но если при этом над жителями висит риск быть выселенными из жилья – как в Москве из пятиэтажек с перспективой оказаться на кудыкиной горе да еще и с доплатой, – то это плохая демографическая политика.

– Значит, беби-бума в России больше не будет?

– А его и не было. Да, в 80-е за короткий промежуток времени родилось очень много детей. Благодаря введенным отпускам по уходу за ребенком. Но если сравнивать два поколения – кто родился в 1980-е и их родителей, – то количество детей будет даже ниже.

– А вообще в истории известны случаи, когда одно поколение матерей рожало больше, чем предыдущее?

– Было короткое исключение в 50–60-е годы в ряде развитых стран: в США, Великобритании, Швеции, Швейцарии, Новой Зеландии, Австралии и отчасти Франции. Мамы, которые сами появились на свет в тяжелые предвоенные или депрессивные годы, воплотили в жизнь нереализованные намерения своих родителей.

– Они так рассудили: у меня не было братика, мне было одиноко, и у моей дочки братик непременно будет?

– Нет, все сложнее. Консервативное представление о семье еще не изменилось, но улучшились экономические условия. В 30-е годы детей родилось меньше, чем хотелось. А в 50-е – ровно столько, сколько хотелось.

– Недавно появилась новость, что в Исландии случился беби-бум – ровно через 9 месяцев после того, как исландцы очень неплохо сыграли на Евро. Похоже на правду?

– Любопытно, но ненаучно. В Исландии 300 тысяч населения, меньше одного района в Петербурге. На таких небольших цифрах теорию не построишь. Но если это правда, то мы увидим здесь главное отличие Исландии и России. Происходит какое-то нерядовое событие, в результате которого у многих случается внеплановый незащищенный секс. Чаще всего это блэкаут, когда свет гаснет на несколько дней, но может быть какой-нибудь общенациональный праздник с повсеместными вечеринками. Увеличивается число незапланированных беременностей. Исландки в итоге рожают, а наши идут на аборт. И никакого всплеска рождаемости. В начале 2000-х весь Дальний Восток сидел в потемках, а в 1990-е годы – Армения, и что-то я не помню, чтобы это как-то отразилось на демографии.

Справка

Средняя продолжительность жизни на Земле – 48,5 лет.

В частности, в Японии – 82,15 лет (мужчины – 78,5, женщины – 85,6). В Свазиленде – 32 (31,8 и 32,6). Это означает в первую очередь, что в Свазиленде и других африканских странах наиболее высока детская смертность: те же, кому удалось дожить до двух лет, успешно доживают и до 50-ти.

В России на днях отрапортовали о достижении показателя – 72 года. В России советского периода максимальные показатели – 70 лет – пришлись на 1964 год, к концу 80-х был отмечен спад до 68 лет. В начале 2000-х средняя продолжительность жизни упала до 64 лет в среднем: 57 – у мужчин, 71 – у женщин.

Российская медицина старается как может: детская и материнская смертность за последние пять лет снизилась на 30 и 48% соответственно, достигнув абсолютного минимума. Смертность пожилых и трудоспособных граждан тоже пошла на убыль. Но борьба со смертью всех проблем не решает: есть риск, что к 2030 году на одного работающего россиянина будет приходиться по одному неработающему пенсионеру, а дальше – перекос в сторону неработающих усилится еще больше. Решения, как известно, два: иммиграция и повышение рождаемости.

Поиск

Журнал Родноверие