Как-то так сложилось в современном родноверии, да и в представлении обычного человека, имеющего хотя бы общие представления о славянском язычестве, что наши языческие предки не знали понятий Ада и Рая, равно как и связанных с ними представлений о посмертном воздаянии за земные дела. При этом нередко ссылаются на греческую или скандинавскую мифологии, где образ потустороннего мира вроде бы не имеет четкого деления на две противоположные друг другу части. При такой точке зрения адские муки (в наиболее ёмком их образе как жарки на сковороде) трактуются как позднейшее христианское влияние, и воспринимаются с улыбкой, как чужое суеверие. Этакий удел ветхих старух. С этим согласиться совершенно не возможно.
Начнем с того, что христианство вобрало в себя опыт своих предшественников, как на месте своего появления, так и на землях, где его искусственно насаждали. Ни миф о непорочном зачатии, ни идея искупления, ни даже сам символ христианства собственно христианскими не являются. Всё уже было «открыто» до христиан. Это относится и к поднятой в статье теме. Оставив в стороне довольно размытый образ «райских блаженств», пристальнее взглянем на «адские муки», как явление, описанное более рельефно. Источником наших сведений о народных представлениях относительно того света и свершающегося в его пределах воздаяния душам, служит преимущественно фольклор (особенно назидательного характера), и непосредственно к нему восходящие письменные произведения. Чтобы доказать древность, то есть языческое происхождение разбираемых образов, имеет смысл сразу привести параллели из классических мифологий, чей авторитет и приоритет перед христианством неоспорим.
Из античных примеров любой может припомнить «сизифов труд» и «танталовы муки», ставшие уже крылатыми выражениями. Очень определенно говорит о загробных казнях латинская «Энеида»:
«Дева, скажи, каковы обличья злодейства? Какие
Казни свершаются там? Что за гул долетает оттуда?»
/…/
Те, кто при жизни враждой родных преследовал братьев,
Кто ударил отца, или был бесчестен с клиентом,
Или, богатства нажив, для себя лишь берёг их и близким
Не уделял ничего (здесь таких бессчетные толпы),
Или убит был за то, что бесчестил брачное ложе,
Или восстать на царя дерзнул, изменяя присяге,
Казни здесь ждут. Но казни какой — узнать не пытайся,
Не вопрошай об участи их и о видах мучений.
Катят камни одни, у других распятое тело
К спицам прибито колес.
(Вергилий. Энеида. VI, 560–617)
Огромная подборка потусторонних наказаний за всевозможные грехи, приведена в зороастрийском сочинении «Арда Вираз Намаг». Ограничимся парой примеров оттуда: «Я увидел душу человека, вопившую от голода и жажды: «Я умираю!» Она рвала на себе волосы и бороду, пила кровь и била ладонью по рту. Я спросил: «Чем провинилось тело, что душа так страдает?» Говорят благочестивый Срош и бог Адур: «Это душа того грешника, который в земной жизни, вкушая воду и растения /…/ болтал, ел не по обычаю, всуе произносил слово божье и в грехе не освящал хлеб. /…/ Я увидел душу женщины, подвешенную в Аду за груди. Все ее тело жрали гады. Я спросил: «Чем провинилось тело, что так страдает душа?» Говорят благочестивый Срош и бог Адур: «Это душа той грешницы, которая и земной жизни оставила своего мужа и отдала тело другим, промышляя проституцией» (пер. А. И. Колесникова).
«Гаруда–Пурана», своеобразная книга смерти индуизма, не отстает в изложении ужасов Ада: «Некоторых грешников распиливают пилами, как дрова, других разрубают на части топорами, распластав на земле. /…/ Некоторые погружены в кипящее масло, другие — в нагретую нефть, они переворачиваются, подобно лепешке, брошенной на сковороду. /…/ Некоторые брошены на дороге перед огромными бешеными слонами» (Гаруда–Пурана, 3. 49, 52–53).
