Да будет велик Иоанн, но да будет велик и Новгород! Да славится князь московский истреблением врагов христианства, а не друзей и не братий земли русской, которыми она еще славится в мире! Да прервет оковы ее, не возлагая их на добрых и свободных новогородцев! Еще Ахмат дерзает называть его своим данником: да идет Иоанн против монгольских варваров, и верная дружина пата откроет ему путь к стану Ахматову! Когда же сокрушит врага, тогда мы скажем ему: „Иоанн! Ты возвратил земле русской честь и свободу, которых мы никогда не теряли. Владей сокровищами, найденными тобою в стане татарском: они были собраны с земли твоей; на них нет клейма новогородского: мы не платили дани ни Батыю, ни потомкам его!

Николай Карамзин.

Сегодняшнее наше путешествие будет для меня особым. И не только потому, что я во время него вернусь домой хотя бы на несколько часов. Древний Новгород — особое место. И, поверьте, Новгород до сих пор остался тем самым вечевым центром, Родиной Свободной Руси. Это, конечно, относится не к политике — политика меняет лица слишком часто и рано или поздно отомрёт в том виде, в котором существует на данную минуту. А вот седой Волхов всегда останется Волховом, как и новгородцы всегда останутся новгородцами. Хотя, конечно, тут я перегнул — до названия "Волхов", река эта носила название "Мутная".

Новгород предрасполагает к ощущению свободы полёта и волевым решениям. Вы можете мне поверить — я много где бывал на территории нашей необъятной Родины и везде ощущал разные запахи. Москва пахнет деньгами — это уже не секрет, запах Питера — запах музейных галерей, смешанный с машинным маслом метро, дух Нижнего — дух определённости и стойкости. В Новгороде же всегда чувствуется яркий дух свободы. То ли земля слишком древняя, то ли призрак идола Перуна до сих пор в лунные ночи предстаёт перед лицом тысячи церквей, затмивших Землю Новгородскую золотом богатых величественных куполов. И процесс "христианизации" Новгорода, конечно же, полон крови — каждый из вас помнит историю о том, как Владимир, руками своего воеводы Добрыни и тысяцкого Путяты, просто топил жителей этой земли в кровавой каше в жажде сломить дух языческого Новгорода. Но всё вытерпел город, даже варварское насаждение религии. Нужно помнить эти методы — каждый, кто не желал креститься, был убит. И многие новгородцы не согласились нести на себе чужеземный крест, приняв смерть от рук великого и благого Владимира Красно Солнышко, чьи руки уже по локоть обагрились не солнцем, но кровью своих же соотечественников. Однако, некоторым язычникам всё же удалось укрыться в лесах для того, чтобы сохранять чистоту собственной веры и осенять ей так варварски изнасилованную энергетику более чем древней земли.

Сам же Гостомысл был сыном Буривоя, уже на тот момент являвшегося князем Великого Града. Стало быть Великий этот Град был основан ещё при его отце — Владимире Древнем, изначально правившем неким городом Владимиром (по утверждениям некоторых историков сейчас это село Владимирец, находившееся тогда в Новгородской губернии). Но ещё до Владимира Древнего, судя по летописям, уже в Новгороде правил князь Вандал Новгородский, имя отца которого — Словена Старого — уже окончательно теряется во времени и превращается в пыль на страницах явно заказной книги "Сказание о Словене и Русе и городе Словенске". Почему явно заказной? Потому что творчество это описывает события от "Великого Потопа" до прихода на Русь Рюрика. И какой потоп в мифологии древних славян? О чём вообще идёт речь, если не о религиозной подтасовке? Но не об этом речь сейчас — речь об истории Земли Русской. И сколько лет тогда вы дадите Новгороду — прикиньте хотя бы на глаз?

Сегодняшний наш персонаж — последний известный представитель самобытного Новгорода. Представительница, конечно же. Женщина, которая одна выступила против насаждаемого Москвой порядка. И на эти факты, как говорится есть только два мнения — моё и неправильное. И сегодня в "Лабиринтах" весь сок, весь вкус цвет и запах самобытной колыбели Руси. Сегодняшняя наша гостья — Марфа Борецкая.

И заранее хочу предупредить вас, мои неспокойные друзья, никаких аналогий сегодня не будет. Бесполезно читать между строк. И ничего лишнего — лишь история, уроки которой нужно обязательно помнить. Помнить и узнавать в них себя.

