Во славу Богов святых и Предков честных!
Часто приходится стакиваться с широко распространённым утверждением об исключительно анимистическом характере языческого культа. Якобы Боги – обожествлённые явления Природы, её функциональные части. Такое понимание языческой религии дает, как считается, «козырь» в теологической полемике христиан с представителями этнических религий: мол, глупо поклоняться «твари», когда разумнее было бы поклоняться «Творцу». Однако, к великому удивлению, подобное утверждение столь плотно вошло в головы, – чему виной, конечно же, и система образования, – что его охотно разделяет если не большинство, то половина современных язычников точно.
Господствующее мнение о функциональности и стихийности Богов, утвержденное прогрессисткой парадигмой в религиоведении и антропологии, утверждает поэтапность развития культа от т. н. «примитивных» к «развитым» формам религии. Грубо говоря, цепь развития такова: в основе «примитива» лежит обожествление Природы, далее осуществляется переход к «социальным богам», а потом (конечно же!) к монотеизму, креационизму и «этической религии».
Стоит ли говорить о полном провале данной, насквозь позитивистской, парадигмы в реальном мире? За всю историю «прогрессистской» антропологии ни один из существующих культов ни на йоту не сдвинулся с условной позиции №1, к условной позиции №2. Даже несмотря на тотальную глобализацию и бешеный обмен культурной информацией. Эволюционизм попросту не применим к сфере культуры! Это ложная идея, сконструированная как догмат о примате западной христианской культуры над абсолютно всеми культурами света. Сама мысль об «эволюции культуры» подразумевает признание существования некоего идеала, той культурной формы, к которой должно стремиться в своем развитии культурам «низшего порядка». Извините, но это же глобализм в его самом наипошлейшем изводе!
Не менее замечательно то, как рядовые представители язычества и даже лидеры мнений гордо признаются в почитании Богов как проявлений природы, тем самым делая всю работу за главного идеологического оппонента, дискурсивно «опуская» собственную традицию до условного «примитива». Во всей этой вакханалии следовало бы поставить точку, и она даже поставлена в современной антропологии и науке о религии. К сожалению, серьезные открытия и мнения доходят до широких масс далеко не сразу, но это опять же вопрос к школьному образованию. Любой современный антрополог уверит читателя в том, что сейчас на вооружение принят подход близкий к методологии М. Элиаде, признающий человеческие культуры самодостаточными и уникальными явлениями. Они не эволюционируют и не коррелируют друг с другом, естественное развитие каждой из них происходит из внутренней логики и в рамках собственного языка.
И, тем не менее, было бы недостаточным просто утвердить провал некой модернисткой парадигмы. Это даже не цель данной статьи. Нас интересуют, прежде всего, вопросы религиозного характера и попытка внести некоторую ясность в теологию индоевропейской и особенно славяно-русской традиции. И для разбора данного вопроса о природе Богов, как одного из важнейших вопросов любой религии, необходимо опровергнуть устоявшееся мнение о функциональности божественного.
Идея о функциональности Богов и Сил проистекает, как мы уже утверждали, из ретроградной доктрины об эволюции культур и религий. Сама эта доктрина берет свое начало в лоне христианского вероучения, священная история коего линейна, т. е. «прогрессивна» и подразумевает направленность времени и Бытия от точки А к точке В, к метафизическому концу истории/Спасению. Христианская апологетика с самых ранних времён создала образ язычества как тёмного, провинциального (paganus, т. е. сельский), примитивного культа тварной Природы, противоположного просвещенному, глобальному и высоко этическому культу Творца, трансцендентного по отношению к Бытию. Проблема, однако, в том, что это образ язычества, сложившийся в головах христиан. Нельзя отрицать, что в Римском государстве, среди немыслимого числа культур и народов, действительно могли обитать чистые «природопоклонники», однако нужно отдавать себе отчет в том, что сам термин «язычество» (paganum) является грандиозным обобщением для всех неавраамических религий. Мы не можем говорить об общей эволюции, общих тенденциях и общей сути всех религиозных традиций, выпадающих из иудеохристианского понимания религии. Но именно такое представление укоренилось в головах широких масс: о язычниках как о людях, молящихся силам природы. Так ли это?
