Творцы советской эпохи перемешали в новогоднем ритуале все, как в салате оливье. Елку взяли из христианского Рождества, как и ее венец — звезду. Салюты, костюмы, маски и вино — из завезенных с Запада «машкерадов» Петра Великого. А милую внучку Снегурочку и доброго Деда Мороза — из древних славянских легенд. И все это досталось нам.
«Сквозь мраморно-стеклянный фасад Дворца просвечивал сказочный мир: гигантские ели в свисающих серебряных нитях, красные, желтые, голубые шары и пики, бонбоньерки, огромные клочья совершенно белой ваты… Представители московской детворы с первых же шагов попадали здесь в заботливые руки затейников, скоморохов, серых волков, красных шапочек, зайчиков и лисичек, бармалеев, крокодилов и айболитов… Ждали Деда Мороза».
И он не замедлил явиться! На радость мальчикам и девочкам, зайчикам и белочкам, а также автору процитированного только что фрагмента рассказа «Рандеву» — Василию Аксенову, что воспел Главную Елку Страны той эпохи, когда на площадях ставили огромные живые деревья, а не каркасы, утыканные ветками и усеянные лампами.
Прообраз Деда Мороза — гений зимы, владыка снегов, холодов и мрака Карачун. Он же — ответственный за плодородие и урожай в новом году. Древние славяне звали так и зимний солнцеворот — день в декабре, когда «солнце поворачивает на лето», и связанные с ним обряды. По виду Карачун — тот же Дед Мороз, но в синем кафтане. Дохристианские поверья о нем исправно бытовали на Руси и через века после крещения.
А в первой половине XIX века он покинул фольклорное полуподполье, где смутно мерцали глаза языческих идолов, и получил официальный вид на жительство в русском мейнстриме. Помогла ему в этом литература. Точнее — князь Владимир Одоевский, сенатор, филантроп и писатель романтического настроения.
В 1840 году он выпустил «Сказки дедушки Иринея». Там волшебный старичок Мороз Иванович дает детям назидание, что глупости и лени не надо, а ум и труд — отрада. Хоть и не всегда за них бывает награда. А как бы ненароком. Ибо «труд и добро сами по себе хороши и ко всякому делу пригодны…»
Мороз Иванович, в общем, старик добрый. Не то что Мороз-воевода (он же — «Мороз Красный Нос», 1863) у поэта Некрасова — чистый тать: «дурачит и пеших, и конных», а то и морозит своей булавой. Как одну вдовицу-молодицу…
То есть во второй половине ХIХ века образ Мороза еще не однозначен. На Рождество и Новый год его пока не зовут. И пригласят лишь в его конце. Тогда же утвердится и его сходство с западным братом — Санта-Клаусом: красно-белые сапоги, тулуп и шапка; красный нос, длинные седые волосы, брови, усы, борода; кушак, посох и мешок подарков. Очки — по желанию. Схож он и с приносящим подарки Никалаусом (святой Николай), но тот в закатной версии часто носит еще и епископскую митру…
Принимает общество и Снегурочку, явленную в 1873 году в журнале «Вестник Европы» в одноименной пьесе Островского. Ее облик окончательно определит художник Васнецов, благодаря коему мы знаем, как «на самом деле» выглядят былинно-сказочные герои: Иван-Царевич, три богатыря, Аленушка и вот — Снегурочка…
И ближе к финалу века ХIX «елочный дед» и его внучка надолго войдут в приличные гостиные и празднично убранные залы. Хотя и не во все.
А советской елке, описанной Аксеновым, положил начало (хоть и не в Кремле) Владимир Ленин в 1919 году. О чем сообщил его соратник Бонч-Бруевич, ездивший с ним на праздник в одну из школ Москвы. Ильич велел: «Доставайте где хотите пряников, конфет, хлеба, хлопушек, игрушек и поедем…» Всё достали. И Ленин прибыл в школу.
«Давайте водить хоровод!.. — предложил он. — Петь будем, а потом в кошки-мышки... Мигом образовался большой круг… Ильич пел во весь голос. Елка вспыхнула огнями. Это монтер школы раздобыл маленькие электрические лампочки и вплел в ветви. Ликованию и радости не было конца. Владимир Ильич от всей души веселился... Дружный смех и шутки звучали вокруг елки». Дети Ленина «наперебой угощали… и решительно все хотели что-нибудь для него сделать. А он колол для них орехи, подкладывал сладостей и ласково следил за всеми…».
