Археологи нашли их тогда, когда ожидать что-либо новое было уже почти антинаучно: раскопки скифского кургана Толстая могила вблизи украинского города Орджоникидзе — огромного девяти метрового холма — уже подходили к концу, и было ясно, что центральное погребение, к которому исследователи «пробивались» не один месяц, было полностью ограблено еще в древности.

Грабителей подвел... опыт. Они знали, что драгоценности — золотые и серебряные чаши, кубки, ожерелья, бусы, подвески, парадное оружие — обычно клались рядом с умершим. Но здесь люди, хоронившие своего царя или вождя, поступили «не по правилам»: самые ценные вещи они положили не в могилу умершего, а в стороне, в дромосе — проходе, по которому несли в могилу тело вождя.

250x380 0xac120003 14756266901615807721

Железо меча истлело за два с половиной тысячелетия, но золотые, покрытые рельефными изображениями зверей ножны и золотое, умещающееся на двух ладонях шейное украшение — пектораль остались такими же, какими и были в тот день, когда их клали у входа в могилу.

Пектораль из Толстой могилы принадлежит к числу тех находок, которые называют «открытием века». Даже беглый искусствоведческий анализ позволяет прийти к выводу, что безвестный мастер, сработавший ее, своим талантом может быть приравнен к таким гигантам античного искусства, как Фидий, Мирон, Лисипп. Но скульптурные миниатюры се не только совершенны с художественной точки зрения — они как бы очерчивают совершенно новую грань в нашем восприятии скифского общества.

До сих пор мы видели изображения воинов, всадников, охотников, мы видели скифов в бою, врачующих раны, совершающих ритуальные обряды, убивающих львов. А здесь могучие мужчины отбросили грозные колчаны и... зашивают меховую куртку — в руке одного скифа видна даже нитка. И это — центральное изображение всей композиции! Мы впервые увидели скифянок — одна из них доит овцу, другая — выливает молоко в амфору.

И с этими идиллическими видениями мирной пастушеской жизни резко контрастируют изображения нижнего скульптурного пояса пекторали — кровавая схватка диких лошадей с грифонами, мифическими крылатыми львами. Сцены, предельно реалистичные, искусной рукой мастера сплетены воедино с мотивом чисто эпическим; безмятежность — со смертельной борьбой.

Что это — прихоть художника или поэтическое осмысление современником всей скифской культуры и истории?

...«Открытия века» обычно всегда становятся «загадками века»

Шедевр из Толстой могилы не исключение. К «золотой» летописи скифов — изделиям, найденным в скифских курганах ранее, — прибавилась еще одна страница, которую надо прочесть и понять. Так же, как и тысячи других страниц. Ибо до сих пор, несмотря на то, что изучение скифов ведется уже почти полтора столетия и только перечисление научных трудов, посвященных им, заняло бы многие и многие тома, происхождение, история и культура скифов, по сути дела, представляют собой цепь сплошных загадок.

I

О происхождении скифов толком ничего не было известно даже во времена Геродота, в V веке до нашей эры. «Отец истории» со свойственной ему добросовестностью счел нужным привести целых три версии, весьма сильно отличавшиеся друг от друга. Первая из них говорила о том, что скифы самый молодой из всех живущих на земле народов, вторая добавляла, что территория, принадлежавшая им, была пуста до их возникновения, согласно третьей — скифы, придя в Северное Причерноморье из Азии, при этом вытеснили оттуда своих предшественников — киммерийцев.

За время, истекшее после Геродота, количество гипотез о происхождении скифов увеличилось во много раз. Но если попробовать обобщить их, то можно большинство из них сгруппировать около следующих двух предположений.

250x414 0xac120003 4578972331615807721

...Скифы — результат смешения местных племен, издавна живших в Северном Причерноморье, с пришлыми с Волги племенами, переселение которых происходило несколькими волнами в конце II — начале I тысячелетия до нашей эры.

...Скифы пришли уже сложившимся народом в степи Северного Причерноморья в начале I тысячелетия откуда-то из Азии.

Итак, на историческую сцену вышел неизвестно из-за каких кулис новый и беспокойный герой. Он изгнал своих предшественников — киммерийцев (народ, происхождение и история которого еще более загадочны) и, едва утвердившись в Северном Причерноморье, ринулся на юг, в Переднюю Азию, в самые цивилизованные страны того времени.

Об этом нашествии современники писали как о стихийном бедствии.