Да, несомненно, существует религиозное убеждение в определенном уровне манифестации божественного. В рамках данного манифестационизма и стало возможным говорить о, например, Боге-Громовержце. Казалось бы, само наличие Громовержца свидетельствует о природопочитании как базовой модели культа. Однако если рассмотреть вопрос более детально, выясняется, что банальный «обожествлённый гром» каким-то неведомым образом становится богом мудрости, судьбы, плодородия, защитником закона и космического порядка, гарантом исполнения клятв и справедливости, войны и власти.
Не многовато ли для банальности? Проблема в том, что низвержение грома лишь говорит о некоем свойстве, но не о сути божества. Зевс, Индра, Тор и Перун мечут молнии и громы, но это не значит, что они и есть громы и молнии. Это не взято из головы автора, чтобы это понять стоит лишь обратиться к мифу. У всех из представленных божеств есть оружие, извлекающее соответствующие природные явления, т. е. они происходят не от них самих, а от использования ими предметов суверенных по отношению к их персоне: молота, палицы, копья, ваджры. Если совсем просто: Перун – отдельно, гром и молния – отдельно.
Другим любопытным моментом является вопрос «а как часто, из известных нам текстов, Громовержец занят метанием молний?». Выясняется, что мы имеем дело с парой-тройкой мифов или банальной констатацией данного свойства, но не более. Так, тот же самый Зевс обладает неисчислимым количеством эпитетов и некоторые из них, как многим кажется, не соотносятся с его персоной. Как вам, например, Зевс Хтонион – «Подземный»? Да, большинство знатоков греческой мифологии возразят, мол, «Подземный» – это больше про Аида. Да, но в этом облике Зевс и Аид у Гомера сливаются в единое божество. Ближе к нашей традиции мы можем опять же просто констатировать наличие мифа о Перуне, мечущем молнии. И все! Значит ли это, что бог-Громовержец занят только одним видом деятельности? Да, наличие обрядов призыва дождя, естественно, связывают с Перуном, но логика весьма проста: если одним из проявлений деятельности данного божества является гром и молния, то вполне логично именно Его просить о дожде.
Сложившееся деление Богов «по функциям», как то Велес – мудрость, богатство, Перун – гром, война, Даждьбог – богатство (опять-таки), Сварог – творчество и т. д., весьма вольно и хаотично. Варианты профессионального распределения могут быть самые разные, однако речь о том, что аутентичный язычник никогда не воспринимал мир подобным образом. Если речь идет не о new age-симулякре религии, а о настоящем чувстве традиции, то Боги воспринимаются не как «отвлечённые идеи», «архетипы», «иносказание» или что-то ещё. Это реальные объективно наличествующие высшие сущности. Они – есть. Если вы называете себя язычником, но утверждаете, что вера в богов пережиток прошлого или называете их «архетипами», то у меня для вас дурные новости. А понимание их как некой «функции» буквально означает то же самое. Любое божество совершенно, всемогуще и всеведуще относительно человека. И действительно ли можно свести совершенство к паре-тройке свойств?
Подобное деление произрастает, как нам представляется, из наследия народного христианства. Несомненно, последнее может быть источником для реконструкции языческой религии предков, однако, к сожалению, в большинстве случаев к данному источнику подходят некритично. В словосочетании «народное православие» центральным является понятие «православие». Функциональные святые как заместители трансцендентного Бога, если и являлись некогда заменой древних европейских Богов, достаточно быстро утратили исконную значимость. История т.н. «двоеверия» продлилась в лучшем случае до XIV в., что можно утверждать на основании одного из способов датировки «Слова некоего христолюбца», а также «Слова святого Григория». Под двоеверием изначально понималось буквальное соединение старой и новой религии. Христиане «двоеверно живуще» не соотносят Богов со святыми, а верят одновременно и в христианского Творца с его свитой и «в Перуна и Хорса, и в Мокошь, и в Сима, и в Регла».
