Поначалу археологические исследования Новгорода, начавшиеся в далеком 1932 г., развивались по традиционной схеме, ограничиваясь проблемой датирования древностей и изучения внешних форм и внутренней структуры извлекаемых из земли предметов. На этом пути было сделано немало важных открытий. Остановимся на одном из них.
Общим местом в исторических сочинениях вплоть до середины 20 столетия было представление о том, что основу экономики древней Руси составляли охота на пушного зверя и разведения пчел. Пушнина, мед, воск, ценные породы рыб направлялись на экспорт, а в обмен Русь получала разнообразные предметы ремесла, поскольку собственного ремесленного производства она якобы не знала.
Между тем в ходе раскопок древнего Новгорода (а за многие годы изучено не более 2 % его территории) в разных его слоях были найдены остатки свыше 150 ремесленных мастерских разного профиля.
Изучение их продукции с помощью металлографии, спектрографам и других современных методов позволило установить, что по степени специализации и дифференциации русское ремесло X—ХII вв. находилось на уровне промышленных центров Западной Европы и Переднего Востока того же времени.
Более того, выяснено, что главными статьями импорта было сырье для ремесленного производства, отсутствующее в собственных месторождениях Новгородской земли (цветные металлы, поделочные камни, некоторые сорта древесины).
26 июля 1951 г. произошло событие, преобразовавшее само существо новгородской археологии. Произошло открытие первой берестяной грамоты, которую нашли в слое рубежа XIV—XV вв. С тех пор прошло много лет, число берестяных грамот, найденных в Новгороде, более 750, древнейшие из них датируются первой половиной XI столетия, а в напластованиях XI — первой половины XIII в. (т. е. времени, от которого, как сказано выше, было раньше известно лишь три подобных акта) обнаружено уже свыше 250 берестяных документов.
Открытие берестяных писем сомкнуло мир материальной и духовной культуры русского средневековья. Адресатами некоторых из них оказались люди, известные по летописи, а коль скоро эти письма найдены там, где жили их получатели, берестяные грамоты стали как бы мостиками, ведущими из глубин раскола в летописный рассказ. Их содержание многообразно, как многообразна сама жизнь с ее бесконечной пестротой сюжетов для переписки.
Черновики завещаний, ремесленные рецепты, школьные упражнения, брачные предложения, заговоры от болезней, крестьянские жалобы, хозяйственные распоряжения, судебные казусы, донесения военных лазутчиков, мольбы о протекции, записи молитв, заказы художнику на изготовление икон, семейные дрязги, извещение о смерти, исчисление долгов и процентов с них, торговые дела, сбор государственных податей...
Всякий раз находка грамоты — сильнейший эмоциональный стресс, вызванный мыслями о проникновении в духовный мир человека, который был забыт уже ближайшими ого потомками и, казалось бы, не оставил сколько-нибудь ощутимого следа на Земле.
Оценка состояния культурного слоя Новгорода позволяет утверждать, что в его недрах хранится не менее 20 тыс. еще «невостребованных» наукой берестяных писем, которые со временем станут основным источником достоверного знания о прошлом Руси. А пока идет извлечение из земли их первой тысячи, следует рассказать о главном итоге их изучения.
В исторической и лингвистической науке давно сложилось ставшее хрестоматийным представление об исходном единстве восточных славян, расселившихся в Восточной Европе из приднепровского центра и говоривших на едином языке, который разделился на диалекты только в эпоху удельной раздробленности ХIII—XIV в.
Между тем оказалось, что диалектные особенности новгородских берестяных грамот ярче всего проявляются в древнейших текстах XI—XII в., а позднее нивелируются на основе тесных контактов с другими восточнославянскими диалектами.
Аналоги этим особенностям обнаруживаются в славянских языках южной Балтики, откуда и произошло славянское засоление русского Северо-Запада. Иными словами, Древнерусское государство складывается в IX—X вв. на фундаменте объединения и взаимного обогащения двух различающихся славянских традиций, что заставляет иначе увидеть механизмы образования древнейшей русской государственности.