В обеих Эддах описаны мучения грешников в реках змеиного яда: «На Берегах Мертвых есть чертог огромный и ужасный, дверью на север. Он весь свит из змей, как плетень. Змеиные головы смотрят внутрь чертога и брызжут ядом, и оттого по чертогу текут ядовитые реки. Те реки переходят вброд клятвопреступники и злодеи–убийцы» (Младшая Эдда. «Видение Гюльви», С. 54);
Видела дом,
далекий от солнца,
на Береге Мертвых,
дверью на север;
падали капли
яда сквозь дымник,
из змей живых
сплетен этот дом.
Там она видела —
шли чрез потоки
поправшие клятвы,
убийцы подлые
и те, кто жен
чужих соблазняет;
Нидхёгг глодал там
трупы умерших,
терзал он мужей —
довольно ли вам этого?
(Старшая Эдда. «Прорицание вёльвы». 38–39)
Для полноты картины стоит привести и пекельные мучения, описанные в средневековых латинских текстах. «Плавание клириков св. Колумбана»: «Они привязаны к огненным столпам и по подбородок погружены в огненное море, огненные цепи, словно змеи, обвивают их груди, а лица их пылают от боли. Те, кто подвергается подобным мучениям, — это отцеубийцы и разорители Божьей церкви, немилосердные управители церковного имущества, которые при жизни копили богатства для себя, а не для нужд Господа. А рядом с ними пребывает великое множество тех, кто по пояс погряз в черной трясине, они одеты в короткие ледяные рясы и никогда не знают отдыха, ибо одну половину их тела обжигает холод, а другую — жар. Целый сонм чертей с огненными булавами в руках снует вокруг них и бьет их по головам, и этому нет конца. Их лица обращены к северу, и жестокий ветер хлещет их по щекам. Потоки огненных струй, от которых невозможно скрыться, изливаются на них сверху, и они веками должны терпеть все это, стеная и плача. У одних струи пламени бьют прямо из отверстий в голове, у других в головы забиты огненные гвозди. Те, кто подвергается подобным мучениям, — это воры, преступники, предатели, богохульники, разбойники, грабители, лживые судьи, спорщики, колдуны, пасквилянты, бунтовщики и миряне, проповедовавшие ересь» (ВС, С. 104–105). В византийском «Житии Макария», упомянуто, к примеру, такое мучение: «была там глубокая яма, и некая жена с распущенными волосами стояла над ней, и большая змея обвилась вокруг нее от ног до самой шеи. И когда жена открывала уста свои, чтобы говорить, змея вонзала в них жало» (ЖВС, С. 102).
Теперь можно перейти и к примерам славянского мира. Известно множество сказочных вариантов к сюжету о посещении человеком потустороннего мира в вопросом от его «работодателя» (чаше всего относительно срока жизни):
«Пошел /…/ я на тот свет спросить у господа бога» (Заонежье, № 1), «Надо съездить к солнцу праведному спросить» (СиК, № 28). Добравшись до цели он получает экскурсию по Раю и Аду (Легенды, № 8). И вот, по пути туда, герой встречает людей (обычно работающих в паре), занимающихся каким–то бессмысленным занятием. Все они просят об одном — узнать, долго ли им еще бедствовать: «Спроси про нас про грешных!» (Легенды, № 8), «долго ли ему еще здесь на кургане стоять и за какие грехи» (Дальнеречье, № 2). Тот, выяснив, что ему было наказано, заодно интересуется и насчет увиденных им людей. В ответ же слышит, что это грешники, получившие мучения сообразно тем проступкам, что они совершили при жизни. И прощения им нет, а муки их — вечны. После этого герой «вернулся на белый свет» (Верещагин, № 66), что еще раз указывает на то, где именно он побывал.
