Прежде всего надо сказать о том, что славянские военные вторжения представляли реальную военную угрозу для Византии. Вследствие чего им была посвящена целая глава в «Стратегиконе Маврикия» (без относительности об авторстве этого военного труда). Хотя многие другие враги империи не удостоились такой чести, например, арабы, которые буквально через тридцать-сорок лет захватят весь восток империи. На этом заострял внимание выдающийся специалист по военной византийской истории В.В. Кучма. Но какая это была военная система, не с тактической точки зрения того периода: «войско» (Στράτευμα или Στpατός) или «толпа» (“Ομιλoς), а в плане организации?
Общество и военная организация
Военная организация, особенно в рассматриваемый период, непосредственно проистекает из общественного устройства. Собственно источники нам не позволяют говорить чётко об уровне развития тех или иных племен этого периода, зато смежные дисциплины (антропология, этнография, отчасти археология) по косвенным признакам указывают ориентиры.
В предыдущих статьях на «ВО» мы отмечали тот факт, что славянское общество стояло на ранней стадии догосударственного развития – это был родоплеменной социум или ранняя стадия «военной демократии», как было принято считать в середине и второй половине ХХ века.
Попутно отметим, что к данному периоду славянской истории ещё пытаются применить такие понятия, как «управляемая анархия» или «сегментарное общество», но данные концепции особой ясность не вносят (М. Нистазопулу-Пелекидо, Ф. Курта).
Византийские авторы видели в славянских племенах общество, которые «не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве (демократии)», как писал Прокопий Кесарийский, и как добавлял автор «Стратегикона»:
«Так как господствуют у них различные мнения, они либо не приходят к согласию, либо, даже если и соглашаются, то решённое тотчас же нарушают другие, поскольку все думают противоположное друг другу и ни один не желает уступить другому».
Несмотря на ту существенную угрозу, которую славяне представляли для Константинополя, одновременно мы видим, что они существенно уступали ближним народам в вооружении и военном искусстве.
С чем это связано?
«Отставание» славян в военном отношении от их соседей, прежде всего германцев, да и кочевых народов, как раз и состояло в том, что они находились на разных стадиях социального развития. Грубо говоря, славяне в начале VI века, очень оценочно, были на той же фазе, что и западногерманские племена в I в. до н.э.
Именно это положение, опять же в силу позднего, по сравнению с германским этносом генезиса славян как таковых, и их институтов в частности, отразилось, очевидно, на военном деле. Проще говоря, если вы живете родом и вас окружают аналогичные общества, то у вас просто нет потребности в кольчугах и мечах, вам достаточно оружия, которое используется на охоте. Впрочем, у вас нет ни технологических, ни материальных возможностей иметь его.
То есть в оседлом славянском обществе не было потребности в дополнительном вооружении, кроме того, которое использовалось в производственной деятельности: топор — повсеместно; копье, лук и стрелы – на охоте.
Что же касается кочевых народов, с которыми славяне имели контакты, то даже если предположить тот факт, что они были на схожей социальной стадии, то в силу развития военных технологий и структур управления кочевники доминировали над земледельцами. Но эти же факторы впоследствии стали важнейшими причинами социального отставания кочевых народов (развитие технологий не приводили к изменению в обществе).
И если социум сарматов и алан был более или менее близок по общественному устройству с ранними славянами, то и гунны, а уж тем более авары, были знакомы с системой управления более высокого порядка, о чем мы писали в предыдущих статьях на «ВО».
И ещё одно прибавление. Возникает естественный вопрос, почему протославяне или ранние славяне, имея контакты с соседями, обладавшими преимуществами в военных технологиях не могли их заимствовать, например, у сарматов или готов?
В VI в. источники, и письменные, и археологические, нам говорят о том же простом наборе вооружения у славян, как и ранее. Думается, что ответ здесь прост: как и в наши дни военные технологии, источники сырья для них серьезно оберегались обладателями таковых: меч можно было захватить или получить в подарок, но копировать было или сложно или вовсе невозможно. И как подчеркивал Иордан, анты компенсировали отсутствие вооружения численным преимуществом [«Getica» 119, 246].
С ростом населения окружающие ресурсы были не в состоянии прокормить род или семью, что вызывало потребность в «прибавочном продукте», который добывался посредством военных действий, это подвигало славянское общество к движению и изменениям, но надо учитывать, что изменения при родовом строе идут крайне медленно, а это напрямую имеет отношение к военному делу и вооружению.
Тацит сообщал о вооружении венедов — протославян, что, по мнению многих исследователей, в I в. они:
«…носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; всё это отмежёвывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне».
[Tacit. G. 46.]
Об этом же оружии мы узнаем и через несколько веков. Даже вовлечение протославянских и раннеславянских племен, вначале готами, а позднее гуннами, в миграционное движение не привело к изменениям в вооружении (детально оружие мы рассмотрим в последующих статьях).
Не раз на страницах источников этого времени мы встречаем информацию о «национальном» вооружении, не говоря уже о «национальной» одежде тех или иных племен. В «Хронике Фредегара» сообщается о том, что послу франков, чтобы попасть к славянскому королю Само, пришлось переодеться в славянскую одежду.
