Четыре года назад в список нематериального культурного наследия вписали чествование каменных "девочек" в Данилевичах и у Борового, что под Лельчицами, за Припятью. В Боровом еще пятьдесят лет назад "девочку" не одевали в фартушки и платки, не называли ее, как в Данилевичах, “Евкой”. С пасхальной обрядностью теперь связано, бабушки ходят на Пасху. Сходив,”веселее на душе становится".
Казалось бы, это все, что может было бы здесь сказать. Но вот приведем свидетельство аж с 1600 — го года, с латиноязычного "годового листа “(Litterae annuae) иезуитской Виленской коллегии; те” годовые листы" хранятся в римском архиве иезуитов.
"В клетях держат вкопанные в землю немалые камни, сплюснутыми поверхностями повернутые вверх, обкрытые не землей, а соломой. Их называют Deyues [по-литовски: deivė "богиня“, deivės” богини"] и почтительно почитают как покровителей ржи и домашних животных. Сам жертвенник так всеми ценится, что никто не осмеливается приближаться ближе. Если бы кто к нему прикоснулся, то думают, что тот человек был бы раздерт.
Убивают млекопитающего-поросенка, полностью черного, которого, после того как сварят, съедают отец и мать семьи вместе со старой жертвенницей. Кусочки и от борова, и от других блюд, если такие приготовлялись, вместе с тридевятием кусочками хлеба (cum ter novem buccelis panis) старуха несет в клеть, где все стоят подальше, а она одна умоляет тех Deyues.
Повсеместно верят, что женщина, которая идет замуж за христианина, совсем ссохнет, если не умолит Deyues. А животное, которое она приведет в мужал дом, издохнет, если им за него не поохвяровать. Сначала показывать те камни соглашались неохотно, боясь, чтобы их не постигло тяжкое наказание обиженного божества"”*
Потом виленские иезуиты описывают, как они топтали те камни ногами и, попирая, плевузгали на них всякие гнусности. Что с ними, с каждым из них, поделалась потом, ясно, никакой "годовой лист" не опишет, да и не отслеживалось это, но в моменте то кощунство производило впечатление на хозяев хутора, как пишется в отчете.
Что касается лельчицких "девочек", то здесь интересно еще вот что. Называть их”богинями"? Кое-какое основание, как видим, усмотреть можно. Но "девочка" — как ни странно, звучит ближе к вероятному, давнишнему здесь, балтскому deivė.
Почему Балтского? Это же на Уборти, на правобережье Припяти, какие болты, до Вильнюса неделю пешком идти!..? Но как раз здесь, на Уборти, без малого десяток балтских названий речек (это еще топоров с Трубачевым расписали в 1962-м), вместе с Нерасной, которая течет возле Борового и Данилевичей.
И вот странная тогда ситуация: передергивать не чинно, остается парадоксальное говорить как дошло, но в виду иметь и прочее. Такой не иначе тайный код. А с балтским наследием здесь, видимо, иначе и нельзя.
В любом случае-неповторимое, бесценное место паломничества в тот "Балтский отпрыск" за Припятью.
* Отпечатано: реликты религии и мифологии балтов в Великом княжестве Литовском (XIV-XVIII в.). Сбор источников. Вильнюс, Изд-во “Литовская академия католической науки”, 2016. №76, стр. 103, 106.