Самостоятельность Земли Новгородской никогда не подвергалась сомнению. Историю её принято начинать с князя Гостомысла, некогда выбившего варягов из Великого града и основавшего около моря город, названный в честь своего сына Выбора. Призвание Рюрика не являлось стихийным решением — все сыновья Гостомысла погибли, а дочери были сосватаны за соседних князей. Некому было править объединёнными племенами. Но незадолго до своей смерти мудрый князь видит сон, в котором из чрева одной из его дочерей — Умилы, вырастает роскошное богатое древо. И собрались волхвы толковать этот сон. И пришли они к единому мнению о том, что именно дети Умилы должны стать непосредственными наследниками великого Гостомысла, сына славного Буривоя. Решил Гостомысл, что будет так: оветъ даю вамъ, да послете въ Порускую землю мудрыя мужи и призовете князя отъ тамо сущих родовъ. И явились на княжение в земли ильменьских словен варяги — Рюрик, Синеус и Трувор. Конечно, корни этих трёх братьев через века проследить окончательно не удаётся — все славянские летописи или переписаны по сто раз, или вообще утеряны. Потому и сама легенда о потомках Умилы скорее апокриф, нежели непреложная историческая истина. Но разве можно представить документальное стопроцентное свидетельство всего того, что происходило в среде словен в те времена? И некоторые историки утверждают, что великий Словен — предок всех славянских племён, под именем "Словенск" основал город, позже получивший имя Новгород, как центр единения своих народов. И произошло это, стало быть, задолго до нашей эры. Но не будем углубляться. У нас сегодня несколько другие вопросы и тематика.

И кем был князь для новгородцев? "Гарантом конституции"? Упасите боги! Князь в стольном граде Новгороде выполнял роль более чем формальную — он был тем человеком, который объединяет племена как фактический лидер. А "коренных" племён, вошедших в состав той национальной группы, которую потом будет принято называть славянам, а чуть позже — русским, будет крайне много. Это и словене, и чудь, и веси, и мери, и кривичи, и дреговичи. Также определённые источники ставят под сомнение само наличие "троекняжия" в изначальной Руси. Они считают что Синеус и Трувор — производные от старошведских sine hus и thru varing — "свой род" и "верная дружина". А как иначе объяснить внезапную смерть двух братьев, как не ошибку переводчика, грубо исправленную подлогом факта? Ну да мы опять не туда. Но согласитесь — всё интересно и всё вкусно. И попробовать хочется всё и сразу.

И, кажется, что с призванием Рюрика, как символа единства народов, кровь славянская перестанет бродить и выливаться в бесконечные междоусобицы. Но позже случается самый невозможный вариант из всех — после смерти Гостомысла новгородцы и ильменьские словене со временем стали регулярно собирать совет — в?тъ. То, что мы сейчас называем "Вече". На вече обсуждались самые важные политические вопросы, которые беспокоили народ. Обсуждались они без участия князя. И решение люди тоже принимали без его корректировок, самостоятельно.

Это регулярное собрание, конечно, стало созываться уже после смерти Рюрика. Однако нельзя забывать, что собственная точка зрения на любые вопросы сверху всегда присутствовала в среде новгородцев. И именно поэтому, кстати, нельзя серьёзно рассматривать теорию о призыве князя на Русь, как теорию несостоятельности славян в политическом плане. Им просто требовался человек, который нёс бы ответственность за все внешнеполитические события, регулировал бы особо жёсткие конфликты. Но любые вмешательства в собственную свободу расценивались новгородцами, как непозволительная наглость. Стоит только вспомнить первую волну негодования по причине самого призыва князя — тогда, в некоторых исторических источниках, начал мелькать образ словенского князя Вадима Храброго, поднявшего смуту и попытавшегося свергнуть Рюрика. Но не одним Вадимом Храбрым славится борьба новгородцев против политических покровителей, по их меркам зашедших слишком далеко, существует фрагмент истории, в котором новгородцы не простили князю трусость. Этим отрывком можно считать военный поход Всеволода Мстиславича с поддержавшим его братом Изяславом на Ростово-Суздальское княжество и Юрия Долгорукого. Война, конечно же, разгорелась из-за завышенных цен на хлеб, который суздальцы стали присылать в Новгород, помимо всего обложив купцов огромными пошлинами. В ходе кровопролитной битвы, князь новгородский Мстислав трусливо покинул поле боя. Новгородцы такого проступка простить не могли. Они недолго судили да рядили события у Жданой горы и на вече 28 мая 1136-го года единогласно решили князя изгнать. Жители города полтора месяца держали его с женой, сыновьями и тёщей взаперти, припомнив не только побег с поля боя, но и неправильно расставленные, с их точки зрения, приоритеты — задумку Всеволода сменить Новгород на Переяславль. Позже Всеволод, потомок Владимира Мономаха, был вышвырнут из города, а на его место новгородцы попросили прийти Святослава Ольговича. Соседи — псковичи — не растерявшись решили помочь Всеволоду вернуться в Новгород и приняли его у себя на княжение. Однако, узнав об этом, новгородцы направили в Псков дружину, чтобы навсегда разобраться с опальным князем. Город сдался без боя, а Всеволод умер в том же году собственной смертью.