Тут существенным фактором был социальный момент, который формировал военную организацию славян и опосредованно влиял на вооружении.
Итак, славянское общество стояло на ранней стадии родоплеменного строя с признаками «управляемой анархии», о чем писали византийские авторы (Эванс-Причард Э., Кубель Л.Е.).
При рассмотрении организации войска мы исходим из известных военных структур у индоевропейских этносов в период перехода общества к предгосударственным и раннегосударственным стадиям. А они состояли из следующих частей: дружины военного вождя; иногда, имелись самостоятельные военные организации, как-то тайные и половозрастные военизированные союзы; ватаги, разбойничьи организации (типа берсерков). Какие-то из них впоследствии могли преобразовываться в дружины князя как правителя. И наконец, основным было ополчение всего племени.
Как с этим обстояли дела у ранних славян, рассмотрим ниже.
В данной статье мы изучим ситуацию со славянскими «нобилями» или военной аристократией, в следующей статье — вопрос о князе и дружине в VI-VIII вв.
Военная знать
Для возникновения дружины или профессиональной «военно-полицейской» организации важным условием всегда было наличие легитимных предводителей в большом количестве, но славянская родовая организация на этом этапе такой системы не подразумевала. Не дают нам такой информации ни письменные, ни археологические источники, и на следующих исторических этапах мы тоже не наблюдаем этих институтов. В отличие от, например, гомеровских греков с огромным количеством «героев» и базилевсов или Скандинавии, где уже в вендельский период (VI-VIII вв.) была масса локальных, территориальных конунгов и вдобавок «морских», которые способствовали созданию этой системы с целью как борьбы между собой, так и для походов в другие земли во имя славы и богатства. А Тацит нам рисует германское общество с устоявшимися княжескими дружинами и нобилями, которые в не войны ведут праздный образ жизни.
«Знать, вожди, дружинники, несомненно, — пишет А. Я. Гуревич, — выделялись из основной массы населения как своим образом жизни, воинственным и праздным, так и несметными богатствами, которые были ими награблены, получены в подарок или в результате торговых сделок».
Ничего такого мы не видим в славянском обществе рассматриваемого периода.
Стоит обратить внимание на эпизод с неким пленником Хельбудием (который был антом по рождению), купленным одним антом у склавинов, имя его было созвучно имени ромейского военначальника, и этот ант хотел втайне вернуть его за деньги в Константинополь, думая, что он полководец. Когда же об этом узнали «остальные варвары», то собрались почти все анты, которые законно считали, что блага от освобождения византийского «стратига» должны поступить всем. То есть для этого родоплеменного общества ещё сложно говорить о концентрации сокровищ у отдельных лиц, все захваченные богатства распределяются посредством жребия-гадания, а какова отдельная доля предводителя, на данном этапе мы не знаем.
Антские вожди Мезамер или Межимир, Идаризий, Келагаст, Добрет или Даврит, упомянутые под 585 г., и «рикс» Ардагаст (конец VI в.), имя которого, возможно, неслучайно имеет происхождение, по одной из версий, от бога Радегаста, так же как Мусокий (593 г.), да и Кий — очевидный предводитель рода или племени, а не отдельной дружины. То же можно сказать и об славянских архонтах северянине Славуне (764-765 г.), Акамире, участвовавшем в заговоре византийской знати в 799 г., и Небуле, воевавшем в Азии.
Престижные предметы воинского снаряжения и конской экипировки постгуннского периода. Источник: Рис. 1. Казанский М.М. О военной организации славян в V—VII веках: вожди, профессиональные воины и археологические данные // «Огнем и мечом» // Stratum plus. №5. С.18.
При осаде Фессалоники в начале VII в. славянскими племенами командовал «экзарх» Хацон, но его власть была условная, вожди племен подчинялись ему постольку поскольку, ни о какой системе управления говорить не приходится. И как писал Маврикий Стратиг в начале VII в., «поскольку у них много вождей, которые не согласны друг с другом». То есть исторические документы запечатлели нам самую раннюю стадию становления «знати», «нобилитета» у славян, такой же процесс происходил и у германских племен на римской границе приблизительно на шесть веков ранее, когда из рядов свободных соплеменников выделялись лица, «которые играли наиболее выдающуюся роль в деле организации военной обороны племени» (Неусыхин А.И.).
В связи с этим стоит обратить внимание, что во главе альпийских славян и сорбов в период правления Само стояли, судя по именам, именно племенные предводители с военными функциями, а не военные, а уж, тем более политические вожди – князья: вождь альпийских словен Валукка – происхождение имени от «великий, старый», и глава сорбов Дерван — от «старый, старший». Более того, вторая редакция «Анналов франков» говорят о «короле» Драговите (конец VIII в.):
«…ведь он далеко превосходил всех царьков [князей. — В.Э.] (regulis) вильцев и знатностью рода, и авторитетом старости».
Мы считаем, что перевод «царек» не отражает реальной ситуации, конечно же, речь идет о князьях племен, входивших в союз вильцев или велетов. Таким образом, это еще одно весомое свидетельство того, что во главе племенного союза стоит типичный вождь племени, обладающей знатностью и авторитетом вследствие своего возраста и опыта, а не исключительно военный предводитель.
