Продолжение исторического романа, основанного на реальных событиях.
Начало можно прочитать здесь
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
...Вот так оно все и было с отцом, некогда славным новгородским князем Буревым в 790 году, когда взял он Крым да град Сурож. Взял — да и отдал обратно...
«Проходит слава земная... Его прошла, и моя пройдет... А кто дальше править будет землями русскими? Какие боги защитят наш Новгород от ворогов с севера и юга?»
Князь Гостомысл тоскливо посмотрел на тихо скользящую с деревьев осеннюю листву и вздохнул. Он сам всегда молчал о христианских опытах-причудах Буревого и другим не давал вспомнить.
Гостомысл сам остался верен старым славянским богам и чтил их, как положено, приносил жертвы. Но вот история с Буревым... К чему это все было, к чему поруганы оказались Перун и Велес?
То, что отец вернулся из Крыма другим человеком, тогда многие заметили сразу, а когда мальчик Гостомысл подрос, и ему рассказали. Буревой после странного того набега сделался угрюмым, перестал ходить с воинами на поклонение Даждьбогу и Перуну, все время находил предлоги. Однако при этом не утратил своего воинственного пыла. «Железная кровь» давала о себе знать.
Как-то он в очередной раз сцепился с наглыми и надоедливыми северными дружинами, варягами. Эти почти что дикие соседи все время докучали новгородцам. Для них территория вокруг Ильменя и Ладоги была заманчивой землей, полной богатств, как Крым для славян. Поэтому набеги уж лет сто как стали регулярными. Буревому так надоело отражать притязания этих полуварваров, что он решил навсегда проучить северян, вторгшись на их территорию с сильным войском.
На этот раз он просчитался. Варвары уже так поднаторели в битвах, что разбили дружину Буревого наголову. Тому ничего не оставалось делать, как дать деру с остатками своего войска. И бежал грозный некогда воин на окраину своих земель, глубоко на восток, в надежде, что варяги не захватят Новгород. Но его расчет оказался неверен. Варяги осадили город и заставили платить тяжелую дань.
Гостомысл до сих пор вспоминал те времена, когда он скрывался вместе с семьей в одном из городков неподалеку. Отец просчитался с варягами, но своих новгородцев он знал как пять пальцев. Сыну сказал: «Если не придут, будешь за меня править, пока я на марше. А если все-таки явятся — спрячься. Я войска начну собирать, а новгородцы скоро сами восстанут, вот тогда им вождь и потребуется». Как в воду глядел отец. Но ошибся в одном: во время бегства получил рану, она нагноилась в течение нескольких дней, и крупный, здоровый мужчина угас, оставив разоренную страну на 20-летнего сына Гостомысла.
К тому моменту сын уже давно не был ребенком, постоянно участвовал в стычках с варягами на границах, ходил в походы, помогал отцу в делах управления и хозяйства. Знал Новгород и земли вокруг него досконально. Отец часто оставлял его на княжение в свое отсутствие. И в этом походе сын оставался в Новгороде и смог вывезти княжьи богатства из него перед приходом врага.
Гостомысл чем старше становился, тем все больше любил беседовать с дочерями о прошлом и настоящем.
- Власть передавалась в роду всегда по мужской линии, а главным доказательством правильного наследника является этот шлем! — князь показал трем просто одетым девицам блестящий позолотой шлем необыкновенно тонкой работы. Такого даже дочери князя не видели, хотя греческие купцы регулярно привозили всякие диковинки из далекой Византии.
- А откуда он и кому принадлежал? — спросила старшая Ясна. Имя воистину подходило девушке. В свои 15 лет она была необыкновенно хороша собой. Белые чистого льна волосы, молочная кожа с румянцем и огромные, цвета лесного озера серо-синие глаза. Ясная. Гостомысл очень любил старшенькую, она была первым выжившим ребенком после череды смертей ее новорожденных братьев. И именно Ясна стала символом надежды, что жена Горислава рано или поздно родит и сыновей.