Стало быть, суть Божества не упирается в вопрос его специализации. А вот христианский святой может иметь «специальность», поскольку Богом не является, а остается человеком, пусть даже достигшим определенной степени духовного совершенства. Святой Власий никогда не станет святым Ильей, как бы ему этого не захотелось, а, следовательно, не сможет перенять его функции. Но мы не можем навязать божеству профессию! Бог – принципиально не человек. Для божественного мира действуют совершенно другие принципы темпоральности и пространства. Боги могут сливаться или взаимозаменять друг друга, меняться именами или вовсе исчезать из пантеона. Именно по этой причине возможно утверждение «Перун есть мног» – имея в виду, что любое божество, в силу своей божественности, уже и есть Перун. Это как скандинавское Тюр (прагер. Тиваз/Тиу), употребляемое как имя личное и как обозначение «бога» как такового.
Другой проблемой, естественно вытекающей из такого восприятия божественного, становится неисправимая путаница в пантеоне и теологии вообще. В рамках такого рассуждения в славяно-русской традиции божеством, «отвечающим» за богатство, становится одновременно Мокошь как великая Мать и родительница, Велес как «скотий бог», Даждьбог как бог-податель в силу этимологии имени, Перун как верховное божество, Сварог как гипотетический бог-создатель. И одновременно с этим Велес – бог загробного мира и мудрости (этимологически), Мокошь – богиня судьбы, т.к. она же связана с сакральной пряжей. В таком случае Мокошь можно также объявить богиней смерти, ибо кому как не ей, Великой Пряхе, перерезать нить судьбы? Но тогда встаёт вопрос о Марене-Маре: она ипостась Великой Матери или полноценное божество смерти? А если Перун связан с войной, то он тоже близок к смертельной символике, как, например, скандинавский Один? Нужно ли говорить о том, насколько убого выглядит такое систематизаторское метание? Порой таким любителям «кабинетного язычества» задается провокационный вопрос следующего содержания: «а если, условно говоря, принести требу о ниспослании мудрости не Велесу, а, скажем, Перуну или Мокоши? Не дадут? Покарают? Дадут, но мало?» – не абсурд ли?
Для чтущего Богов даже дико предположить такое! Мы возносим им свои мольбы и требы не для того, чтобы иметь от них что-либо. Для нас величайшей честью и истинным счастьем является сам факт общения с тем, что свято. Мы любим своих Богов порой даже видя в их силе разрушительные или пугающие аспекты. И некое чувство подсказывает автору, что Они отвечают нам благоволением и милостью. Действительно традиционное отношение к священному во многом и определяется чувством необоснованной тяги к нему, «тоской по мифу», как выразился Элиаде. Недостаточно «просто верить» в существование Богов, как этого часто требуют доктрины, построенные на ортодоксии. Увы, многие ограничиваются именно этим sola fide, считая личную религиозную веру едва ли не сверхусилием. Однако от нас, людей традиции, требуется поклонение и культовая практика как таковая. Данный принцип восстановления связи, возвращения к метафизическому истоку – суть religio. Мы ищем в религии большего, чем просто каких-то «идентичностей», «причастностей» или «польз». Желание божественного, устремление к подлинному Бытию и есть генеральная мотивация культового поведения. Русскому человеку необходима Правда, как настоящее откровение о мiре (Космосе) и получить её можно лишь соприкоснувшись с божественным. Герои былинного эпоса, поступки которых порой сложно рационально интерпретировать, действуют так, потому что движимы высшей Правдой, космическим откровением о Порядке. Богатырь уподобляется хранителю и правителю мiра Перуну, его движение по ткани сюжета – ритуальный транс человека одержимого Богом, укрощение Хаоса и укрепление Порядка. Былина – ещё одно подтверждение ортопрактического характера этнической религии русского народа. Герой не верит в Богов, он в них уверен и действует в их честь, уподобляясь им.
