Гусляна Картюшова променяла московскую квартиру на домик в глуши, а престижную профессию на ткацкий станок.

С тех пор ее не покидает ощущение радости и правильности собственной жизни.

Как может выглядеть женщина, которую зовут Гусляна? Вряд ли это будет солидная бизнес-леди в строгом деловом костюме. Мини-юбка и туфли на шпильке тоже отказываются вставать рядом с необычным именем. Воображение рисует образ светловолосой девушки в русском национальном костюме. И о чудо! Придуманная картинка почти полностью совпадает с реальностью. Нас выходит встречать молодая женщина в длинной клетчатой юбке, вышитой узорной рубашке и кокетливо повязанном платке.

Как вы яхту назовете
До восемнадцати лет Гусляна носила вполне обычное имя Евгения, которым ее назвали родители. Вообще, ее жизнь до определенного момента была «как у всех». Ну, пусть, с небольшой оговоркой. Скажем, как у всех девушек, родившихся и выросших в Москве с интеллигентными родителями. Школа, юридический факультет МГУ, работа в офисе. Правда, фотографии тех времен хозяйка не хранит из принципиальных соображений. Уж расставаться с прошлой жизнью, так расставаться. Хотя Гусляна уверяет, что и в Москве она наряжалась почти также, потому что работала юристом в общественной организации с достаточно демократичными устоями, где не было строгого дресс-кода.

Но вернемся к имени. Наша героиня уверена: без мистики не обошлось. И если имя выбирать сознательно и не торопиться, оно обязательно найдется само.

Гуслянка – это речка, которая находится на юге Московской области, раньше это была территория Рязанской губернии. В летописи зафиксировано, как городок, который стоял на этой речке (имени его не сохранилось), выстоял во время нашествия татаро-монголов. Все жители залезли в реку, взяли в рот тростник и пересидели под водой. Гусляна прочитала эту легенду еще в детстве, и в память запало название Гуслянка. Впоследствии она вспомнила эту историю. Нашла заветное место на карте и отправилась туда.

– Произошел контакт с духом местности, иначе я это назвать не могу, – говорит наша героиня. – И я поняла, что я Гусляна. Имя легло на душу и все.

– Я думал, что Василий сейчас достаточно редкое имя, – вступает в разговор супруг Гусляны. – Но бывает, звонишь кому-нибудь, а на том конце провода не сразу понимают, о каком Василии речь. А вот когда говоришь: «Это Василий, муж Гусляны», собеседник тебя сразу идентифицирует.

– Очень грустно, что детей в нашей стране называют одинаково, – говорит Гусляна. – В итоге в одном классе, в одном дворе или в одном коллективе куча людей с одинаковыми именами. Мне кажется, это убивает индивидуальность. И дело не только в распространенности, современные имена не несут в себе смысла и энергетики. Евгения, к примеру, древнегреческое имя, и в Греции его давали более осмысленно. В России сейчас в основном иностранные имена, которые не имеют сильного значения для родителей и окружения. В этом смысле мне более интересен опыт финнов и эстонцев. У них очень распространены имена, данные по названиям животных, птиц, явлений природы. Спрашиваешь у эстонцев, что означают ваши имена в переводе. А в ответ слышишь: ворон, ласточка, камыш, солнышко. Это так приятно, когда люди осмысленно дают имена. Получается, что у нас они, как и одежда, унифицированы и лишены творческой энергии.

До свиданья, Москва, до свиданья
Природу Гусляна любила с детства. И еще подростком мечтала уехать из города, найти общину и поселиться в лесу. Но до определенного возраста взрослые внушали ей, что это невозможно. Как всякие нормальные родители, мама и папа Гусляны хотели, чтобы дочка получила хорошее образование и нашла престижную работу.

– Но лет в двадцать пять я поняла: все, в Москве жить больше не могу, – вспоминает Гусляна. – Вроде я и благородным делом занимаюсь, природу защищаю, но все равно было ощущение зависимости от цивилизации. Я сдавала бутылки во вторсырье и макулатуру, старалась не покупать вредные вещи, не пользовалась стиральным порошком и автомобилем. Но все равно являлась частью системы, которая мне не нравилась.

Кстати, и в Москве, и сейчас Гусляна стирает исключительно хозяйственным мылом. Посуду последние десять лет моет горчичным порошком и всем его рекомендует как замечательное чистящее средство. Даже если он и останется на посуде, то в отличие от синтетических средств не нанесет никакого вреда здоровью.

Сейчас Василий и Гусляна сами выращивают фрукты и овощи, делают творог и сыр, держат коз и кур. Покупают, в основном, муку, крупы, растительное масло.

– Когда я здесь поселилась, сразу поняла, насколько меньше стала употреблять упаковки, – замечает Гусляна. – В магазине, к примеру, каждую свеклинку или морковинку вам положат в отдельный пакетик. А у нас суммарное количество мусора, с переработкой которого в нашей стране большие проблемы, резко снизилось.

Анархисты или язычники?
Дом, где Гусляна живет последние пять лет, в десяти километрах от Изборска, как и имя, нашелся не сразу. Сначала девушка поездила по разным общинам и поселениям по всей России. Побывала и у анархистов, и у радикальных экологов, и у язычников, и у православных. Немного пожила тут и там, но нигде не сложилось. Где-то люди не понравились, где-то место, где-то новичков не жаловали. И Гусляна решила: значит, поеду в деревню одна.