Если составить краткий список мук, то получим следующую картину бессмысленного существования грешников, их бесполезного времяпровождения:
— «две женщины, из озера в озеро воду переливают» — «молоком торговали, в молоко воду вливали, так не будет им прощения, так и скажи» (Заонежье, № 1), «Она при жизни своей разбавляла водой молоко» (Смирн, № 87); «не давали людям воды» (Асламов, № 14); «У чужих каровак (молоко) адбiрала» (ЧС 1, № 59).
— «мужчина с женчиной друг ко дружке калёны камни перебрасывают» — «Ето кум с кумою согрешили» (СиК, № 29).
— «два мужчины, с места на место каменья перерывают» — «были кладовщиками, да много воровали, так им не будет прощения» (Заонежье, № 1).
— «мужики костры перекладывают» — «дрова воровали» (СС, № 119).
— человек «бiля вогню /…/ лежить i крiзь сльози просить пiдсунити його ближче,бод уже змерз» — «мав свiй лiс, але вiн убивав людей, якщо когось спiймав iз в’зкою в своєму лiсi» (Волы, С. 23).
— мужчина, вертимый на колесе — коней менял, божился, клялся (Перм, № 45).
— муж с женой в избе без окон и дверей — никого в дом свой обогреться не пускали (Перм, № 45); «в избе бегает человек из угла в угол и кричит: «Ох, тесно!» — «не обогревал и не покоил странников» (Легенды, № 8а); «чоловик немов помиж стинами бъеться: роженеться та вдарыться об одну стену, одскочыть та в другу» — «не пустыв пид хуртовыну чоловика в хату» (Гринченко 1901, № 217).
— «чоловiк бiга по терну и крычить: «тiсно менi, тiсно!» Це ёго Бог покарав за те, що як чоловiк подорожнiй просывся до ёго в хату переночувати, а вiн казав, що «у мене тiсно» (Чубинский 2, Ч. 1. № 2).
— «стоят два высоких железных столба, а между ними ребенок стукается головой то об один столб, то о другой» — «Этот ребенок страдает за грехи родителей, ибо на земле слушался их: отец скажет: покажи мамке фигу — он покажет, а мать научит, покажи отцу кулак — он исполнит» (Смирн, № 87).
— «стоит железный столб, а из него идет густой дым» — «Это горят в столбе курильщики, что на земле табак употребляли» (Смирн, № 87).
— «мужчина стоит, пустой безмен вешает, на точку ставит — не стоит» — «купец, дорого продавал, недовес давал» (ФРУ, № 48).
— «Стоит дом большой /…/ под углом стоит старушка, дом держит на плецях» — «слухать охвотница» (СС, № 119).
— «дiвчата голыми ногамы по каменi лазять» — «це iх Бог покарав за те, що воны смiття до схiд-сонця выкыдалы» (Чубинский 2, Ч. 1. № 2).
— «встречает мужика, который отпирает и запирает ворота» — «хлеб убирал с поля прежде всех и веревку от ворот рассек, чтобы попал скот в поле: у меня–де хлеб убран, а хлеб прочих пускай ест скотина» (Верещагин, № 48).
— мужик, «который огораживает огород и опять разгораживает» — «обжался и сломал огородь, чтобы в поле попала скотина» (Верещагин, № 48).
— мужик «держит на своем горбу гору» — «вел себя гордо» (Верещагин, № 48).
— женщина, кипящая в смоле — «подавала нищим по гнилой луковке» (Верещагин, № 48).
— женщина «на раскаленной сковороде пляшет и раскаленный столб обнимает» — «изменяла мужу» (Черных, № 111).
— старики, подпирающие тын, «всех илом занесло» — «Как жили они на белом свете, так говорили: только бы на этом свете хорошо пожить, а на том все равно — хоть тын нами подпирай!» (Легенды, № 8).
— девушка «Вкруг куштика гоняет плишечку» — «родила мальчика и убила» (ФРУ, № 48).