В официальных документах ассирийские цари повествовали только о своих победах, подлинных или мнимых. Но до нас, к счастью, дошли и более откровенные сведения — донесения шпионов, запросы царей оракулам. Сперва скифы вместе с другими народами действовали против Ассирии — крупнейшего государства того времени. Но Асархаддону удалось переманить их на свою сторону, выдав замуж за скифского царя свою дочь. Скифы стали получать богатые дары от Ассирии, а возможности грабежа для них не уменьшились — на Переднем Востоке и помимо Ассирии было достаточно богатых стран и народов.

И вот уже скифские набеги достигают Палестины и Египта. Библейский пророк говорит про них как про «народ сильный, народ древний, народ, которого языка ты не знаешь и не будешь понимать, что он говорит. Колчан его как открытый гроб, всегда они люди храбрые. И съедят они жатву твою и хлеб твой, съедят сыновей твоих и дочерей твоих, съедят овец твоих и волов твоих, съедят виноград твой и смоквы твои, на которые ты надеешься». И фараон Псамметих богатыми дарами стремится отвратить скифов от вторжения в свою страну.

Потом скифы вдруг снова оказываются в рядах антиассирийской коалиции и, по-видимому, принимают участие в решающем штурме ассирийской столицы Ниневии. Мы узнаем, что они владычествовали и над Мидией. «Скифы... своими излишествами и буйством разорили и опустошили всю Азию, — писал Геродот. — Кроме того, что с каждого народа они взимали наложенную ими дань, скифы совершали набеги и грабили все, что тот или другой народ имел у себя. Киаксар и индийцы пригласили их однажды на пир, напоили и перебили». Оставшиеся после этого разгрома скифы ушли обратно, в причерноморские степи.

Все эти путаные сообщения рождают вопросы, которые легко задавать, но на которые нелегко ответить. Набеги требуют какой-то базы. У скифов на Переднем Востоке должно было быть какое-то пристанище, место постоянного обитания. Где оно находилось? Ответы различны. Что представляли собою скифы на Переднем Востоке: малоорганизованные орды или народ, создавший там на время собственное царство? У обеих точек зрения есть свои приверженцы. Как долго пребывали скифы на Переднем Востоке? Можно лишь предположить, что их походы заняли большую часть VII века до нашей эры. Наконец, все ли скифы вернулись обратно? И на этот вопрос отвечают по-разному.

И еще одна странность.

Скифские изделия из золота, меди, серебра этого времени находят в погребениях на Кубани, на Киевщине и в Донбассе, но только не там, где, казалось бы, они должны встречаться в первую очередь — в основном районе обитания вернувшихся из Азии скифов, в степях Северного Причерноморья...

А ведь Геродот писал о существовании кладбища скифских царей в местности, называемой Геррос, — целом «городе мертвых», где скрываются несметные золотые, серебряные, медные сокровища скифов.

250x89 0xac120003 11143492041615807721

Но, например, за десять полевых сезонов (с 1961 по 1970 год), когда поиски раннескифских курганов велись особенно интенсивно, раскопками на юге Херсонщины и в Восточном Крыму было исследовано более тысячи погребений разного времени — и лишь одно из них относится к VI веку до нашей эры. Большие раскопки, проведенные в эти же годы на территории Днепропетровской, Запорожской, Николаевской и Одесской областей, также не дали материалов раннескифской поры. Да и всего-то их за все время исследования скифских памятников найдено не более двух десятков, к тому же большинство этих погребений — бедные. А рядом, на территории лесостепи, обнаружены великолепнейшие изделия искусства — оружие, конская упряжь, украшения.

Получается странная картина: культуру скифов, живших в это время в степях Причерноморья, приходится изучать по памятникам, находящимся на соседних территориях. Чем это вызвано? Некоторые исследователи считают, что после изгнания из Малой Азии скифы вернулись очень ослабленными и обедневшими в Причерноморье, и отражением этого являются их погребения. Но как тогда понять большое количество богатых курганов за пределами степной Скифии, в которых найдено огромное количество золотых изделий, принадлежавших, безусловно, к скифской культуре? Так и понимать, отвечают другие исследователи: территория лесостепи входила в состав Скифии. И именно там находилось загадочное кладбище скифских царей.

Геродот писал, что царский некрополь находился в той земле, до которой был судоходен Днепр. Координаты, как мы видим, довольно туманные. Хотя Геродот упоминает эту область в своем сочинении несколько раз, надежно определить ее местоположение пока не удалось. Одни исследователи связывают царский некрополь скифов с рекой Геррос, о которой пишет Геродот, отождествляя с ней современную реку Молочную, другие ученые, ссылаясь на того же Геродота, считают, что Герры лежали в районе днепровских порогов, третьи, опять-таки опираясь на Геродота, сообщающего, что Герры находятся на самой отдаленной окраине земель, подвластных скифскому царю, склонны искать Герры в лесостепных районах левобережного Поднепровья. Каждая из этих точек зрения, высказанных впервые около ста лет назад, и сейчас имеет своих сторонников и противников.