Бога можно познать исключительно в духовной работе, обрядовой и повседневной практике. Тогда можно говорить о понимании божественного! Никакие монографии и статьи академических ученых не заменят вам живого религиозного прикосновения к священному. Для более детального понимания картины аутентичной религиозной практики в этнических традициях стоит лишь взглянуть на её живых представителей. Так индуизм, на уровне теологии, не приписывает божествам определенных, жестко заданных функций. Более того, в рамках индивидуальной религиозности, каждый верующий может сам для себя решить в каком божестве или божествах он видит всю полноту проявления сакрального. В современной этнической религии народа мари, несмотря на явное этимологическое увязывание богов со стихиями, поклонение в ходе моления осуществляется «всем и сразу», в то время как речь о каких-то там функциях, как правило, вообще не заводится. Боги почитаются людьми просто по факту своего существования – это Закон. Речь никогда не шла об извлечении из них некой «пользы». Когда начинаются разговоры о «заклинании» божеств – мы имеем здесь однозначно профаническое или попросту глупое мнение религиозного потребителя.
За всеми приведёнными выше словами кроется простое пожелание каждому неравнодушному к нашей традиции. Стоит зажечь огонь домашнего алтаря (если, конечно, вокруг вас нет преследователей и ничто не угрожает вашей жизни) и почтить Богов молитвой и сосредоточенным созерцанием. Проникнем же в глубины их мудрости, могущества и совершенства! Было бы прекрасно, если люди, причисляющее себя к язычеству каждое утро и вечер (или в любое подходящее им время) совершали ежедневную молитву. Молитва необходима любому религиозному человеку вне зависимости от религиозного культа. Наша жизнь сопряжена со священным на всем её протяжении, как и жизнь наших Предков. Очевидно, что следует благодарить Богов за каждый день, за восход Солнца, за пищу, за воду, за здоровье и достаток – список божественных милостей можно продолжать бесконечно! Язычнику привычно взывать к их помощи перед началом каждого дела и возносить хвалы и славословия по его завершении.
Говоря о суверенности Богов, как объективно сущих, необходимо заметить, что даже столь распространённое среди родноверов мнение о Богах, которые «суть предки наши», не находит абсолютно никакого подтверждения не только в исторических источниках посвящённых религии древних славян, но и в рамках индоевропейской религиозности вообще! Проблема славяно-русской теологии очевидна – отсутствие аутентичного мифа: слишком многое приходится возрождать по крупицам, на основе этнографии, личного чувствования, исторических выкладок и, подчас рискованного, сравнительного религиоведения. Непаханое поле языческого богословия щедро засевается шизотерическими домыслами и откровенными фальсификациями, подчас продиктованными исключительно вкусовыми предпочтениями того или иного деятеля.
Кто-то всерьез уверен в существовании славянских рун и мантр, в отсутствии кровавых жертвоприношений и тотальном вегетарианстве людей, живших в условиях восточноевропейской равнины и Русского Севера. Примерно такую природу имеет и представление многих современных славяно-русских язычников о Богах как Предках. Любопытно, что ни один окружающий славян народ (sic!) не обладает таким мифологическим представлением. Спрашивается – откуда такой миф (кстати, гипотетический) у наших предков? Единственный мифологический сюжет аутентичного характера мы имеем в ПВЛ, где Ян Вышатич допрашивает ростовских волхвов о сотворении человека:
[Янь же сказал: «Поистине ложь это; сотворил Бог человека из земли, составлен он из костей и жил кровяных, нет в нем больше ничего, никто ничего не знает, один только Бог знает". Они же сказали: "Мы знаем, как человек сотворен". Он же спросил: "Как?", они же отвечали: "Бог мылся в бане и вспотел, отерся ветошкой и бросил ее с небес на землю. И заспорил сатана с Богом, кому из нее сотворить человека. И сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил. Вот почему, если умрет человек, — в землю идет тело, а душа к Богу"]. Вдаваться в открытый вопрос об этнической принадлежности волхвов мы не будем, скажем лишь, что это единственный подлинный «нехристианский» миф о происхождении человека на русском языке.