И Горислава старалась как могла. Но увы... При родах одиннадцатого ребенка, который был мальчиком, умерла вместе с мертворожденным. Оставив Гостомысла с еще двумя девочками. Они были той же породы, что и Ясна, но убитый горем Гостомысл уже не замечал этого, а потом и вовсе привык, что в его доме много женщин. Не мог же он отдать девиц на воспитание старым воякам, вот и пришлось собрать полон дом разных женщин, которые обучали дочерей житейским премудростям.
Советники Гостомысла не раз говорили князю о необходимости новой женитьбы, но он отмахивался. Попытки завести детей с другими женщинами либо не увенчались успехом, либо снова давали девочек.
...Очнувшись от набежавших мыслей, Гостомысл продолжил рассказ о шлеме.
- Шлем этот захватил в Суроже мой отец Буревой. Ох, и богатый же это город, и чего там только не было: и золото, и драгоценности, ткани пурпурные очень редкие. И, несмотря на свое богатство и войско, град тот византийский не устоял перед нашими воинами. Но после захвата что-то случилось с Буревым, заболел он. Греки рассказывают всякую ерунду, якобы у него лицо поворотилось назад, а все потому, что он осквернил могилу какого-то волхва, который поклонялся их главному богу Иисусу. И только когда вернул награбленное горожанам, он исцелился. Да враки все это. И этот шлем из Сурожа доказательство, что вернулся с богатой добычей. Да и род наш разбогател после этого.
...Гостомысл снова вернулся мыслями в те славные времена, когда его отец сильно тревожил своими набегами южные земли ромеев, или римлян, хотя столицей великого государства давно уже был не западный Рим, а восточный Константинополь, Византий...
Он вяло махнул рукой молчавшим в ожидании продолжения рассказа о шлеме девицам, и те, почтительно поклонившись князю, тихо вышли из комнаты.
На следующий день князь ближе к ночи позвал дочерей, чтобы продолжить рассказ о славном прошлом.
- А чем он еще знаменит, шлем этот? — спросила, удобно усевшись на лавке возле отца, младшая Неждана. Имя это свое получила она оттого, что неожиданно в семье Гостомысла... снова девочка родилась. Повитухи уверяли, что уж на этот раз будет самый настоящий мальчик, вон как брыкается в утробе. А родилась девка. Она среди сестер оказалась самой высокой и полной. Со своей старшей сестрой в 11 лет она была вровень и даже уже начала наливаться женской прелестью. «Пора уже женихов искать», — пронеслась мысль в голове отца.
Но вслух сказал:
- А знаменит якобы тем, что принадлежал самому большому князю земли ромейской. Он был как я, только во владении у него было много больше земли и людей. И был тот князь лучшим воином среди всех, но не заметил завистников, и они убили его. Правда, потом и сами все погибли. Не допустили боги, чтобы жили эти подлецы.
«Эх, был бы у меня хотя бы один живой сын, я б тут сказки девкам не рассказывал. Повел бы его в оружейную или на охоту поехали вместе!» — продолжал размышлять князь.
И мысли эти донимали Гостомысла все время. Сейчас повсюду была тишина, вороги не нападают, урожай хороший, торговля мирно идет... Но хорошему правителю всегда надо думать о будущем. А оно было безрадостным. Ведь найдутся ушлые родственнички дальних колен, чтоб прибрать к рукам богатство, накопленное годами, тяжелым трудом и кровопролитными походами. А тут три цветочка беленьких, только пахнут хорошо, а смысла нет.
Закончив свой рассказ, он попросил среднюю дочь убрать шлем. Эта девочка, 13-летняя Умила, также находилась на пороге своего расцвета. Такая же беленькая, как и ее сестры, она была очень хрупкой и маленькой. По сравнению с ней младшая сестра смотрелась по-медвежьи. Но с точки зрения человека того времени, крупная женщина считалась красивой и плодовитой, а вот такая малышка могла оказаться сломанным цветком.
Все детство Умила проболела, не имея возможности много гулять, она стала затворницей. Зато по сравнению со своими сестрами обладала неоспоримым преимуществом, она умела читать по-гречески и даже говорить на нем, а потом выучила и языки ближайших соседей-скандинавов. Благо воинов наемных у Гостомысла из тех краев было достаточно. В Новгороде Великом то и дело слышался разноязычный говор — не дыра какая-то в лесной чаще, а огромный город, известный за пределами славянских земель.