— женщина собственного ребенка «палить на вогнi, пече i так його їсть» — «вродила живу дитину i зi свiту згубила» (КК, С. 173, 174).
— тысячу лет «стоят в море два человека, водорослями до причинного места обросли» — «Не было у них нужды красть, крали» (ПНС, С. 58).
— «стоит в воде человек по самые уста и кричит: «Ох, пить хочу!», но если за водой наклонится, вода от него «прочь побежит» — «сам не поил жаждущих» (Легенды, № 8а, С. 64). Вполне танталовы муки.
— «лежить бiля хлiба i просить дати йому хлiба» (Волы, С. 18), «уклаў чалавек галаву ў гаршчок i ес(ц)ь i ўсё крычыць: «Ай, есцi хачу!» — не давал нищим поесть (ЧС 2, № 79).
— «девки из кошка в окошко глядятся» — «из двора в двор ходили да много вестей переносили» (Пинеж, № 14).
— «Стаiць жанчына, i да таго яе кусаюць кругом гады» — «А яна колiсь была ведзьмаю, каровы даiла чужыя» (Казки, № 111); «качаецца па дарозе маладзiца i яе ўсе топчуць, i ўсе чэраз яе ездзяць» — «адбiрала яна чужэя малокi» (ЧС 2, № 78).
— «ляжыць на слонку кабета такая тлустая, але голая як мацi радзiла, а в вялiкае палкасцi мала нi расскварыцца» — ленилась работать, ткасть, говоря: «Няхай сабе мяне i голаю пахаваюць, то мне ўсё роўна!» (ЧС 1, № 77).
Потусторонний мир изобилен, но что значит это изобилие для грешника? Герой, направляясь к Богу, встречает людей: «Один лежав бiля хлiба i просив хлiба, другий бiля води i просив води, третий бiля вогню i було йому холодно, а четвертий мав гору грошей i просив грошей» (КП, С. 7). Все эти люди при жизни указанного добра имели в изобилии, но никогда не делились им с нуждающимися; второй из указанных грешников жалел воды своим работникам, пахавшим на него в пекло; третий имел свой лес, и убивал людей, пойманных в нем с вязанкою хвороста; четвертый – «грабував бiдних».
Согласно украинским приметам, нельзя ни на кого плевать, «потому что за это на Том Свете плюнувший будет лизать горячую сковороду», нельзя также красть иголки, потому как укравшего «на тiм свiтi чорты будуть через ушко проганять» (Чубинский 1, С. 88, 108). Крайне интересно, как различно оценивает сказка два греха, наказания за которые видит герой: «на полi горит великий вогонь i чоловiк стоїть у полумʼї», «серед рiки чоловiк стоїть i нiяк до берега дiстатися не може». На вопрос «долго ли еще душам страдать?», звучит ответ высшей силы: «Вiн ще тысячу лiт горiтиме, бо коли був попом, крав у людей i в корчмi пропивав. А тому, що у водi стоїть, скажешь: вiчно буде мокнути, бо коли був корчмарем, воду у горiлку пiдливав» (Чаривне серце, С. 71). Все эти примеры легко объяснимы одной формулой, зафиксированной в польской традиции: Przez co kto grzeszy, przez to bywa karany — Кто в чем согрешил, тем и бывает наказан (Толстая 2008, С. 435).
Любопытно, что в одной белорусской сказке, мучения грешников переосмыслены в метафоры, которые толкуются, как житейские нравственные советы: «седзiць кала дарогi на каменi чалавек» (каждый в жизни занимает свое место), «якiсь чалавек падпiрае тын» (не держись в жизни гнилого, всё одно упадет), «дзве жанчыны пералiваюць у рацэ воду» (сколько воду не лей, вода и будет, сколько не болтайте, ничего не будет, дела не сделается), «чалавек пераграбае сьмеце» (зря ищешь в мусоре потерянные деньги и даром тратишь время) (Серж, № 41). Но это так, лирика.