А может быть, все объясняется тем, что царское кладбище возникло не ранее IV века до нашей эры? Ведь именно тогда в степи были воздвигнуты наиболее знаменитые курганы — и Чертомлык, и Солоха, и недавно раскопанные Гайманова и Толстая могилы. Но ведь Геродот, писавший о Герросе, жил за столетие до того, как были воздвигнуты эти земляные пирамиды, следовательно, царский некрополь существовал уже тогда.

Наверное, от большей части этой путаницы мы были бы избавлены, если бы то, что Геродот писал про Скифию, он всегда видел своими глазами. Но все дело в том, что свое описание Скифии историк составил после того, как посетил древнегреческий город Ольвию, расположенную в устье Бугского лимана. «Отец истории» в основном, видимо, пользовался не столько личными наблюдениями, сколько рассказами ольвиополитов, ибо, чем ближе к Ольвин живет какое-то скифское племя, тем точнее его местожительство определяет Геродот, чем дальше он удаляется в своем повествовании от Ольвии, тем его сообщения менее точны и более противоречивы. Кто же, по Геродоту, населяет Скифию? Севернее Ольвии, по обоим берегам Буга, вплоть до Днепра живут калипиды и алазоны — районы их обитания настолько ясно определил Геродот, что здесь мало оснований для споров и сомнений. В низовьях Днепра живут скифы-земледельцы, однако сведения об их северной и восточной границах уже неопределенны. А дальше всякая ясность исчезает окончательно. В результате до сих пор неизвестны границы земель, населенных скифами-пахарями, скифами-кочевниками и царскими скифами, которые всех прочих скифов считали своими рабами.

Исследователи уже в течение полутора столетий пытаются определить территорию того или иного скифского племени, однако до сих пор ни одна из многочисленных попыток не получила всеобщего признания. Многим могла бы помочь археология... Если бы не одно обстоятельство. Культура Северного Причерноморья и Украины в скифское время представлена различными, хотя и близкими друг другу, вариантами. Какие из них принадлежали скифам, а какие нет — каждый ученый решает по-своему. В результате карт Скифии создано почти столько, сколько было исследователей, занимавшихся этой проблемой...

И Геррос, загадочный, неуловимый Геррос, скрывающий богатства первых скифских царей, так до сих пор и не найден.

...Или... Его копают уже более столетия, только лишь догадываясь об этом?

II

Вскоре после возвращения скифов из Азии в конце VI века до нашей эры в Скифию вторглись полчища персидского царя Дария, царя самой могущественной державы того времени, простиравшейся от Египта до Индии. По некоторым данным — правда, наверняка преувеличенным, — войско Дария насчитывало 700 тысяч человек. Война со скифами для персов оказалась «странной войной». Скифы избрали тактику партизанских действий. Избегая решительного сражения, они заманивали персов в глубь своей территории, постоянно тревожа их нападениями.

В конце концов, как гласит предание, изложенное Геродотом, Дарий, не проиграв ни одного крупного сражения — ибо таковых просто не было, — но, успев потерять в мелких стычках значительное число воинов, послал предводителю скифов письмо: «...чудак, зачем ты все убегаешь... если ты считаешь себя в силах противостоять моему могуществу, то остановись, прекрати свои блуждания и сразись со мной; если же признаешь себя слабее, то также остановись в своем бегстве и приди для переговоров к своему владыке с землею и водою»

Царь скифов Иданфирс ответил, что если персы хотят сразиться со скифами, то они должны найти и разрушить гробницы их предков, так как скифы не имеют ни городов, ни посевов — ничего, что персы могут захватить. До этого скифы будут продолжать вести свою войну так, как вели ее раньше, «а за то, что ты назвал себя моим владыкой, — заканчивал письмо Иданфирс, — ты мне поплатишься».

Согласно легенде война кончилась так. Однажды скифы послали Дарию послов с весьма странными дарами — птицей, мышью, лягушкой и пятью стрелами. Сам Дарий истолковал это послание как признание в «безоговорочной капитуляции»: скифы отдавали ему всю свою землю — ведь мышь водится в земле и питается тем же, что и человек, зерном; лягушка живет в воде; птица быстротой своего полета символизирует лошадь — самое ценное имущество скифа-воина, а присланные стрелы говорят о том, что скифы складывают свое оружие к ногам победителя.