В Изборск Гусляна впервые попала, когда еще училась в университете, приезжала отдыхать на каникулах. Места красивые, запали в душу. Вот и решила, что поселится здесь. А когда решение принято – все просто, походила по деревням, поспрашивала, где можно купить дом.

Сказать, что родители девушки были в шоке, это ничего не сказать. Пугали: «Ты там умрешь с голоду или тебя волки съедят». Но в конце концов сдались и махнули рукой, пусть попробует, поживет пару месяцев, наестся деревенской жизни и вернется домой в теплую квартиру.

Первые три года Гусляна жила одна. Пришлось осваивать много строительных специальностей, научиться работать с электроинструментами. Зато почти всю мебель, что сейчас есть в доме, – лавки, полки, шкафы, наша героиня смастерила своими руками.

Честным пирком да и за свадебку
«Иди за лес, за реку, там живет Гусляна», – так вполне может начинаться русская народная сказка. Однако в нашем случае все происходящее быль или реализм. Хотя люди, верящие в судьбу и ее знаки, вполне могут добавить к нему прилагательное «мистический».

– Иди за лес, за реку, там живет Гусляна, – напутствовала местная ткачиха студента Василия Аверченкова, интересовавшегося значением узоров на старинной русской одежде. – Гусляна получше меня в этом разбирается.

Бабушка даже нарисовала Василию схему, чтобы он не заблудился. На свадьбе этот «исторический документ» повесили на видном месте.

Позже Василий признался: был уверен, что Гусляна окажется пенсионеркой, ровесницей и подружкой первой ткачихи. Увидев перед собой молодую симпатичную девушку, очень удивился.

Спустя какое-то время после первой встречи Василий позвонил и попросил разрешения зайти снова.

– Обычно, когда люди приходят в гости, они приносят с собой конфеты или вафельный тортик, – смеется Гусляна. – А Василий принес с собой сырую свиную ногу. Я сразу поняла: «Хозяин!».

Василий тогда не только решил Гусляну подкормить, но и сразу взялся и крышу чинить, и помогать по хозяйству. Сейчас муж Гусляны и за столяра, и за кузнеца, и за пчеловода, и за строителя. Работы в деревне много.

Василия после окончания университета забрали в армию, молодые люди переписывались, а когда он вернулся – поженились.

Свадьбу справили по народному обычаю. Праздничную одежду себе и Василию Гусляна, разумеется, сшила сама. Гостей тоже попросили нарядиться в народные костюмы. И не беда, что произошло некоторое смешение стилей, среди гостей оказалась парочка викингов и казаков. Все-таки друзья у наших героев непростые: кто фольклористы, кто реконструкторы.

В свадебное путешествие Гусляна и Василий поехали в Финляндию и Эстонию. Ходили там исключительно в русской национальной одежде.

– У нас, если так оденешься, пальцем тыкают: смотрите, ряженые, особенно в маленьком городе, а там реагируют гораздо спокойнее, – рассказывает Гусляна. – У них на праздниках принято одеваться в народную одежду.

В Стокгольме, где находится самый большой в Европе этнографический музей под открытым небом «Скансен», случались забавные эпизоды, к Гусляне и Василию периодически подходили русские туристы и на английском просили разрешения с ними сфотографироваться.

Заплатка – это красиво!
Народными промыслами Гусляна, не без влияния мамы, увлеклась еще в детстве. С увлечением плела из бересты, за ткацкий станок впервые села в пятнадцатилетнем возрасте. Гостила на каникулах в деревне в Нижегородской области. Там познакомилась с ткачихами и стала учиться у них мастерству.

– Сначала это было просто хобби, – вспоминает Гусляна. – Я ткала для себя кое-что, но постепенно поняла, что это призвание.

Гусляна восстанавливала утерянное знание буквально по крупицам, искала книжки по теме, ходила в музеи.

– Когда человек сам соткал одежду или купил у мастера, он понимает ее ценность не только материальную, но и энергетическую, – уверена Гусляна. – И уже не выбросит ее просто так, разве что когда совсем придет в негодность. Раньше, когда вещь изнашивалась, ее пускали на лоскутное одеяло, из прохудившегося одеяла шили половичок, а когда и половичок приходил в негодность, из него делали укрывашку для капусты в погребе. Я читала, что в России даже дети из царской семьи учились штопать одежду, и это не считалось зазорным. А по непарадным случаям ее одевали, это расценивалось как добродетель. Теперь же заплатка считается маргинальным явлением.

Сейчас на семинары и мастер-классы к Гусляне приезжают со всей России.

А в конце июня Гусляна будет представлять Псковскую область на Всероссийском фестивале ткачества, который пройдет в Петрозаводске. Это масштабное интересное мероприятие бывает всего один раз в два года. В этот раз в фестивале участвуют семьдесят ткачих со всей России.

Гусляна уже отправила пять своих работ (максимум по условиям конкурса) в Петрозаводск на выставку. Это настенный диптих, посвященный славянскому празднику Русалии, мужская праздничная рубашка и три сумки. Мы будем держать кулаки и болеть за Гусляну, а читателям «Псковской правды» обязательно расскажем об итогах фестиваля.

Фото Андрея Степанова и из личного архива Гусляны Картюшовой

Кстати
Чтобы соткать и сшить узорную праздничную рубашку, потребуется месяц.

В Прибалтике и Финляндии чуть ли не в каждом доме есть ткацкий станок, а во многих школах девочек учат ткать.

В последние несколько лет Гусляна занимается еще и обработкой льна, сама его выращивает, собирает, вычесывает, мнет, треплет и прядет нити.

Поиск

Журнал Родноверие