Историческая наука за последние 100+ лет накопила огромное количество новых источников, предоставленных ей самыми различными дисциплинами. Новая ситуация требует взаимной проверки новых данных и, самое главное, широкого синтеза, ведущегося в широком хронологическом диапазоне.
Уже русские средневековые историки XII в. заглядывали в далекое прошлое, отстоявшее от их эпохи на 1500 лет. К сожалению, историки XX в. нередко ограничиваются теми искусственно суженными рамками IX в., которые поставил перед ними появившийся в русской науке XVIII столетия норманизм — направление в историографии, основанное на искаженном тексте летописи Нестора и утверждающее, что основателями государства в Древней Руси были норманны (варяги).
«Варяжская теория» возникновения русской государственности сыграла отрицательную роль в научном осмыслении исторических истоков Киевской Руси.
Взято из открытых источников
Норманизм ограничивал как хронологию этого явления, начиная лишь с призвания скандинавских князей в 862 г., так и его географию, считая исходной областью не плодородный киевский юг, а крайний север славянских земель — Приильменье (Новгород), где начиналась зона суровых таежных лесов, и Пошехонье (Белоозеро), остававшееся отсталым краем вплоть до XIX в.
Родоначальниками, или, точнее, возродителями, этой искусственной концепции были немецкие ученые в Петербурге (3. Т. Байер, А. Шлецер), писавшие с 1720-х годов до конца XVIII в. Основной тезис норманистов, как известно, очень прост: славяне были дикарями, жившими «в лесе, якоже всякий зверь» (извлечено из русской летописи); культуру, государственность и воинскую славу им якобы принесли норманны.
Круг источников был тогда, в XVIII в., очень ограничен, рассматривался же он весьма тенденциозно, а иной раз даже без знания русского языка (китаист Байер).
Взято из открытых источников
Исторический кругозор норманистов XVIII в. и их последователей (вплоть до наших дней) значительно уже, чем кругозор русских книжников средневековья, которые не только вели хронику современных им событий, но нередко переходили и к историческим разысканиям, широко раздвигая хронологические рамки и особенно интересуясь древними скифами, проживавшими на той самой территории, где впоследствии образовался яркий и устойчивый центр Руси — Среднее Поднепровье с Киевом во главе.
Интерес к скифам усилился в XVI— XVII вв., когда русские историки называли Черное море Скифенопонтом и писали о продвижении скифов и славян на новгородский север. В XVIII в. полемику с норманистами начал В. Н. Татищев, считавший скифов предками славян, убедительной аргументации у Татищева, естественно, быть не могло.
Исключительный интерес представляет широко задуманная конструкция исторического труда летописца Нестора (1113 г.).
Взято из открытых источников
Хронике событий 858—1110 гг. (т. е. буквально «летописи») Нестор предпослал обширное введение—«Повесть временных лет», которое открывается описанием всего Старого Света античного времени, от Британии на западе до Индонезии и Китая «на краю земли»— на востоке. Среди народов I—II вв. н. э. найдено здесь место и славянам.
Один из редакторов, в чьи руки попала рукопись Нестора (Сильвестр, 1116 г.), пополнил сведения о той отдаленной эпохе, внеся в «Повесть» легенду о путешествии апостола Андрея (I в. н. э.) в славянские земли на Днепре и Ильмене. Легенда приурочена ошибочно: апостол Андрей проповедовал скифам, но не днепровским, а азиатским.
Взято из открытых источников
Нестор ввел в заголовок своего введения три вопроса:
A. «Отъкуда есть пошъла Русьская земля?»
Б. «Къто въ Kbieefe нача пьрвЪе къня- жити?»
B. «Отъкуда [с какого времени] Русьская земля стала есть?»
К сожалению, историк эпохи Мономаха, занявшийся важными историческими проблемами, не дал хронологических уточнений; объясняется это тем, что он, очевидно, многое черпал из эпоса («яко же сказаюты»), а эпос — жанр, не применяющий точных дат.