Однако персидский жрец Горбий истолковал это послание совсем иначе:

«Если вы, персы, — пересказывает это толкование Геродот, — не улетите, как птицы, в небеса, или, подобно мышам, не скроетесь в землю, или, подобно лягушкам, не ускачете в озера, то не вернетесь назад и падете под ударами этих стрел»

Последующие события — скифы отнюдь не собирались прекращать войны — убедили Дария в правильности толкования Горбия. И персы поспешно покинули Скифию без трофеев и победы.

Какая же сила позволила скифам одолеть персов?

Из приведенного краткого описания (к которому, кстати, очень трудно что-либо прибавить, разве что упоминание о некоторых эпизодах) видно, что в основе сведений о войне скифов и персов, сохранившихся в трудах древнегреческих авторов, лежат данные легендарные, почерпнутые из скифского эпоса. А эти сведения говорят о том, что скифское войско уступало персидскому по своей численности, но явно превосходило своей воинственностью, что каждый скиф был конным воином-стрелком из лука и, чем больше он убивал врагов, тем большим почетом был окружен. Из черепов убитых врагов скиф делал чаши для питья, снятыми скальпами увешивал узду коня, кожей врагов покрывал коня и делал из нее колчаны. Главное же — скифы сражались за свою родину. И дрогнуть в бою считалось неслыханным бесчестьем, а предать друга — несмываемым позором.

Вот одна из легенд, которую, как мы увидим позже, можно с полным правом считать историко-социальным свидетельством.

...Это случилось на четвертый день после того, как Дандамис и Амизок стали побратимами: по старинному скифскому обычаю смешали в чаше свою кровь и, предварительно погрузив в нее меч, стрелы, секиру и копье, одновременно отведали напиток с клятвой жить вместе и в случае надобности умереть друг за друга. Десять тысяч вражеских всадников да еще тридцать тысяч пехоты внезапно обрушились на скифский лагерь, расположенный на берегах Танаиса, нынешнего Дона. На восток, вздымая тяжелую степную пыль, потянулись телеги с награбленной добычей и пленные. Среди пленных был и Амизок. Весть о том, что Амизок попал в плен, дошла до Дандамиса. Не раздумывая, бросился он в Танаис и переплыл на занятый врагами левый берег реки. С поднятыми дротиками воины кинулись к безрассудному скифу, но Дандамис закричал: «Выкуп!»

...Воины отвели Дандамиса к своему вождю. Дандамис сказал, что у него нет никакого имущества; единственное, что у него есть, — это жизнь, и ее он с радостью отдаст в обмен за друга.

После долгого раздумья вождь решил испытать Дандамиса. Он готов войти в его положение, более того, он согласен всего лишь на часть того, что осталось у Дандамиса. «На какую же?» — спросил обрадованный скиф. «Мне нужны твои глаза».

И Дандамис без колебаний выдержал испытание. Он просил лишь об одном: скорее лишить его зрения, чтобы освободить побратима. Обратно он возвращался с пустыми глазницами, но радостно улыбаясь, держась за плечо освобожденного. Вождь же задумался. Людей, подобных Дандамису, можно одолеть в неожиданном нападении, но каков будет исход настоящей битвы? И он решил не искушать судьбу. С наступлением ночи он отдал приказ отступить, предав огню телеги и бросив большую часть скота.

Но и Амизок недолго оставался зрячим. Желая разделить судьбу друга, он ослепил сам себя. Оба они остаток своей жизни провели спокойно, окруженные почетом и вниманием соплеменников. Еще при жизни они стали легендой, и легенда эта, передававшаяся из уст в уста в бескрайних скифских степях, в конце концов дошла до древних греков. Спустя много веков писатель Лукиан увековечил ее в одной из своих новелл.

Древние греки вообще любили писать о скифской дружбе, испытывая при этом некоторый комплекс неполноценности. Слишком разительно она отличалась от того, что они привыкли наблюдать у себя на родине. У скифов человек назывался побратимом и другом не потому, что он был приятелем по пирушкам, ровесником или соседом, а потому, что в случае тяжелых испытаний на него можно было положиться больше, чем на самого себя. Дружбой дорожили, друзей ревновали. Судя по источникам, побратимский союз мог быть максимум между тремя скифами, ибо тот, кто имел много друзей, казался скифам похожим на блудницу, потому что дружба, разделенная между многими, уже не может быть прочной. Все это не походило на разъедающий чувства и рассудок корыстный расчет в отношениях между людьми в греческих полисах. Правда, и грекам были известны примеры верной и пламенной дружбы. Недаром же в их театрах шли пьесы великого Еврипида, воспевавшего дружбу сына Агамемнона Ореста с Пиладом. Недаром же читали они «Илиаду» и восхищались дружбой Ахилла с Патроклом. Но подобные примеры казались грекам преданьями давно минувших дней. Собственно говоря, так оно и было. У скифов же побратимство было не просто актом сугубо личных взаимоотношений, но немаловажным институтом всей общественной жизни.

