Эти две истории прошли в разное время: одна в начале, а другая в конце ХХ века. Но и ту и другую народная молва связывает именно с идолами, отомстившими за надругательство над ненецким святилищем.
Итак, 6 апреля 1866 года в селе Юрома Мезенского уезда Архангельской губернии в семье деревенского священника родился будущий художник, фотограф, исследователь севера — Николай Авенирович Шабунин. Уверена, очень многие мои читатели про него слышали. Либо, даже если не слышали, то видели сделанные им фото.
К старине, к русской культуре он относился крайне бережно и даже сетовал в своей книге "Северный край и его жизнь", что, мол:
"...Во всем замечается наклонность к сокрушению и уничтожению старины, вместо того, что было когда-то заветным, дорогим и священным, к чему с благоговением относились и чтили..."
Правда, это благоговение его относилось лишь к православной, но не к языческой культуре и вере.
Его всегда влек Север, откуда он привозил не только зарисовки, но и множество фотографий, запечатлевших церкви, постройки, занятия коренного населения. Также он делал наброски своеобразной жизни, обычаев и обрядов самоедов (ненцев), явно сильно интересуясь ими.
В поездках он также собирал материальные коллекции (украшения, одежду, предметы быта жителей Русского Севера), и впоследствии сдавал их в Этнографический музей Санкт-Петербурга. Но их ему или дарили, или продавали.
В мастерской художника. Фото Н.А.Шабунин.
Иначе дело обстояло с предметами религиозного культа ненцев, конечно, добровольно они бы своих идолов не отдали. Поэтому он их просто по сути украл, когда в январе 1906 года, в одну из последних поездок на Север, посетил сакральное для ненцев место — Козьмин перелесок.
Впоследствии об этом Мезенский краевед Н.А. Окладников писал:
... святилище было подвергнуто новому разорению. На сей раз это совершил сын мезенского священника художник Николай Шабунин, приезжавший в Мезень на побывку из Санкт-Петербурга. Он собрал всех божков, некоторые более сохранившиеся предметы и вещи, даже те, которые вросли в дерево и которые, во избежание порчи, пришлось отделить вместе с кусками дерева, и всё собранное, около 3-х возов, отправил в Петербург на имя одного из известных археологов.
Спустя год после разорения рощи, 27 февраля 1907 года Шабунин умер, и ненцы связали его смерть с местью своих богов за учинённое им поругание их святилищ. Мистика?.. Ему было всего 40 лет.
Семиликий идол. Автор фото — https://maxozhar.livejournal.com
А вот вторая история, практически идентичная первой, но произошедшая в наше время.
Есть такой полярный исследователь — Пётр Владимирович Боярский (начальник и научный руководитель Морской арктической комплексной экспедиции (МАКЭ)). Он изучает современную Арктику и также как и Шабунин, и многие другие исследователи, собирает найденные артефакты и сдает их в музей.
Так однажды он побывал на Вайгаче, священном ненецком острове, известном несчетным числом идолов, которым издревле поклонялись самоеды. Однако, по мнению Боярского, "уже во втором десятилетии XX века ненцы перестали бывать на Вайгаче с целью совершения языческих ритуалов". Поэтому оставшихся там идолов он решил попросту забрать, раз они, по его мнению, никому там якобы не нужны.
Дальше я буду избирательно цитировать Анатолия Можарова, который лично общался с Боярским, был на Вайгаче и вообще в курсе истории из первых рук:
"Идола решили поместить в музее при НИИ и вывезли в Москву, хотя жители острова пугали их разными бедами, которые идол обязательно должен был обрушить на головы ученых. Но ученые же не суеверны…
Петр Владимирович поместил идола в каюте, возле рабочего стола и однажды ночью проснулся оттого, что на него смотрел стоявший рядом с кроватью ненецкий бог. Если учесть, что кровать и стол в разных комнатах каюты, можно представить, каково было самочувствие Боярского в момент просыпания. Впрочем, зная, что Петр Владимирович никогда не закрывает каюту, находясь в ней, могу предположить, что это кто-то из экспедиции над ним пошутил – все к тому шло. Но история с каверзами идола, подогретая ненецкими рассказами-страшилками, на этом не кончилась.
Рассказывая нам, Боярский мог несколько преувеличивать возможности идола, поскольку обожает, по-моему, творить из своей жизни миф, превращая магией повествования все, что происходит с ним или вокруг него, в знаковые события. И когда он говорил о том, что сотрудники института, как только идол оказался в его стенах, стали чувствовать ни с того, ни с сего сильные головные боли, слабость в теле, слушатели просто обязаны были понять, чьи это происки и что это только начало. Хотя я предпочел бы объяснить все это стечением обстоятельств, геомагнитными бурями, резкой сменой давления. И даже тому неоспоримому факту, что потолок в зале, где стоял идол, вдруг обвалился, поискал бы какое-то вполне материальное объяснение. И дело не в моей недоверчивости к словам Петра Владимировича. Просто, когда нет контрольного эксперимента, невозможно с уверенностью говорить о существовании феномена...
А вот насколько серьезно вся эта чертовщина пошатнула материалистическое (или там христианское) мировоззрение руководства института, могу догадаться, если оно повелело немедленно убрать «виновника» событий с глаз долой, из музея вон. Это, кстати, чуть не стало причиной внезапной гибели плотника, упрятавшего идола в ящик для транспортировки. Во всяком случае он вдруг (конечно же, ни с того, ни с сего) почувствовал страшную боль в туловище и потерял сознание. После этого события идола срочно отправили в Пустозерский музей с просьбой доставить в целости и сохранности на Вайгач. И напуганные рассказами московских коллег пустозерцы не стали даже открывать ящика. С первой оказией идол был доставлен на остров...
Так этот идол и стоит там, если ничего не изменилось с 2017 года, когда мы были на Вайгаче, — по сей день. К счастью, в наше время по крайней мере обошлось уже без смертельного исхода среди участников событий.