Составленную по сказкам картину пекельных мук существенно дополняют тексты жанра «обмираний» — рассказы людей, впавших в летаргический сон, в ходе которого их душа посещает тот свет и воочию наблюдает разницу в загробной жизни грешников и праведников. Назидательный аспект таких текстов очевиден — вернувшийся в явь странник–очевидец, напоминает современникам, о том, что эта жизнь конечна, а тот свет — со всеми его красотами для одних, и ужасами для других, — реален. Согласно обмираниям, клеветники и лгуны лижут на том свете раскаленную сковороду, у прелюбодеев змеи сосут грудь, сплетников вешают за языки, а болтунов — за уши, неверующие бродят в вечной темноте (Чередникова, С. 231); «Там бабы солому гнут – это колдуницы, они зажин делали. Там други девицы волосенья рвут – они простоволосы ходили. Други бабы там бороды бреют – они нечисты в цервку божью ходили. Девки голы-босы кроваво мясо мелют – душегубицы они» (Добровольская, С. 57).
Все эти представления отразились в христианской литературе, по большей части официальной церковью не принятой. Не имея собственных образов такого рода, писцы из клира среагировали на потребность в таком мощном средстве воздействия на народные массы, приняв на вооружение народные описания, но сместив их морализующий акцент с праведного жития на праведное житие «по-христиански».
Апокриф «Хождение богородицы по мукам»: И увидела богородица жену, подвешенную за зубы, разные змеи выползали из ее рта и поедали ее. Видя это, пресвятая спросила ангела: «Что это за женщина и в чем грех ее?» И отвечал архистратиг, и сказал ей: «Эта женщина, госпожа, ходила к своим близким и к соседям, слушала, что про них говорят, и ссорилась с ними, распуская сплетни. Из-за этого и мучается», «И увидела святая богородица мужа, висящего за ноги, поедаемого червями, и спросила ангела; «Кто это? Какой грех он совершил?» И сказал ей архистратиг: «Это человек, который получал прибыль за свое золото и серебро, за то он навеки мучается»
«Слово и видения апостола Павла»»: «И видел я мужей и жен, погруженных до уст [в пропасть]. [И] спросил я: «Кто это, господин?» И отвечал [мне ангел]: «Это колдуны, которые давали мужам и женам зелье наговоренное, и порчу [наводили], и не оставляли [жертв] своих в покое до тех пор, пока [жертвы] не умирали».
Со временем происходит и обратное влияние – основываясь на подобных текстах уже и обмирающие начинают замечать за грешными душами наказание за проступки в христианских нормах: «Там бабы солому гнут — это колдуницы, они зажин делали. Там други девицы волосенья рвут — они простоволосы ходили. Другие бабы там бороды бреют — они нечисты в церкву ходили. Девки голы–босы кроваво мясо месят — душегубицы они» (Добровольская, С. 57).
Духовные стихи, в силу своей специфики имеют собственный, также немаленький список кар: ростовщики выгребают жар руками, на пьяницах–опойцах возят воду для приготовления кипятка, грабителям и сребролюбцам уготованы глубокие пропасти, корчмарям век сидеть в горьком чаду (Соболев, С. 174–175). Местами их текст напоминает некрасовское «Кому на Руси жить хорошо?»:
Змеи груди их высосамы,
И сердце вытягаемо…
Смола им кипучая…
Язык в темя вытягнут
И за языки повешены
На удилах зелезныих…
Чады им будут горькие
И смрады им великие…
За хребты они будут повешены
Над плитам над каленыим
И на гвоздье зелезное…
Червь им будет неусыпаемая,
То им мука вечная,
Житие бесконечное.