...Дружба, любовь, семейные привязанности. Кажется порой, что они родились вместе с человеком, всегда существовали в неизменном виде, а различия, если имеются, носят индивидуальный характер. Этнография и социология свидетельствуют, что это не так.

С момента своего появления на земле человек всегда жил в обществе, будь то небольшая группа питекантропов, в которой царили порядки, кое в чем еще напоминавшие обезьяньи, или высокоразвитая цивилизация с ее сложными и противоречивыми установлениями. И любое общество всегда ставило и ставит границы свободной воле и выбору человека, хотя никогда не отменяет их полностью.

Очень часто упускают из виду, что менее всего свободным человек был в первобытном обществе. Вся его жизнь от рождения до смерти была определена наперед уже самим фактом его принадлежности к замкнутому мирку общины, в которой жили он и его сородичи. Вне ее он существовать не мог, был обречен на гибель. Вся его жизнь была подчинена устоявшемуся тысячелетиями и освященному традицией распорядку. Все члены его семьи, рода, общины были своими. Все они были связаны обязательствами безусловной взаимопомощи и поддержки. Личные симпатии и антипатии тут значения не имели. За границами общины начинался внешний мир, часто враждебный и всегда чужой. В Меланезии бывали случаи, когда человек ни разу в жизни не видел моря, хотя всю ее прожил в деревне, отстоящей от него в каких-нибудь двадцати минутах ходьбы. Для индивидуальной дружбы в первобытном обществе почти не оставалось места.

В эпоху разложения первобытного общества прежние связи между людьми, основанные на кровном родстве, на совместном труде, на жизни в одной деревне, которая была целым миром, рушились и уходили в прошлое. Сородичи и соплеменники жили теперь разбросанно, они уже не были равны между собой, как прежде, и далеко не всегда и не во всем могли полагаться друг на друга.

И сам человек теперь изменился, и жизнь стала гораздо сложнее. Люди стали теперь более подвижными, меняли местожительство, участвовали в далеких набегах, походах и переселениях. Они вступали в различные отношения со значительно большим кругом лиц, чем прежде.

Человек искал новые точки опоры в становящемся вез» .«более эгоистичным мире, искал новые линии защиты, способные оградить его интересы. И впервые открыл для себя дружбу как свободный и добровольный союз людей, не связанных ни кровным родством, ни соседскими узами, ничем, что бы не зависело от них самих, а единственно — взаимным уважением и симпатией. И еще верой друг в друга. И тогда он поставил ее выше всех прочих человеческих привязанностей, выше даже семейных уз.

Общество, находившееся в состоянии разброда, терявшее старые ценности и идеалы и еще не успевшее приобрести новые, как бы признало дружбу одним из своих важнейших устоев, а специальные магические обряды, сопровождавшие ее заключение, вроде тех, которые совершили Амизок и Дандамис, должны были сделать ее еще более прочной и неразрывной.

Медовый месяц дружбы-побратимства длился недолго. Возникшее государство не терпело ни инициативы, ни своеволия своих подчиненных. Оно взяло на себя защиту их интересов, а заодно и регламентацию их поведения — связи между людьми, основанные на равенстве, все больше вытеснялись другими, основанными на господстве и подчинении.

И вот, анализируя античные источники, можно прийти к заключению, что обычай побратимства во времена похода Дария был у скифов явлением общественным. (Дальнейшая судьба его и время исчезновения менее ясны.) Свидетельствует ли это — косвенно, конечно, — о том, что во время похода Дария у скифов еще не было государства?

И снова загадка.

К началу IV века до нашей эры Скифия достигает своего наивысшего расцвета. В это время особенно усилились контакты скифов с эллинским миром.

