Многие православные христиане стараются с детства приобщать детей к церковной жизни Фото: Артем Устюжанин / MSK1.RU
Журналистка MSK1.RU рассказала о шестичасовых молитвах в детстве и бунтарстве в закрытой школе-пансионе.
О том, что значит расти в православной семье, когда каждое воскресенье с тех пор, как ребенок учится ходить, он должен стоять на службе в храме, рассказала корреспондент MSK1.RU Серафима Путиева.
В России православие исповедуют 58,8 миллиона человек. Это 41% населения — немного меньше половины. Выходит, вероятность родиться в семье верующих людей примерно равна вероятности появиться на свет у родителей со светскими взглядами.
Я оказалась среди тех, кого с детства водили на службы, учили жить по заповедям, молиться, соблюдать посты, смиряться и полагаться на божью волю. Я не буду рассуждать о том, каким должно и не должно быть религиозное воспитание и правильно ли приобщать ребенка к церкви с младенчества. Я хочу рассказать о своем пути, об отношении к вере: от покорного страха до отрицания и потом — принятия.
Детство в православной семье
Религия определяла мою жизнь еще до рождения, когда отец с мамой, познакомившись в монастыре и поженившись, решили, что имя для будущего ребенка должен выбрать прозорливый старец. Он и наградил меня древним и непривычным русскому уху именем Серафима.
Ранних воспоминаний, связанных с церковной жизнью, у меня сохранилось не так много. Помню усталость, раздражение и скуку, мучившие меня во время еженедельной трехчасовой воскресной литургии, когда я, будучи ребенком, совсем не могла стоять тихо, ровно и внимать молитвам. Помню долгие ночные службы на Рождество и Пасху, когда мне казалось, что всё вокруг превращается в тягучий сон: толпа людей в душном храме, однообразные распевы. Помню страх и неловкость перед исповедью, освобождающую пустоту — после.
Но помню я и восторг во время крестного хода, когда я зажигала свечку, прикрывая ее ладонью, чтобы не погасла, и пела вместе со всеми прихожанами праздничные тропари. Помню добрых бабушек, угощавших меня сладостями после причастия, как я гордо читала им длинные молитвы наизусть и они искренне восхищались.
Мы с младшим братом, когда подросли, приспособились к тому, что каждое воскресенье, а иногда и вечер субботы, приходилось проводить в храме. Иногда мы сбегали со службы, гуляли по пустырю, собирали облепиху, зимой играли в снежки. На причастие нас звали родители.
Фото: Артем Устюжанин / MSK1.RU
Страшный суд
Тот же старец, что дал мне имя, предупредил родителей, что мне по какой-то причине нельзя учиться в обычной общеобразовательной школе. Поэтому все три школы, что я сменила за 11 лет учебы, были православными.
Начальные классы в целом запомнились мне временем беззаботным. Мы молились до и после каждого урока, соблюдали посты, ставили в честь праздников сценки с поучительными христианскими сюжетами, изучали кроме чтения и математики Закон Божий. В остальном наша школа мало чем отличалась от обычной: те же классы, плакаты на стенах, живой уголок.
«Мне только почему-то очень запомнилась икона Страшного суда, висевшая прямо у моей парты. На ней слишком жестоко мучали грешников»
Серафима Путиева
Во время утренней молитвы семилетняя я пристально разглядывала эту яркую и очень жуткую картинку, на которой обнаженные люди ужасно страдают, их обвивают змеи и пытают бесы.
Страшный суд Иллюстрация: епископ Стефанос Арсинойский
В это время во мне кроме искренней веры и любви к Богу зародился страх перед ним. Он перестал казаться мне всеблагим, как добрый отец или пастух, каким его изображают в детской Библии. Он мог допускать страшные мучения. И этим мучениям могла подвергнуться я или мои близкие. Я начала молиться усерднее.
Православный пансион
После четвертого класса меня отдали в школу-пансион, где я жила пять дней в неделю, а на выходные возвращалась к родителям. Расположенная в живописной подмосковной усадьбе, эта школа, как мне казалось при поступлении, была настоящим раем на земле. Узнав о том, что я успешно сдала вступительные, я радовалась не меньше, чем если бы получила письмо из Хогвартса.
Однако жизнь там далась мне сложнее, чем я думала. Разлуку с родителями я переживала тяжело, не могла спать, часто плакала. Ежедневные утренние и вечерние молитвы, множество правил, к которым нужно было привыкать, строгие воспитатели... Молитва могла занимать у нас до шести часов в день, если, например, в школе была праздничная служба или канон во время Великого поста, уроки, до и после каждого из которых мы молились, утреннее и вечернее правило.