(Федотов, С. 109)
Сибиряки полагали, «кто мясо воровал, на том свете перед ним лежит мясо, все в червях, а он над ним стоит и хавкат, как собака. Кто вино пил, тянут его по гвоздям. Ябедник за язык повешен. Молоко кто продает да разбавляет водой, тот безутышно (безуспешно. — Г.В.) отделяет молоко от воды. Кто брал взаймы да не отдавал, здесь ходит и разносит долги, но у него их не берут» (Виноградов, С. 81). Согласно материалам Тенишевского бюро, жители Владимирской губ. верили, что «пьяниц ожидает горение в растопленном стекле» (Тенишев, С. 147). В заговорных текстах («от обжога») прослеживаются отголоски пекельных мук: «на синем каменю сидит баба Рюха на каленой сковороде» (Савушкина, № 75), «на этом Латыре–камне сидит Бобыриха, держит Бобыриха железну каленую сковороду» (РЗЗ, № 1716). Запреты на работу в святые/праздничные дни содержат потустороннюю мотивацию воздаяния: «Той, хто пряв у пьятницу, попадав у пекло и в груди тому втикали десять веретен»; швея «по воскресеньям деньги зарабатывала /…/. Ну и когда она умерла, родственникам снится сон, что она вся сидит в нитках замотанная, как в коконе. /…/ Она говорит: «Вот меня тут наказали. Я шила по воскресеньям-то, вот теперь замотанная сижу»; «Охотившийся в воскресенье и праздничные дни стрелок испытывает по смерти особые муки, а именно: над его головою вист животные, убитые им в святые дни, а из своих ран их каплет кровь, обливая невыносимою жгучестью голову и все тело охотника»; кто стирает в пятницу «на Том Свити /…/ лугом (щелоком)» поили; «кто в пятницу моет полы, тот после смерти в помоях валяется» (Амосова, С. 87); обмирающая видит на Том Свете множество червей, в которых превращаются отходы («костриця») от прядения в пятницу — среди них грешницам и сидеть (Драгоманов, С. 22).
Загробные муки описаны и текстами проклятий, которые пострадавшая сторона призывает на голову обидчика, желая отмщении пусть не сейчас, так по смерти его: Чтоб ему на том свете икалось! (Даль), Чтоб тебе бабчилось на том свете! (Даль), Чтоб ему черт на том свете бороду обжег! (Гоголь Н.В. Сорочинская ярмарка), Чтоб тебя черти в ступе толкли! Чтоб с тебя его (Сатаны) дочки шкуру полосьями спустили! Да чтоб тебе в аду после твоей смерти каждый день…! Каб цябе чэрцi на тым свеце ў сто вузлоў завязалi! (НКБ, С. 322), Каб ты камяни на замак цягаў! (Левков, С. 119).
В ряде сказочных текстов содержится описание бессмысленной работы, которая может быть соотнесена с деятельность, которой заняты грешники в Пекле. Самый популярный — бесконечное переливание воды. Кощей унесенную девушку «Днем золото считать заставлял, ночью — воду переливать» (ФГО, № 14); в заговоре от головной боли персонифицированную болезнь отправляют в потусторонний мир: «Там ей пески пересыпать, воды вымерять» (Бердяева, № 10). Судя по всему, о каре грешников косвенно говорится и в заговоре от зубной боли, обращенном к Месяцу: «Молодик, молодик, де ты быв? – У Вадама! – Ти были люди у Вадама? – Были! – Що яны ядять? – Камянь!» (Познанский, С. 66). У «всемирного деда» Адама знамо какие люди – мертвые. В заговорах отгоняемой болезни предписывается удалиться на безжизненные земли Того Света и заниматься там чем–то бесполезным и бесконечным: Eděte na scály, na vrchy; tam jsou tři studánky roubeny, tam se koupejte, vodu přelevejte — Уходите на скалы, на горы; там есть три рубленых колодца, там купайтесь, воду переливайте (Вельмезова, № 157). Вероятно, косвенное упоминание потусторонних мучений, содержится и в следующем примере. Говоря о вынужденном пребывании героя в подземелье, невеста молвит: «в земное (подземное, — Б.М.) царсво ево взели. Он три года там и страдал» (Сок, № 139). К разновидности мучений надо отнести и работу, которой на небе занят отец барина, явно непривычный к такому виду деятельности. Об этом барину рассказывает хитрый мужичок, якобы побывавший там: «он после моих ребятишек постилки моет» (Арзамас, № 151). В другом варианте еще хуже: «Мой та, говорит, батюшка на твоем с…ть ездил» (Никифоров, № 23).