Торговля с греками обогатила скифскую знать. Из греческих городов Северного Причерноморья в глубь степей отправляли ткани, столовую посуду, ювелирные изделия, предметы роскоши и вино, к которому скифы были особенно неравнодушны. (Недаром по-гречески слово «подскифь» в это время означало «налей чистого вина» — умеренные греки пили вино, разбавленное водой. Как сообщает все тот же Геродот, спартанский царь Клеомен, вынужденный «по делам службы» чересчур часто общаться со скифскими послами, пристрастился к неразбавленному вину, отчего, в конце концов, как считали спартанцы, сошел с ума.) А взамен греки получали скот, рабов и больше всего ценимый ими хлеб. Дело в том, что скифы были не только кочевниками. Некоторые скифские племена сеяли хлеб специально на продажу. Даже Афины жили в это время за счет боспорского хлеба, значительная часть которого поступала из Скифии. Тогда же, в IV или в конце V века до нашей эры, в Скифии появляется первый город с мощными укреплениями, акрополем, где в каменных зданиях жила скифская аристократия, с большим кварталом металлургов-ремесленников, продукция которых расходилась по всему Причерноморью.

Одни исследователи считают основание этого города своеобразным верстовым столбом во времени, начавшим отсчет истории скифского государства.

Другие убеждены, что создание первого скифского города ни в коей мере нельзя ставить в зависимость от возникновения этого государства.

И если проанализировать все гипотезы о дате образования государства у скифов, то разрыв во времени составит... пять столетий — от VII до II веков до нашей эры.

Но есть в скифской истории одна личность, по поводу которой ведутся особенно яростные споры, связанные с вопросом о времени возникновения скифского государства.

«Атей, воевавший с Филиппом, сыном Аминты, кажется, господствовал над всеми здешними варварами»,

— писал Страбон.

...Среди многочисленных скифских находок есть несколько серебряных монет, отчеканенных в одном из греческих городов Причерноморья, с необычным для греческой нумизматики изображением. Всадник-скиф, на полном скаку осадив коня, бросив уздечку, поднял свой тяжелый лук, прицеливаясь в невидимого нам врага. Одет всадник как простой воин — на нем нет роскошных одежд, нет обязательного даже для рядовых дружинников тяжелого защитного вооружения: шлема, панциря, поножей, щита. Надпись на монетах читается хорошо — «Атей». Сам характер изображения полностью соответствует тому, что писали об Атее античные авторы. Это был суровый и непреклонный воитель, всю свою жизнь проведший в походах. Как подчеркивают современники, Атей внешне ничем не отличался от простого скифа, и это в то время, когда, судя по находкам в курганах, даже приближенные скифских вождей ходили в одеждах, обшитых золотыми бляшками, ели на золотой и серебряной посуде. Когда к Атею прибыли послы Филиппа Македонского — отца Александра Великого, — он встретил их, чистя своего боевого коня. Атей вел, говоря современным языком, активную политику на Балканах, настолько активную, что Филипп Македонский вынужден был выступить против него. И заключительный штрих образа скифского царя: когда накануне решающего сражения с греками Атею, которому исполнилось девяносто лет, предложили послушать игру взятого в плен знаменитого греческого флейтиста, он ответил, что предпочитает любой музыке ржанье боевых коней. Наутро девяностолетний Атей сам повел свою конницу в бой. В этом сражении Атей был убит, а скифское войско разгромлено.

...И все же, хотя и сам Атей, и первое в истории крупное поражение скифов получили «широкую прессу» у современников, однозначного ответа на вопрос: кто же такой царь Атей — первый из скифских царей, объединивший под своей властью Скифию от Дуная до Азовского моря, или всего-навсего вождь одного из племен, затмивший необычностью своей и мужеством в глазах современников всех остальных предводителей скифов, — дать нельзя.

Монеты? Но ведь, в конце концов, они могут свидетельствовать не столько о государственной мощи Атея, сколько о его политических устремлениях.

Высказывание Страбона?.. Если бы осторожный географ не поставил слова «кажется»...

...Филипп впервые доказал, что скифов можно побеждать. Но попытки покорить их по-прежнему терпели полный провал. Когда в 331 году до нашей эры один из наместников Александра — Зопирион с тридцатью тысячами воинов, «не желая оставаться в бездействии», предпринял поход в Скифию, он был уничтожен вместе со всем своим войском.

И все же IV век — век расцвета Скифии — был как бы прелюдией периода заката скифского могущества. Правда, этот период длился полтысячелетия.

С востока на скифов надвигались сарматы — понемногу они стали переходить на правый берег Дона, тесня скифов. А во II веке до нашей эры они перешли в решительное наступление.

Территория Скифии значительно сократилась и при этом оказалась разрезанной надвое. От собственно Скифии, включавшей теперь только степной Крым и Нижнее Поднепровье, отделилась задунайская Скифия, о которой вообще почти ничего не известно.

