НА ВОСТОКЕ СОЛНЦЕ ВСТАВАЛО
СОЛНЦЕ ВСТАВАЛО, СВЕТ РАЗЛИВАЛО
НА ЛУГА НА НИВЫ, НА ЛЕСА НА РЕКИ
НА СВЯТЫЕ КАПИЩА, НА ГОРОДА И ВЕСИ
ГДЕ СОЛНЦУ СВЕТИТИ, ТАМ ЗЕМЛЕ РОДИТИ
ЛЮДЯМ ЛАДИТИ, ПО ПРАВДЕ ХОДИТИ
ДАЖЬБОГ ОТЕЦ НАШ – СВЕТА ДАРИТЕЛЬ
СВЕТА ДАРИТЕЛЬ, ПРАВДЫ ХРАНИТЕЛЬ
ТОБОЙ СОЛНЦЕ СВЕТИТ
ТОБОЙ ЗЕМЛЯ РОДИТ
ТОБОЙ ЖИТО ВОСХОДИТ, В ДОМА ЛАД ПРИХОДИТ
ОТ ТЕБЯ ПРАВДА УТВЕРДИЛАСЯ
ОТ ТЕБЯ ВСЯ РУСЬ НАРОДИЛОСЯ
СЛАВУ ПОЕМ ДАЖЬБОГУ СЛАВУ ПОЕМ
ОТЦУ НАШЕМУ! ГОЙ! СЛАВА!
Влх. Велеслав

Понимание сущности одного из главных Богов славяно-русского языческого пантеона, по приданию породившего славянский народ, строится вокруг его солярной ипостаси. Однако, вхождение в пантеон Владимира I Бога Хорса, символизирующего дневное светило, породило множество вопросов. В связи с этим нам предстоит разобраться — что же скрывается под солнечным началом манифестирующего Божественного.

Для того, чтобы понять, какие же характеристики включает в себя Дажьбог, для начала стоит погрузиться в этимологию и семантику его имени. По одной из версий оно объясняется из др.-русск. дажь «дай» и богъ «счастье, благосостояние». Однако, в современный русский язык слово «бог» пришло из древнерусского, где богъ — заимствование из церковнославянского. Старославянское же богъ восходит к общеславянскому bogъ и далее — к индоевропейскому корню bhag — «наделять, раздавать», нежели к древнеиндийскому bhaga-h – «счастье», «благосостояние». Таким образом, первоначальная трактовка его имени порождает тавтологию, в которой имя Дажьбога означает, буквально, «дающий наделяющий» или, говоря иначе, приобретает характер повторяющегося действия. Дабы преодолеть указанную проблему, нам следует более внимательно рассмотреть вопрос трактовок слова «дажь». Оно, как и его церковно-славянская форма «даждь», отправляет нас в пространство значений слова «дать». Общая семантика этого слова — совершить действие, в результате которого кто-либо получает что-либо. Суть совершенного действия нам поможет раскрыть этимология «дать», которая, возможно, восходит к индоевропейскому dā- в значении «делить», «разделять». Таким образом, семантическое значение приобретает характер разделения, в результате которого кто-либо получает что-либо. В контексте вышеизложенного, представляет интерес и сербский Дабог, имя которого, вероятно, наиболее близко к эпохе индоевропейской общности. Однако возникает вопрос: что же делит Дажьбог для того, чтобы потом передать это своим внукам? Здесь стоит обратиться к исследованиям французского этнографа и социолога Мишеля Мосса. Он делает заключение, что в традиционном обществе дары преподносят не из-за альтруизма, а для создания обязывающих связей между людьми. Считается, что подаренная вещь сохраняет в себе субстанцию дарителя и порабощает того, кому она подарена; оттого необходимо возвращать дары, отдариваться. Точно так же понимаются и отношения между людьми и Богами, духами, поскольку для язычника это такая же реальная часть окружающего его пространства. При этом следует понимать, что нужно возвращать Другому то, что реально составляет частицу его природы и субстанции, так-как принять нечто от кого-то – значит принять нечто от его духовной сущности. Исходя из вывода Мосса, можно с уверенностью сказать, что предполагается существование действительной субстанции (энергии), которая выделяется из Дажьбога и разделяется между его внуками, но не до конца отделяется от него при отчуждении его потенций; эта субстанция противится делению, то есть непрерывна, и именно благодаря этому воздействует на людей. Таким образом, через призму традиционного взаимообмена, сущность Дажьбога следует понимать не как «дающего», но как «вкладывающегося», ждущего получить нечто взамен, ведь энергия должна не закрепляться навек в форме «холодных» и отдельных, стремящихся длиться частиц, вещей и живых существ, а вновь рассеиваться в пространстве, куда оно было излито Солнцем.

Рассматривая вопрос о природе Дажьбога в иерархии манифестирующего Божественного, нам стоит отметить, что в современной славяно-русской языческой теологии он также является эманацией Космического Демиурга – Сварога. Подтверждение этому мы находим в славянском переводе «Хроник» Иоанна Малалы, где Бог-кузнец приходился отцом Дажьбогу.