Указание на тождество Пекла и сказочного подземного царства можно видеть в примере, описывающем положение украденной многоглавыми змеями девицы, более всего сходное с муками грешницы. Когда герой, наконец, находит ее, она «как неживая лежала /…/. Они, змеи, уже у ней груди иссосали, высосали из нее кровь» (РГСС, № 2), «Идол Поганой лежит у ней на коленях. /…/ у ней титьку сосет» (ФРУ, № 31). Такому наказанию в Пекле, например, подвергаются матери, не хотевшие кормить грудью своих детей (Лурье, С. 24). В рукописном сборнике повестей и притчей (XIX в.) содержится текст «О девице, потаившей грех», к которому дана миниатюра, изображающая мучимую грешницу, ее руки грызут псы, в уши воткнуты стрелы, на глазах сидит по жабе, «змии сосцы сосут за любодеяние» (Живая старина 1994, № 2, С. 20).
Назидательный мотив присутствует и в сказке со следующим сюжетом. Ксендз, побывав на том свете, видел там ужасное ложе, уготованное разбойнику, о чем ему и рассказывает: «Ложак зроблены з вострых нажоў, знiзу гарыць агонь, а зверху цячеэць гарачая смала» (Казки, № 171); аналогичны украинские описания его: «А то є постiль, на нiй раз коло разу коси догори вiстрям, а пiд головамы самi бритви. Та постiль гойдається» — «А та постель, на ней раз от разу косы вверх острием (выскакивают), а под головой бритвы. Эта постель качается» (Кольберг, № 27), «стоїть кровать, пiд нею смола кипить, а на її гвоздя залiзне, як у четверть, так искри й сипле» (Драгоманов, С. 51); герой сказки проверяет это ложе: «Вiн вихопив шаблю, махнув нею над постiллю, але там була така спекота, що сталеве лезо одразу розтопилося, i в руцi лишилося тiльки держало. Чорти похвалилися, що вони вже сiм рокiв готують оту постiльку для розбiйника» (Финцицкий, С. 149). В апокрифическом «Хождении богородицы по мукам» ту же функцию выполняют раскаленные лавки и столы: «Там расстилалось огненное облако, а посреди него стояли раскаленные скамьи, и на них лежало множество мужей и жен /…/ «Это те, кто в святое воскресение не встают на заутреню, ленятся и лежат, как мертвые, за это они мучаются». В другом месте богородица увидела огненные столы и горящих на них многих мужей и жен /…/
«Те, кто попов не почитает, не встает им навстречу, когда они идут из церкви божией, — из-за этого и мучаются». Переосмысление на христианский лад, конечно, очень сильное. Если бы не народные версии, об изначальном поводе к наказанию догадаться было бы, наверное, невозможно.
Продолжение следует…
Примечания
1 Иногда герой идет к Солнцу по собственной инициативе, дабы расспросить путь «к кощееву царству» (Морохин 94, № 22). Впрочем, цель одна — избавиться от героя: «Цар знав, що до Дiда-всевiда нiхто не може дiйти, бо кожний, хто туди хотiв би добратися, то помре злою смертю. Бо у Дiда-всевiда був такий великий жар» (КС, С. 158).
2 Ср. одно из болгарских названий Пекла — Вечна (СД 1, С. 94).
3 Это может быть и шинкарка, которая дело имела отнюдь не с молоком: «Вона як була молодою, то кому перельє, а кому не дольє» (Чубинский 2, Ч. 1. № 76), или «шынкарь, що пидлывав воду в горилку» (Гринченко 1901, № 217).