Столица была перенесена в Крым, на место нынешнего Симферополя. Греки называли ее Неаполь — «Новый город». Быт скифской знати подвергся более сильной эллинизации, чем прежде. В Неаполе даже посвящения скифским богам были написаны по-гречески. В то же время, лишенные большей части прежних источников доходов, скифские цари усилили натиск на греческие города, стремясь сконцентрировать всю хлебную торговлю в своих руках. Они даже обзавелись собственным флотом, недавние-то кочевники, и довольно успешно боролись с пиратством. Херсонес с трудом отбивался от наступавших скифов. Даже сильное Боспорское царство находилось в тревоге. Чем бы все кончилось — неизвестно. Может быть, новым взлетом Скифии и падением греческих городов Северного Причерноморья? Но последние, не дожидаясь такого исхода, предпочли расстаться со столь ценимой ими в прошлом независимостью и подчиниться царю Понта Митридату VII Евпатору — грозному сопернику самого Рима. Взамен Митридат прислал им на помощь свои войска.

В нескольких сражениях скифы были разбиты. Их легко вооруженная конница не могла устоять в ближнем бою против фаланги тяжело вооруженных пехотинцев, а заманивать неприятеля в тыл оказалось невозможным, потому что тыла-то уже почти и не было. Даже Неаполь, столица скифов, на короткое время был захвачен врагами.

Правда, скифы смогли оправиться еще раз. Снова пытались они подчинить Херсонес, снова воевали с Боспором, снова стала Ольвия платить им дань и в знак своей зависимости выпускала монеты скифских царей Фарзоя и Инисмея. Скифские послы бывали у римского императора Августа.

Но это была лишь отстрочка, предоставленная Историей некогда непобедимому народу. Скифы все больше и больше смешиваются с окружающими их народами, культура их постепенно теряет своеобразные черты. И где-то в III веке нашей эры, точную да ту установить пока невозможно, прекращается жизнь в Неаполе скифском. Скифы исчезают с арены истории, где почти тысячелетие были одним из главных героев.

Исчезают?

III

...Этот золотой олень более двух с половиной тысяч лет назад украшал щит скифского вождя. Он был найден в одном из скифских курганов еще в прошлом веке. Много замечательных находок сделано с тех пор, но и сейчас этот олень остается классическим образцом раннего, собственно скифского искусства, которое в научной литературе чаще называется скифским звериным стилем. Подогнутые к туловищу ноги, вытянутая вперед голова с закинутыми на спину длинными ветвистыми рогами. Как определить эту позу? Лежащий, прыгающий, в «летящем галопе» — по-разному называли ее ученые, но ни одно определение точно не соответствует позам оленей в живой природе. Это условное положение. Но разве оно мертвое, застывшее? Нет, конечно. Это скорее «летящий» олень — он весь движение!

250x477 0xac120003 15211185491615807721

Такое сочетание жизненной выразительности с условной трактовкой характерных черт н позы животного — важнейший признак скифского звериного стиля. Изображение всегда компактно, подчеркнуто четким, исключительно выразительным контуром. Скифское искусство — декоративно-прикладное, его произведения украшают чисто утилитарные вещи. Но не все, а прежде всего вооружение, конское снаряжение и одежду. И звери отобраны сильные, известные стремительным бегом, высоким прыжком, мощным ударом, зорким глазом. Олень и лось, горный козел и кабан, барс и степной орел — вот основные образы скифского звериного стиля. Скифскому художнику чуждо желание пленить пластикой звериного тела. Он концентрирует внимание на мощи животного, его неукротимости. Никакой натуралистической конкретности, измельченности, живописной занимательности — все подчинено единству целого, выражению основной идеи образа. Красивое — это прежде всего сильное. Такова эстетическая оценка окружающей действительности того времени — нескончаемых войн, героических подвигов.

Скифское искусство не могло выразить эти духовные, человеческие ценности в образах самих людей. Слишком мала практика первобытного искусства в области антропоморфных изображений. Звериный же стиль берет свое начало еще в каменном веке, имеет многовековую историю. Кажется, все просто, но именно здесь и начинается самая интересная загадка скифской культуры — загадка происхождения скифского искусства. Появление этого искусства столь же внезапно, как и появление самих скифов.

Скифский звериный стиль и родственные ему искусства кочевников Казахстана, Средней Азии и Западной Сибири появляются как-то неожиданно в конце VII века до нашей эры практически на всей территории евразийских степей. Причем в таких законченных формах, которые, кажется, должны были пройти длительный путь предшествующего развития. Однако непосредственных предшественников скифского искусства найти пока не удается. В эпоху поздней бронзы на территории его распространения известно буквально несколько изображений животных, и то весьма далеких по стилю.