И вот, перепрыгивая по головам через множество фактов о природе новгородцев, мы с вами подобрались к образованию новгородской республики и, фактически, к нашему сегодняшнему персонажу. И поверьте — без всех вышеперечисленных фактов и дат, повествование, а тем более портрет нашей сегодняшней героини не смог бы заиграть всеми красками. И многие говорят, что Марфа Борецкая хотела присоединить новгородскую землю к литовцам из корыстных побуждений. Но посмотрите фактам в глаза — откройте учебник истории и обратите внимание на кровь новгородскую — как кипящую в венах, так и пролитую на полях сражений. Откройте книгу Карамзина — и задумайтесь. И вы, возможно, поймёте, что никакая Литва Новгороду была не нужна — республика начала развиваться, но Москва очень неловко воткнула палки в колёса, зарясь на лакомый северный кусок своих потенциальных земель. И кровь вятичей и кривичей, изначально заселивших городок Москов была напрочь разровнена по земле русской монголо-татарским игом. Будущую столицу поможет отстроить никто иной как Даниил Александрович. Сын Александра Невского, кстати. Именно при нём Москва стала центром самостоятельного удельного княжества. И иметь амбиции на присоединение к себе земель, находясь в географически выгодной точке карты, естественно, уже половина успеха. Но такие перспективы новгородцам, и без того жившим хорошо, определённо не нравились.

И, как не крути, в истории Руси мало настолько-то уж спорных городов. Настолько самостоятельных, что, как кажется, высокомерных. Настолько древних, что, кажется, не принявших христианство, а удочеривших его. И именно такое ощущение складывается, если вы прожили здесь долгое время. Несомненное уважение к Софии и прочим храмам, размещённым на каждом древнем капище, здесь соседствует с осознанием собственной язычности. И язычество — это часть природы новгородца, оно уже неистребимо, оно располагается на генном уровне. И приезжим это, возможно, непонятно, а для новгородцев — коренных новгородцев — помнить свои языческие корни всё равно, что дышать. Местные аборигены, как кажется, живут уже не одну сотню лет и ходят по земле, которая древнее большинства других древнейших городов. Уж извините, если это звучит с вызовом — не может иначе строиться фраза.

И вот обычная, как кажется, боярыня, уже выходит замуж во второй раз. Её новый муж — Исаак Борецкий, глава антимосковской, как позже станут говорить, "пролитовской" партии новгородских бояр. Но партия почему не может быть пролитовской? Потому что сначала было слово. И словом этим был Яжелбицкий мир, который установил зависимость Новгорода от Москвы. Мир этот был подписан после поражения Дмитрия Шемяки в борьбе за престол с Василием II Тёмным. После поражения Дмитрия, который был отравлен в 1453-ем году, а также после мощного удара Москвы по неуспевшему опомниться Новгороду, архиепископ новгородский Евфимий II отправляется в Яжелбицы, где подписывает бумагу, представляющую собой мирный договор. И бюрократия всегда вязала по рукам и ногам. Тем более, если представителем народа был такой хитрый церковник, как Евфимий. Он, кажется, сумел обмануть всех своих земляков и практически открыл двери Новгорода для московского князя. Есть также теория, по которой именно он отравил Шемяку. По второму предположению это сделал человек Василия II, что, по большому счёту, одно и тоже.