«Я не помню, просила ли я меня забрать, но, кажется, я часто в то время бывала несчастна»
Серафима Путиева
В пансионе я провела пять лет. На этот период пришелся подростковый бунт, мешавший мне быть образцовой воспитанницей православной школы. И в кабинете директора доводилось бывать, и объяснительные писать, и не раз получать наказание от воспитателей.
Много сохранилось и теплых воспоминаний: о рождественских колядках, подарках на День святого Николая, балах, театре, гуляньях на Масленицу. Сейчас мне даже удивительно, что где-то недалеко от Москвы есть этот маленький обособленный мир. Не верится, что когда-то я сама была его частью.
Фото: Артем Устюжанин / MSK1.RU
Первые сомнения
Сомневаться в своих убеждениях я начала, кажется, лет в 13. Картина просто перестала складываться, ее больше не склеивала детская наивная вера. Я задавалась сложными вопросами, и ответы, которые давала церковь, меня не удовлетворяли. Очевиднее стали парадоксы и нестыковки.
Вместе с сомнениями пришло странное освобождение. Страх перед Богом и вечными мучениями начал отступать. Но не бесследно. Снова вспомнить о каре небесной мне пришлось, когда я в 14 лет оказалась в больнице с тяжелой травмой.
«Я искренне верила, что сломала ногу и теперь жду операции, потому что я грешница и меня наказал Бог»
Серафима Путиева
Я сама попросила позвать в палату священника, чтобы исповедоваться. Он подтвердил худшие опасения: сказал, что за мои грехи Бог послал мне этот несчастный случай, но, если я всей душой помолюсь, он меня простит. Тогда это меня ужасно встревожило. Вдруг я еще не все грехи искупила и меня ждет нечто худшее? Я помнила, что за грехи родителей Бог может наказывать детей до шестого колена, так что даже не знала, за свои ли плохие поступки я сейчас страдаю.
Фото: Артем Устюжанин / MSK1.RU
Атеизм
Школу я оканчивала убежденной атеисткой, как многие выпускники православных школ. Я уже не могла понять, что меня раньше так волновало и пугало в религии, отчего я страдала, что видела бессонными ночами, когда перед глазами возникала картинка со Страшным судом. Для меня всё это было в прошлом и отдавалось разве что закоренелой обидой.
Помню, как в 17 лет принесла домой книгу Докинза «Бог как иллюзия», которую внимательно с карандашом в руках читала, помечая аргументы для споров с родителями. В то же время я начала интересоваться наукой. Знания о том, как мир и человечество могли возникнуть без божественного вмешательства, только укрепляли мою уверенность.
«Религию в тот период я буквально ненавидела, ассоциируя ее со всем темным и отсталым, что по какой-то причине продолжает существовать в обществе»
Серафима Путиева
Я зачитывалась Ницше, Фроммом, Сартром, находила психологические и даже биологические основания для необходимости верить. Религия стала для меня полностью объяснимым, пускай и абсурдным явлением. Таковой она оставалась до недавнего времени.
Примирение
В храме я не появлялась несколько лет, вычеркнув из своей жизни всё, что было связано с верой. Даже родители практически перестали пытаться вернуть меня церкви.
Примирить себя с христианством мне помогло, как ни странно, мое увлечение искусством. Изучая историю музыки, живописи, архитектуры, невозможно не заметить, насколько религиозным было искусство на протяжении долгих веков.
«Я поняла, что не могу ненавидеть Бога, в которого верил Бах, когда писал свои мессы, или во имя которого строились арки готических соборов»
Серафима Путиева
Я начала, иногда даже против своей воли, находить красоту в христианстве: в пении хора, древних иконах и фресках. Эта красота и примирила меня с верой. Не с церковью, в которой мне бывало страшно, стыдно и душно, а именно с верой.
Сейчас я не могу назвать себя верующим человеком. Если и определять как-то мое мировоззрение, я бы назвала себя агностиком, пускай в глазах многих эта «средняя» позиция — недостойная. Мне интересна религия с точки зрения эстетики, истории, культуры. Я снова изредка бываю в храмах, захожу туда, чтобы подумать, послушать знакомые песнопения, полюбоваться фресками, но не помолиться.
Иногда я думаю, могла бы я вырасти верующей, если бы не та икона Страшного суда, не обличительный взгляд священника в больнице, не строгие до абсурда правила в православном пансионе? Возможно, мое мировоззрение могло сложиться иначе. Но я тогда была бы, наверное, совсем другим человеком.