Данный сюжет прекрасно укладывается в общую парадигму индоевропейского (и не только) антропогенеза. И суть в том, что Боги являются творцами человека, его создателями. В «Эдде» три бога (Один, Вили и Вэ) находят ветви деревьев из которой вырезают первых людей (Аскр и Эмбла) и оживляют их. Индуизм не дает однозначного ответа на вопрос происхождения человека, однако миф о сотворении нашего мира богами из тела гиганта Пуруши в целом является креационистским по смыслу. Греки верили в целый ряд мифов, отличавшихся от одного региона к другому, и тем не менее человек всегда является плодом чьих-то усилий: Крона, Зевса, Гефеста или кого-то ещё [Гесиод. Труды и дни. 110-201]. Финно-угорская мифология, демонстрирующая поразительное сюжетное единство, в вопросе антропогенеза разделена на два фронта. Наиболее красноречиво его можно передать, сравнивая финно-карельскую «Калевалу» с мокшанско-эрзянской «Масторавой». В первой боги и люди как бы априорны – существуют изначально и вопрос их происхождение будто бы никого не интересует. В Мастораве же содержится, вероятно, наиболее архаическое представление, свойственное всем народам Урало-Волжского региона. Божественные близнецы творят человека из материи, обычно дерева, глины или земли. Наличие у него болезней и физической смертности объясняется конфликтом произошедшим между творцами.
Нам кажется, что как раз отсутствие столь важного для авраамических традиций «nihil» из которого Бог осуществляет «creatio», в языческих традициях, свидетельствует о наличии идеи причины возникновения человека. Мы имеем дело с людьми, активно вовлеченными в сельскохозяйственный цикл, действительно ли они не видели прямой корреляции между деятельностью и её результатом? Что от зерна, брошенного в землю, родится ржаной колос или посуда вырезается из дерева или ваяется из глины? Они действительно не верили в появление «чего-то» из «ничего», поскольку твердо осознавали причинно-следственные связи в мироздании. Это отнюдь не значит, что между людьми и Богами невозможны отношения духовного родства. Сложно найти хоть одну религиозную традицию, в которой божество не называлось бы «отцом» или «матерью». Вспомним «Слово о полку Игореве» где князь назван внуком Даждьбога, а Боян внуком Велеса. Скандинавский Один называется Всеотцом, хотя, согласно мифу, не является генетическим родителем человечества.
Антихристианский протест неоязычества подчас доходит до отрицания очевидных и аутентичных элементов исконной традиции. Ребяческие вопли «мы не твари, но дети Богов!» не находят никакого подтверждения. Наша традиция — это не «христианство наоборот» и не его антипод. Она самодостаточна и полноценна по самому только факту существования. Наличие в ней элементов сходных с авраамическими религиями — естественно и работает далеко не на пользу последним в силу, очевидно, большей древности индоевропейских мифологем.
Такая же ситуация наблюдается и с мнением о том, что «предки наши богам не молились, а славили!». Стоит ли говорить, что это ещё более абсурдное предположение, вытекающее все из того же «антицерковного» протеста? Наши Предки, как и все индоевропейцы, а также их финно-угорские и тюркские соседи, Богам и «молились» и «славили», что, собственно, и «нам деять заповедали».
Для человека традиции почитание Богов – первостепенный элемент элементарного благочестия. Гесиод видит в этом залог счастливой и полноценной жизни:
Жертвы бессмертным богам приноси сообразно достатку,
Свято и чисто, сжигай перед ними блестящие бедра.
Кроме того, возлиянья богам совершай и куренья,
Спать ли идешь, появленье ль священного света встречаешь,
Чтобы к тебе относились они с благосклонной душою,
Чтоб покупал ты участки других, а не твой бы — другие.
[Труды и дни. 335-340]
Единственное, что можно «сделать» с Богами это добиться их расположения – залога успеха в делах, доброго урожая, здоровья и благополучия. Гармонизация отношений человека с Богом – высшая цель религии в её изначальном понимании, а именно установление двусторонней сакральной связи. Любая попытка привязать необъятное бытие Божества к функциональности, человечности или психологизму по факту является гносеологической позицией «эзотерического экологизма» но не более того. С точки зрения религиозной традиции, в данном случае, мы имеем дело не с религией, а с изощренной формой атеистической, в сущности, доктрины, цепляющейся, в большей степени, за формы этнокультурной идентичности.
Единственным выходом из понятийного тупика славяно-русской традиции может стать соборная интеллектуальная, религиозная и культурная работа. Лишь в коллективном поиске вероучительного консенсуса мы сможем отбросить заблуждения, наросты псевдорелигиозного потребительства new age и увидеть реальные перспективы для развития родной веры русского народа, как неотрывной части славянского и индоевропейского братства народов.