Раз корни не найдены на основной территории, считает ряд исследователей, то их надо искать в соседних районах. В первую очередь взгляд обращается на юг, к искусству древних цивилизаций, к областям, где побывали скифы в период их походов в Переднюю Азию. И это обращение не умозрительное. В раннем скифском зверином стиле несомненно использование некоторых изобразительных приемов и мотивов древневосточного искусства. Таких, например, как грифон, лев, возможно и барс. В 1947 году близ города Саккыза в северо-западном Иране было найдено богатое скифское погребение VII века до нашей эры, в котором исследователи нашли художественные изделия, сделанные и в ассиро-урартском стиле, и в чисто скифском, и в смешанном с отдельными скифскими элементами. Казалось бы, куда как наглядная картина творческого освоения и переработки пришельцами древнемесопотамского художественного наследия.

Но все это можно объяснить лишь как влияние более развитых культур. И только! В самом главном: в содержании, в художественном методе создания образа, в характерных приемах стилизации изображений животных — это два принципиально разных мира искусства. Смешанный характер вещей из Саккыза можно объяснить тем, что на скифского царя здесь работали местные мастера, которые, стремясь угодить вкусам заказчика, копировали неизвестные нам древнейшие образцы скифского искусства, не забывая, естественно, свои собственные традиции.

Но где же тогда искать древнейшие образцы собственно скифского искусства?

Сторонники местных корней скифского звериного стиля отвечают: они были, но не сохранились. Не сохранились, так как изготовлялись из нестойких материалов — дерева, кожи, войлока. Именно из этих материалов сделано огромное количество превосходных изображений животных в алтайском искусстве, очень близком скифскому.

И что еще поразительно. Загадочное скифское искусство вдруг неожиданно проявляется отраженным светом в искусстве Древней Руси и ее соседей много веков спустя после гибели Скифского царства.

250x191 0xac120003 14086630491615807721

Известный русский археолог В. А. Городцов еще в начале века обратил внимание на то, что в древнерусских вышивках отчетливо прослеживаются скифские элементы — фигуры некоторых зверей, богиня с поклоняющимися ей воинами, изображение солнца. Фрески Неаполя скифского имеют отдельные общие стилистические элементы с древнерусским и украинским прикладным искусством. И Русь не являлась исключением. В эпосе средневековых кочевников Евразии иногда проскальзывают черты, роднящие его со скифскими героическими преданиями. Подобные примеры сохранения или неожиданного «возрождения» мотивов скифского искусства можно проследить на обширнейшей территории от Кавказа до Скандинавии, от Европы до Юго-Восточной Азии.

В чем тут дело? Одно объяснение напрашивается само собой. Соседи скифов многое у них заимствовали и, в свою очередь, сумели передать кое-что из заимствованного своим потомкам или соседям. Давно были забыты создатели скифского искусства, но подлинное искусство бессмертно. Изменяясь от поколения к поколению, от народа к народу, сливаясь с новыми школами, стилями и течениями, оно все же передает им кое-что от своего «сокровенного и пусть в чужой оболочке, но переживает века и тысячелетия.

...Но возможно и другое объяснение, отнюдь не исключающее первое. Да, скифское царство погибло под натиском врагов. Забыт был скифский язык, навсегда перестали быть местом поклонения могилы скифских царей, наросшая за столетия земля затянула и первую безымянную столицу скифов и последнюю — Неаполь с его дворцами и мавзолеями. Но история учит, что ни один народ не исчезает бесследно. Сами скифы, не грозные степные владыки, а такие вот, как на пекторали из Толстой могилы и других памятниках искусства, рядовые скотоводы и земледельцы — не все же они погибли в боях и пожарищах!

Многие, конечно же, пережили лихолетье войн и нашествий, смешались с другими племенами и народами, утратили свой язык, забыли, наконец, что их предки звались скифами. Но смогли передать потомкам отдельные свои навыки и культурные традиции.

Недаром много веков после того, как умер последний человек, говоривший по-скифски, в Византии и Западной Европе по-прежнему именовали Скифией земли, где некогда обитал давно исчезнувший народ, а русский летописец с гордостью назвал свою страну «Великая Скуфь».

Материал подготовили кандидаты исторических наук А. Лесков, А. Хазанов, Е. Черненко, научный сотрудник А. Шкурко, В. Левин, наш спец. корр. Научная редакция А. Хазанова

Поиск

Журнал Родноверие