"Во всей России XV века мало насчитывалось городов, избежавших ига татаро-монгол. Кичился своей вольницей и богатством Господин Великий Новгород, и породил он немало замечательных, свободных духом людей. Только в таком городе и могла появиться женщина, не испугавшаяся притязаний князя московского Ивана. Подлинных фактов биографии Марфы известно немного. Вероятно, много таких славных, сильных женщин знавал Новгород, но им не довелось испытать себя в лихие годы", — пишет Карамзин. И тут он безусловно прав.

Долгое время Марфа оставалась несколько в тени своего мужа — Исаак Борецкий был решительным и достаточно амбициозным человеком, но творить свою собственную волю им, определённое время, никто и не мешал. До тех пор, пока к новгородским сокровищницам — относительно прочих разорённых городов русских это были именно сокровищницы — не потянулись со всех сторон. Москва — молодая, амбициозная, после смерти Даннила Александровича уже сменила шесть князей, прежде чем окончательно приняла на княжение Василия II Тёмного. Предшественник его — Юрий Дмитриевич, получил ярлык на княжение лично из рук отца — Дмитрия Донского. Сложилась неоднозначная ситуация — после смерти Василия I Юрий Дмитриевич фактически стал неоспоримым наследником великого правителя, сломившего напор Золотой Орды. Такой расклад Василию II, естественно, не нравился и тот начал вести свою, местами абсолютно подлую политическую игру. Юрий Дмитриевич был принят народом настолько положительно, насколько положительно народ мог относиться к князю. Да, он начал собирать земли вокруг Москвы, но действовал достаточно дипломатично. Нижегородцы вспоминают, что присоединив их к Москве, он стал вполне уважаемым человеком в городе, так как "не сътвори зла ничтоже".

Василия же, за его деятельность, народ, мягко говоря, недолюбливал. Мало того, что он не смог продолжить линию "сильной политики" в отношении татар, так и, фактически, чуть было не сдал Москву 3 июля 1439-го года, позорно покинув город, к которому подступали войска Улу-Мухаммеда. Оборону пришлось организовывать воеводе Юрию Патрикеевичу, который войти в город татарам не позволил — те истерично прошлись по московской области и убрались восвояси. "Для чего любишь татар и даешь им русские города на кормление? Для чего серебром и золотом христианским осыпаешь неверных? Для чего изнуряешь народ податями?" — именно в таком ключе Дмитрий Шемяка обращался к Василию II. И было за что — в 1452-ом году в районе Мещёры — там, где сейчас распологается Рязанская область, было образовано так называемое Касимское царство. Царство это до сих пор нельзя расценивать однозначно, однако, кормление его производилось за счёт русских земель, а договор по его образованию был получен именно из рук Василия II, который был не только отвратительным тактиком, но ещё и неважным стратегом — потерпев поражение под Суздалью он попал в плен и ради возможности вновь обрести свободу, подписал беспрецидентно провальный кабальный договор, утверждающий создание данной территориальной единицы. Ну а уж как разойтись в своих амбициях татары знали — имели место не только подати, но и открытый рабский труд. Рабы, конечно же, набирались из славянского и мордовского народов. И как Дмитрий Шемяка, определённо считавшийся в Новгороде авторитетным князем мог примириться с таким слабым конкурентом, фактически потокавшим врагу? И вы все помните судьбу Всеволода Мстиславовича, которого новгородцы гнали поганой метлой за некомпетентность и слабохарактерность перед врагом. Вот и сейчас они уже не могли бы принять союз с Москвой, у руля которой — сильной и, до сих пор мудрой, оказались люди взявшие абсолютно другой политический курс — Василий II, а позже его сын Иван III Васильевич, который, как вы понимаете, никак не мог не вплестись во всю эту историю с междуусобицами.