Впоследствии, этот фрагмент был включен в текст Ипатьевской летописи под 1114 г.:

«и по сем царствова сынъ его, именемъ Солнце, его же наричють Даждьбог»

Стоит отметить, что в концепции неоплатонизма Ум, которому в нашей иерархии соответствует Сварог, представляет из себя единого Бога, весьма плодовитого и многоформного или по крайней мере трехформного, пока не разделенного на множество Богов, хотя уже и не остающийся однородным. Таким образом в концепции манифестирующего Демиурга-Сварога устанавливается следующая триада: Дажьбог-Перун-Велес, которые становятся ликами (эманациями) Сварога и соотносятся с ним как части и целое. При этом, следует отметить более высокое положение самого Дажьбога в этой триаде. Подтверждение этому мы можем найти в песне «Ой ти соловейку», записанной собирателями в 1965 г. в с. Пидциря Камень-Каширского района Волынской области:

«Не сам же я вышел
Дажьбог меня выслал
Из правой ручки,
И ключики выдал
Из правой ручки
Лето отмыкать
Из левой ручки
Зиму замыкать»

Такая характеристика указывает на управление Дажьбогом природными циклами рождения и смерти, что метафизически открывает перед нами возможность духовного самопознания и внутренней алхимии в его логосе двумя путями. Для теологии современной славяно-русской традиции характерно условное распределение этих природных циклов между Перуном и Велесом, которые управляют летним и зимним периодами соответственно, не смотря на амбивалентность каждого из них. Вместе с тем, следует понимать, что солнце – это воплощенная в мире эманация Дажьбога, природа которого простирается далеко за рамки материального объекта. К примеру, в поздней античной Греции Аполлон является носителем солнечного, светового начала. Единство солнца в мире Платон уподобляет идеи блага и световидным идеям в целом. Аполлон – Бог гармонии, вертикальных иерархий, математических, геометрических и музыкальных соответствий. Схожим образом предстает перед нами и Дажьбог, чье имя само по себе говорит о наделении им своих потомков светоносным благом. Так, в сделанном И. И. Срезневским наблюдении значится, что словаки веруют в божественность Солнца, называют его святым и владыкою неба и земли, призывают на помощь в заговоре от недугов, веря, что оно помогает людям.

Кроме этого, в д. Хмелино Череповецкого уезда Новгородской губернии Е. В. Барсов еще во второй половине XIX в. записал от крестьянки Екатерины Калиткиной некоторые поговорки:

«Покучись (в смысле кланяться) Дажьбогу, управит понемногу», «Дажьбог все минет»

В одном из поучений против язычества, созданном в XII-XIII вв. говорится о почитании современниками его автора света в виде антропоморфного идола. Свет как благость подразумевает под собой выведение на поверхность сокрытого, обнаружение необходимого для его последующего проявления. Свет желает, чтобы все было оценено, взвешено и поставлено на свое место, в связи с чем по своей природе стремится заполнить собой любое темное пятно, пространство мрака. Именно свет становится той самой субстанцией, которая разделяется и даруется Дажьбогом своим внукам, но неотделимой от его самого и ждущей возвращения к своему Источнику.

Пожалуй, единственный и самый важный атрибут Дажьбога в современной славяно-русской языческой традиции, полностью отражающий его существо – это его геометрический символ: крест в круге. Так, изображением, соотносимым исследователями с Дажьбогом, можно считать Псковский каменный идол, найденный в пойме р. Великой к северу от устья Промежицы (рис. 1). Сам идол, к сожалению, был утрачен.

Псковский каменный идол, Промежицы.

Словесное же описание гласит:

«На груди заметны следы поврежденного рельефного крестообразного знака, явно сделанного одновременно со скульптурой. Изваяние носит следы преднамеренного разрушения: обколот торс, отбит кончик носа, отсутствует нижняя часть фигуры и руки»

В календаре года, который можно представить как Колесо Года или Солярное Колесо, есть точки солнцестояний и равноденствий, а также иные важные традиционные праздники, когда реальность переживаемого внутри мира времени исчезает и снимается, испаряется — это точки ритуалов, когда время размыкается и в один миг (который внешне может длиться некоторое условное время) Вечность пронзает реальность. Четыре точки пиковой солнечной активности, размещенные на языческом символе движения времени – круге – пересекаясь, образуют единство проявленности сущего самого Дажьбога и отражены в форме креста. Ее сутью становятся сменяющие друг друга циклы рождения/смерти.