Такому обществу военный вождь был необходим в период походов и миграций. И у нас даже есть косвенные свидетельства того, как происходил выбор такого «князя», эта церемония сохранилась в нескольких славянских странах, конечно, существенно претерпев изменения. В Позднем Средневековье в Каринтии или Корушки (по-словенски) церемония выбора (последний раз в 1441 г.), празднично-формальная нежели реальная, происходила при участии всего народа, в то время как в Хорватии и Сербии — только в присутствии знати (жупанов, банов, сотских и т.п.).
Княжеский камень. Исторический музей. Клагенфурт. Австрия
Вряд ли можно согласиться с теми, кто считает, что это происходило из-за того, что франки уничтожили родовую знать словенцев в то время как в Хорватии она было сохранена. Скорее всего, хорватское общество прошло дальше в развитие, и ненужный элемент формального участия «всего» народа был исключен. Первоначально же в этом процессе ключевую роль играл весь народ или свободные земледельцы — косезы, и процедура выглядела следующим образом: старейший косез садился на Княжий камень — трон, под который использовался кусок от древней римской колонны. Можно предположить, что ранее это действие совершал старейшина — глава рода или глава племени. С ним стояли пятнистый бык и кобыла. Таким образом происходила передача «власти» или «военной власти» — князю или вождю. Правителя обряжали в народный костюм, вручали посох, символ, возможно, судебной власти, и тот с мечом в руке взбирался на трон, тут он поворачивался на каждую из четырех сторон света. Обращение к сторонам света означало, что враги, пришедшие с любой из этих сторон, будут побеждены. В XV в. церемония отправлялась в церковь, после чего правитель восседал на каменном троне, стоявшем на Гослосветском поле в Крнски граде, ранее это был римский город Вирунум, в провинции Норик, ныне долина Цолльфельд, Австрия.
В этой церемонии, безусловно, можно видеть черты раннего избрания военных предводителей, периода военной миграции славян.
Таким образом, можно четко сказать, что в рассматриваемый период родовые институты не выделили из своей среды ни достаточного количества военных предводителей, ни остаточного количества воинов, живущих исключительно благодаря своему военному ремеслу. Общество не нуждалось в такой структуре, да и не могло себе ее позволить.
Княжеская власть становится определяющей для социума, когда она стоит над племенной организацией, и для осуществления ее нормального функционирования необходима дружина как инструмент проведения политики и подавления консервативных родовых институтов.
Этот этап в славянском обществе VI-VII, а, возможно, и в VIII в. ещё не настал.
Источники и литература
Гельмольд из Босау Славянская хроника. Перевод И.В. Дьяконова, Л.В. Разумовской// Адам Бременский, Гельмольд из Босау , Арнольд Любекский Славянские хроники. М., 2011.
Иордан. О происхождении и деянии гетов. Перевод Е.Ч. Скржинской. СПб., 1997. С.84.,108.
Корнелий Тацит О происхождении германцев и местоположении германцев Перевод Бабичев А.С., ред. Сергеенко М. Е. //Корнелий Тацит. Сочинение в двух томах. С-Пб., 1993.
Прокопий Кесарийский Война с готами/ Перевод С. П. Кондратьева. Т.I. М., 1996.
Стратегикон Маврикия/ Перевод и комментарии В. В. Кучма. С-Пб., 2003. С.196.; Прокопий Кесарийский Война с готами/ Перевод С. П. Кондратьева. Т.I. М., 1996.
Феофан Исповедник Перевод Г.Г. Литаврин//Свод древнейших письменных известий о славянах. Т.II. М., 1995.
Хроника Фредегара. Перевод, комментарии и вступ. Статья Г.А.Шмидта. СПб., 2015.
Brzóstkowska A., Swoboda W. Testimonia najdawniejszych dziejów Słowian.— Seria grecka, Zeszyt 2.— Wrocław, 1989.
Curta F. The Making of the Slavs: History and Archaeology of the Lower Danube Region, c. 500-700. Cambridge, 2001.
Nystazopoulou-Pelekidou М. «Les Slaves dans l’Empire byzantine». In The 17th International Byzantine Congress. Major Papers. Dumbarton Oaks/Georgetown University, Washington D.C., August. N-Y. 1986.
Гуревич А.Я. Избранные труды. Т.1. Древние германцы. Викинги. М-СПб., 1999.
Куббель Л.Е. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 1988.
Наумов Е.П. Сербская, хорватская и далматинские зоны в VI-XII вв.// История Европы. Средневековая Европа. Т.2. М., 1992.
Неусыхин А.И. Проблемы европейского феодализма. М., 1974.
Санников С.В. Образы королевской власти эпохи великого переселения народов в западноевропейской историографии VI века. Новосибирск. 2011.
Хлевов А.А. Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII вв. СПб., 2003.
Шувалов П.В. Урбикий и «Стратегикон» Псевдо-Маврикия (часть1)// Византийский Временник. Т. 61. М., 2002.
