Когда рождается человек, первое, что он получает — это имя. Рождение народа происходит тогда, когда этот самый народ осознаёт, что он есть, что он существует. А коли так — надо выделить себя среди всяких прочих. Имя народу нужно позарез.
На карандаш. Имя народа (этноса) историки называют этнонимом.
Наш первый этноним — славяне. Случайно ли, что в годину испытаний фронтовики воскресили это древнее название, объединившее всех их против германского затмения. Кто мы есть? Славяне, пехтура, — признаётся Евгений Агранович. "Это — славяне, — охватит все фронты, все полки и подразделения, как вспышка внезапного острого понимания друг друга" (Сергей Михенков. Дорога смерти). На древний пароль отзывались и армяне, и казахи, и якуты, и поляки. По нему определяли, кто ты есть — свой ли? чужой?
Широко распространённое мнение о происхождении самоназвания от славы обязано основательно забытому доминиканцу хорватского происхождения Мавро Орбини , который жил в XVII в. По словам ретивого монаха от славян произошли едва ли не все народы мира — кроме укров, конечно. Те осознали свою самостийность ещё в эпоху неолита и ведут происхождение от самих трипольцев. Славоны знаменуют славныя и прослытыя: все едины суть. — доверительно сообщает Орбини. Его идеи подхватил и развил Василий Татищев: И сие всё означает, что славоны, славы, словаки от славы происходят, как бы сказать, славные.
Василий Никитич Татищев
Вот с этих самых пор мы и сделались славянами, — а ведь до того были самыми что ни на есть словенами. И изначальное определение, что словене — это те, кто владеет словом, то есть связной речью, — было задвинуто жаждущими славы идеологами панславизма.
Собственно, язык, как точка сборки народа — явление повсеместное. В этом мы не уникальны. Важнейшее свойство этого определения — наличие фона, то есть тех, кто языком не владеет. Например, греки определяли себя по владению языком. Все прочие, бестолково и непонятно варварваркующие — варвары, пыль у наших ног.
Наши варвары — это, конечно, немцы. И здесь идёт оппозиция по принципу мы — не мы. В какой-то момент истории значение слова настолько выросло, что в ранг внутренних врагов угодили несчастные люди, глухонемые от природы.
Возникает вопрос: когда же сложилась та самая ситуация, при которой мы стали словенами, а они — немцами?
Началось это во II веке, когда орды готов вторглись в Восточную Европу и учинили то же, что делает хорёк в курятнике, то есть — резню. Всем досталось на орехи, даже римлянам. Жившие под сенью лесов племена готы подчинили и заставили платить себе дань. Мужички, конечно, такой печали отродясь не видали. Сама жизнь заставила их объединяться. Так что мы полностью можем перенести слова Сергея Михенкова на ту кровавую эпоху: Это — славяне, — охватит все земли, все сёла и выселки, как вспышка внезапного острого понимания друг друга.
Типичная немчура. Фрау и её херр.
А это уже наши люди. По крайней мере, они могли так выглядеть: словене сжигали своих покойников и оставили нам мало следов о своём внешнем виде.
Правда, через некоторое время готы успокоились, и наладили со словенами взаимовыгодную торговлю.