Исаак, уходивший в походы, целью которых было сохранение целостности родных земель, всегда обращался к жене с просьбой — во чтобы то ни стало сохранить родной город в его отсутствие... И вот в Новгород уже прибывает посол московский с вестью от Ивана — славный город должен в ближайшее время присоединиться к Москве. И ответ Марфы был категоричен и решителен, вы уже сами понимаете это. И вот перед вами несомненно волевая женщина. Та, что своими руками выростит единственного, по её мнению мальчика, способного встать во главе защитников города — маленького бездомного Мирослава, которого она приютила дома по совету мужа. Помимо Мирослава у Марфы было ещё два сына, однако в них она такого потенциала не видела. Марфа могла здраво оценить силы Новгорода и понимала, что их войск просто не хватит для обороны в случае войны с Москвой, потому изначально обращается за помощью к Пскову — городу, много лет удачно поддерживающему дипломатические отношения с Новгородом. Псков — старый союзник, однако, пошёл на попятную. Жители этого города испугались силы Ивана, что вывело Марфу из себя. В ходе диалога будет получена словесная поддержка и пожелание удачи. Марфа так ответит соседям: "Доброму желанию не верим, советом гнушаемся, а без войска вашего обойтись можем". Где же это видано, чтобы отступали славяне? Чтобы подпускали не врагов, конечно, но алчущих наживы завоевателей, к порогу своему? Внезапную помощь предложит поляк Казимир IV, который тоже имел явные планы на Новгород. Хитрость его Марфу не обманула : "Лучше погибнуть от руки Иоанновой, нежели спастись от вашей". И о каком союзе Новгорода с поляками вообще может идти речь, когда в 1449-ом Казимир заключил договор с Василием II о целостности земель Литовских и Московских, в котором также отказался от претензий на Новгород. Несомненно имело место быть обращение к новгородцам с предложением помощи. Но отказ Марфы Борецкой на лицо — никакой военной поддержки со стороны Литвы Новгород не получил. Сражался своими силами.

И что остаётся в такой ситуации вольному городу, который, как кажется, уже обречён?... Веселиться, конечно же! Всей широкой русской душой закатить пир горой, в честь свадьбы юного Мирослава с дочерью Марфы — Ксенией Борецкой. И силён народ русский сплочением в дни горя своего! И почувствовали новгородцы в эти дни пира, что нельзя им подвести родную землю, что нужно умирать, а врагу город не сдавать.

И вот бьют великие колокола на звонице! Великая свадьба идёт! И счастливые жених с невестой уже пригласили сюда, как кажется, всех от мала до велика. Они пробираются между гостями, призывая радоваться и веселиться в эти последние, как кажется, дни! И уже практически сразу же после пира открыты двери всех многочисленных храмов Новгорода, в которых идут службы и обращения к Богу с просьбой вновь помочь новгородцам отстоять свою землю. И сколько видел этот город смуты и перемен. А сколько ещё впереди — Бог мой! И Мирослав со своей дружиной уже выдвигается на границы Земли Новгородской, услышав весть о том, что идёт князь московский завоёвывать город непокорный. Марфа же в это время является собой образец смелости и отваги — она счастлива, она рада возможности хотя бы попробовать отстоять свой город. И, конечно, она понимала, что сопротивление практически невозможно, что силы не равны. Но как же здорово, находясь между топором и плахой встать во главе народа, на чьей стороне правда и справедливость. И сложить свою голову за свободу — это чудесно. Намного чудеснее, чем трусливо бежать с поля боя, сдавая свои войска или покидать города, оставляя полководцев на верную, как кажется, гибель. Не такова кровь новгородская. Она сильнее. Она более радостно воспримет весть о приближающейся смерти, нежели сложит голову перед врагом! И вот первые весточки от Мирослава, вступившего в битву с москвичами уже прилетают обрывистым "Сражаемся!", которое передавали гонцы. Но когда разбитое войско вернётся в Новгород уже без обоих сыновей Марфы и без Мирослава, спросит она у выживших воинов:

- Убиты ли сыны мои?

- Оба, — ответят ей.

И вот оно — истинно славянское юродство. Улыбка и возглас счастья, как кажется, выстроенные уже на костях, звучащие в ушах искалеченных и израненных бойцов:

- Хвала небу! Может быть, граждане сожалеют, что не упали на колена перед Иоанном?.. Пусть говорят враги мои, и, если они докажут, что любовь к свободе есть преступление для гражданки вольного отечества, я с радостью кладу голову свою на плаху. Пошлите её Иоанну и смело требуйте его милости!

И какой силищей нужно обладать, чтобы ответить ТАК? Или, может, кто-то из читателей скажет "какой глупостью?". Но сильна женщина русская. А тем более — новгородская. И сломить её дух невозможно. Я вижу силу этого духа, прошедшую через века, в своих землячках, которые жизнь свою отдадут за дуновение ветерка свободы на земле, на которой никогда честь и краса девичья не продавались. И на которой никогда дух славянский нельзя было сломить и купить.