4 Мусор.
5 Пташечку.
6 Варианты: женщина, «що виганяла в терня каченят» — «То не каченята, а її бiднi дiти. Вона їх погубила» (КБ, С. 134, 135); «чоловiк та жiнка, пару голубiв ловлять на дубовi, и нiяк не пiймають» — «воны як були молодими, пару дiтей своiх згубили» (Чубинский 2, Ч. 1. № 76). И более отдаленно: «бегает человек за пичужкою и никак не может поймать ее» — «гоняет он за своим грехом» (Легенды, № 8а), «На опушке человек загоняет птичку в дупло» — «он убил своего товарища, а теперь хочет загнать в дупло его душу» (Верховина, С. 342, 343).
7 Варианты: «уклаў чалавек галаву ў раку i крычыць: «Ай, пiць хачу!» — «яму на гэтым свете ўсё было мала, вот яму й на том мала» (ЧС 2, № 79); «ув озери чоловик стойить по шыю в води и крычить: «Ой, проби, дате пыть!» — «не дав подорожньому у спеку воды напытысь» (Гринченко 1901, № 217), «жалiв навiть води, коли на його полi працювали в спеку» (Волы, С. 22). Аналогично, но более развернуто в апокрифическом «Хождении апостола Павла по мукам»: «И увидел я других. Посмотрев на мужей и жен, висящих над течением реки той, увидел, что были языки их сухи от жажды. И много плодов различных пред очами их было. И не давали им вкусить от них. И спросил я [ангела]: «Кто это, господин?» И ответил мне [ангел]: «Это те, которые прежде установленного [то есть разрешенного церковью] времени нарушали пост. Поэтому [они] непрестанно принимают свою муку».
8 Ср. отсылающее к тому же образу потусторонних мучений македонское проклятие — Да даде Господ да умреш од жед а да имаш вода во колено! — Дай тебе Господь, чтоб ты умер от жажды, имея воды по колено!
9 Не смотря на родство языков русского и белорусского, этот пример нуждается в переводе: «Лежит на солнце замужняя женщина (баба) такая толстая, но голая, как мать родила, и от большой жары едва не поджаривается».
10 Воспользуемся этими терминами, не смотря на устоявшуюся за ними христианскую трактовку. Тем паче, что грех — производное от др.-руск. огрех — «ошибка».
11 Ср. название одного из подразделов индуистского Ада — Рибиса, «сковорода» (Вишну–смрити, 43.17).
12 Пожелание непрерывной икоты.
13 Бабчить — рожать или принимать роды.
14 Далее следует пожелание заниматься каким-либо видом деятельности. Заполняется ситуативно.
15 Ср. «Сизифов труд».
16 Любопытно, что и в лексике «неправильна работа» связывается с обитателями Иномирья, в данном случае, с чертями: чертомелить «работать очень много, напряженно, изо всех сил, но без справедливого вознаграждения за труд», чертопрудничать «выполнять напрасно тяжелую работу» (Березович Е., Родионова И. «Текст черта» русском языке и традиционной культуре: к проблеме сквозных мотивов // Между двумя мирами: представления о демоническом и потустороннем в славянской и еврейской культурной традиции. Сб. статей. Выпуск 9. — М., 2002, С. 37).
17 Ср. выражение «воду в ступе толочь», что означает «заниматься чем–либо явно бессмысленным, бесполезным».
18 Подобным образом, что примечательно, устроены и полы в потусторонних (пекельных) жилищах. Герой по поручению царя следит за его дочерью, каждую ночь куда-то пропадающей, и пробирается на тот свет, где она танцует с чертями. В доме, где происходили танцы, «вся пiдлога, наче пркет, викладена з бритов. I кожна бритва догори вiстрям» (Волы, С. 181).