То есть Ленин и был первый красный Дед Мороз. Без кафтана и лысый. Но — с пряниками.
А через десять лет под пение ехидных строк Демьяна Бедного запретили Рождество и елку. Праздник стал тайным. Дед Мороз унес елку в подполье. Извлек их оттуда Сталин. По его команде зимой 1935-го «Правда» назвала запрет «левым загибом» и призвала покончить с «неправильным осуждением елки, которая является прекрасным развлечением для детей».
Елку вернули. Но — без Рождества. А с Новым годом.
Он и стал единственным в СССР праздником почти без политического окраса.
В коллектив новогодних героев влился сказочный малыш Новый год — отрок в красном тулупе и шапке. А Дед Мороз стал ему передавать эстафету лучшей и веселой жизни из прежнего года. Этот момент отражен на обложке первого номера журнала «Крокодил» за 1937 год. Под рисунком подпись: «Ну что за ребята! Просто жалко с ними расставаться!» Она символична: недавно сняли главу НКВД — первого в строю «железных наркомов» — Генриха Ягоду. Плюс его подручных — начальника Секретно-политического отдела Молчанова, замначальника Особого отдела Сосновского — и целую колонну зачинателей операции «Большой террор».
Обложка журнала «Крокодил» от 1 января 1937 года
Готовились «Большие процессы», смерть и тюрьма для тысяч людей. Тот же 1936-й надолго стал последним вольным годом для отца писателя Аксенова — Павла и его матери — Евгении Гинзбург. Новый 1937-й она встречала в элитном дворце «Астафьево». А 1938-й — в ярославской тюрьме. При этом храня надежду и творя стихи…
Такая уж вот порода!
Замучены, нищи, гонимы.
Всё ж скажем в ночь Нового года:
На будущий — в Ерусалиме!..
Нового года в Иерусалиме желали друг другу евреи диаспоры, чья культура не включала Деда Мороза. Но при Советах он пришел и к ним. Во всяком случае к тем, что были на воле.
Новый год в лагерях описан подробно. И на воле его праздновали. И в годы репрессий, и в Великую Отечественную… Романтично показана встреча 1942-го во фронтовом госпитале в фильме «На семи ветрах». Молодой Тихонов со «шпалой» в петлице, наигрывая на рояле, поет вальс про разведку, кружатся пары… Но Деда Мороза нет. А есть он на обложке новогоднего «Крокодила» за 1944-й. Заслуженный усатый воин в форменном тулупе со штыком наперевес сдает пост бойцу в ушанке с надписью «1945».
Обложка журнала «Крокодил» от 1 января 1945 года
В годы мирные и более вегетарианские Деда Мороза одели в гражданское. Но при Хрущеве не жаловали.
В фильме «Карнавальная ночь» есть и джаз-бэнд, и чечетка, но не Дед Мороз. В нем кто-то из идеологов узнал «мурло мещанина». Зато при Брежневе старик опять вошел в силу! И все мои 70-е годы в советской школе прошли под стук его посоха и зычные поздравления. Не обошлось и без подарков в ярких коробах.
Раз он пришел к нам в дом. И принес хоккейную клюшку (век ее был краток). Я впал в смущение. Не то что не верил в Деда, а просто как-то о нем не думал. А он — пришел. С клюшкой. Пионер-хоккеист Петров не знал, что и думать…
Впрочем, я знаю примеры, когда и теперь дети верят, что он — есть. Десятилетняя дочка моих друзей только в этом декабре осторожно спросила родителей: «А подарки под елку кто кладет? Дед Мороз? Или вы?» И было ясно: в глубине души она надеется: Дед Мороз! Мама ее смутилась…
Как-то 30 декабря приятель нашел на внешнем подоконнике кухни листок с надписью «Деду Морозу» со списком электронных девайсов.
Чудно: имя и адрес просителя в письме не значились. Такова сила веры в могущество дарителя.
Удивительно, но, несмотря ни на что, вера, что в мире есть таинственные существа и сила волшебства, никуда не ушла. И когда взрослые, даже предельные рационалисты, посмеиваясь над детьми, всматриваются в дебри своих центральных нервных систем, то видят ее и там…
Это ли не знак того, что Дед Мороз (и только ли он) и впрямь существует?!