И что не сделаешь ради сохранения свободы своей? Новгород предлагает Ивану выкуп — все богатства, которые у него есть, на что тот отвечает: «Покорность без условия или гибель мятежникам!». И он, конечно, видит своё преимущество — множество воинов со всех земель московских сопровождают князя. И что может маленький город противопоставить этой силе? Но где же видано, чтобы Новгород сдавался? Где видано, чтобы с ним — колыбелью земли русской разговаривали так!? И вы не поверите — в рядах новгородцев нет двух мнений, они понимают, что дважды недостоин войти в город тот, кто осмеливается так обращаться к его жителям!... И, положившись на моления старика Феодосия — отшельника-пустынника, снова Новгород, на шее которого сжималась петля кольца московского, закатил пир! И в лучших традициях викингов, вы не находите? Но есть предел запасам осаждённого города. И вот в воздухе уже повисает немая пауза, когда есть становится нечего. И Марфа падает ниц перед своим народом, умоляя его дать последнюю решительную битву московскому князю...

И битва эта уже проиграна. И в город входит Иван III, обещающий, что возмездия не последует. Марфа на это лишь улыбается, понимая, что словам его веры нет... И вот слизким червём перед князем уже расстилается старик Феодосий: “Государь! Судьба наша в руках твоих. Отныне воля самовластителя будет для нас единственным законом. Если мы, рожденные под иными уставами, кажемся тебе виновными, да падут наши головы! Все чиновники, все граждане виновны, ибо все любили свободу. Если простишь нас, то будем верными подданными, ибо сердца русские не знают измены, и клятва их надежна. Твори, что угодно владыке самодержавному!..” И что это за нелепые трактовки... "виновны, ибо все любили свободу"... И тут всяко есть место разойтись князю, проявив свою неслыханную высшую милость: "Бог судил меня с новогородцами, кого наказал он, того милую!". Но отмотаем немножко назад...

Солдаты московские застали Марфу и её дочь за рукоделием в светлице. Даниил Холмский — выходец из тверского княжеского рода, ободравший позже землю новгородскую как липку, начнёт допытывать её о несуществующих союзах с Литвой. В ответ на все угрозы и оскорбления, Марфа продолжает вышивать: "Пусть Иоанн велит умертвить меня и тогда может не страшиться ни Литвы, ни Казимира, ни самого Новаграда!..." Именно в этот момент в город войдёт князь московский. И колокола забьют со всех концов. В диалоге со своей дочерью, заглушаемом криками раболепных трусов с улицы, славящих нового князя, помимо всего, Марфа обронит: "И геройство пылает огнем дел великих, жертвует драгоценным спокойствием и всеми милыми радостями жизни… кому? – неблагодарным! Я могла бы наслаждаться счастием семейственным, удовольствиями доброй матери, богатством, благотворением, всеобщею любовию, почтением людей и – самою нежною горестию о великом отце твоем, но я все принесла в жертву свободе моего народа" И очень горькая пилюля, согласитесь?

И существует два финала этой истории. Хотя, какой бы мы с вами не избрали — они оба верны. Карамзин описывает смерть Марфы на Великой Площади, там где её, защитницу города, так и не принявшую иго московкое казнят люди Ивана III. Последней фразой её будет: "Подданные Иоанна! Умираю гражданкою новгородскою!". По второй же версии, Марфа Борецкая, издевательски наречённая москвичами Посадницей, будет отправлена сначала в Москву, а потом в Нижний Новгород — доживать свои дни в качестве монахини в Зачатьевском монастыре, где она умрёт в 1503 году.

В любом случае вечевой колокол будет увезён в Москву. Так закончит свою историю первая и единственная русская республика. И свобода это, конечно, очень важная часть нашей жизни. И я рад чувствовать вокруг себя людей свободных, не идущих на поводу у жадности, подлости и наживы. Вдвойне приятно видеть их в числе новгородцев. И тут уже не важно — мужчин или женщин, потому что архетип Марфы отадётся в сердцах и тех и других. И всегда совершая очередной поступок, как кажется, неразумный, но справедливый, вспоминайте жизнь этого нашего сегодняшнего персонажа. И будьте уверены, что поступаете верно, сохраняя свою свободу, независимость и честь.

Поиск

Журнал Родноверие