Однако, разбирать метафизическое значение малого круга движения времени в этой статье мы не будем, но затронем более важные, космические масштабы его течения, отраженные в доктрине циклов. Так, старая чешская сказка «Три золотых волоска Деда-Вседеда» повествует нам о путешествии главного героя к Деду-Вседеду. Обращает на себя внимание, что путь главного героя лежит через водную преграду и два королевства. Данное обстоятельство, вкупе с принятой нами во внимание концепцией мироустройства в виде Острова Буяна, окруженного Окиян-Морем, позволяет сказать о метафизическом значении данного путешествия, как волховском – душа героя отправляется в Иномирье. На каждом из трех этапов пути люди просят главного героя узнать у Деда-Вседеда ответы на важнейшие для них вопросы: перевозчик, перевозя его через море, просит узнать, когда же наступит конец его работе; в первом королевстве люди хотят узнать, почему перестала нестись яблоня, дающая молодильные яблоки; во втором королевстве – почему перестал бить источник с живой водой, исцеляющий не только умирающих, но и оживляющий умерших. Эсхатологическое содержание вопросов открывает перед нами картину понимания времени как процесса угасания силы Духа, последующее выхолащивание мифа, описанное внутри самого мифа и расколдовывание окружающего пространства, его рассмотрение лишь с материальной точки зрения: вода не оживляет, яблоки не молодят.

Далее по сюжету сказки в доме Деда-Вседеда главного героя встречает Судьбичка – его мать:

«Дед-Вседед – сын мой, ясное Солнышко: утром – дитя малое, днем – мужчина, а вечером – старый дед…. Мой сын – добрая душа, но когда вечером он приходит домой голодный, может зажарить и съесть тебя на ужин»

Здесь описаны важные три состояния Солнца, развернутые во временной перспективе как его постепенное угасание. Так, начало его движения аллегорически сравнивается с «дитем малым» – символом непорочности и чистоты сознания, находящимся в прямом контакте с Божественным; его пиковая форма – мужчина – символ баланса силы и ума. Это время развития мыслеформ, их манифестации (реализации силой) в Явленном мире. И, как итог, старение – угасание жизненной энергии, обрастание Ума социальными конструктами.

Обратим внимание и на последовательные ответы Деда-Вседеда:

«Помочь легко. В том роднике завелась жаба и не дает воде течь. Стоит жабу убить, родник вычистить, и потечет вода как раньше», «Под деревом змея живет и пожирает ее силы. Стоит змею убить, яблоню пересадить и все будет по-старому», «Пусть он сунет весло кому-нибудь в руки, а сам выскочит из лодки на берег. Вот и будет там другой перевозчик»

Не погружаясь глубинно в теологические рассуждения, а считав лишь поверхностный пласт, мы обнаружим, что выход из ситуации духовного упадка виден в космогоническом акте нового сотворения. Приводя в подтверждение сказанному археологические данные, стоит упомянуть о спинке кресла, найденной при раскопках средневекового Новгорода, украшенной тремя крестами. В центре всех трех крестов помещен небольшой круг с расходящимися линиями, однозначно символизирующий небесное светило. Среди найденных археологами амулетов присутствует композиция из трех крестиков, помещенных рядом на одной цепочке. Изображения трех солнц встречаются нам и на средневековых гребнях из Новгорода. В пользу именного народного, а не книжного происхождения представления о троичности солнца говорят и фольклорные данные о выезде дневного светила на трех конях в день Ивана Купалы. Как уже было отмечено, крест представляет собой сущее самого солнца, в то время как его троичность – отражение трех его космогонических состояний – его бытие-к-смерти. Наряду с этим, о распространении духовного упадка в нашем мире свидетельствует и такой вариант стиха о Голубиной книге:

«…Это Кривда с Правдой соходилися,
Промежду собой бились-дрались,
Кривда Правду одолеть хочет.
Правда Кривду переспорила.
Правда пошла на небеса
……
А Кривда пошла у нас вся по всей земле,
По земле свет-русской,
От Кривды земля восколебалася,
От того народ весь возмущается;
От Кривды стал народ неправильный,
Неправильный стал, злопамятный:
Они друг друга обмануть хотят…»

Проводя сравнительные параллели, стоит отметить, что европейским наследием в этом направлении выступает труд древнегреческого поэта Гесиода, в котором он определяет суть существования человечества как его постепенное угасание, условно разделенное на Золотой, Серебряный, Медный и Железный поколения людей. С каждой сменой эпох Гесиод видит утрату пути к обретению собственного Духа. Ему кажется, что история — это наклонная плоскость, по которой человечество скользит в бездну. Отметим также и доктрину циклов (Юг) в индуистской религиозной философии. Время здесь разделено на четыре эпохи: Сатья-юга Трета-юга, Двапара-юга, Кали-юга. В последнюю эпоху, согласно ведической концепции, люди также подвергаются духовному упадку.

Вместе с тем, на наш взгляд, постепенное угасание жизни в доктрине циклов представляет собой смену парадигмы пути к познанию Божественного и выстраиванию вертикали Духа. Солнце, ушедшее за горизонт, не пропало. Оно все так же есть, и восходит в темной, сокрытой части этого мира, открывая перед нами, в соответствии с песней, два пути: правой (десной) и левой (шуйной) руки.

Рассмотрение десной стороны Дажьбога начнем с одного из вариантов духовного стиха о «Голубиной книге», который, к тому же, подтверждает и изложенную вначале концепцию монизма – манифестирующего из себя Божественного:

«А и белый свет – от лица божья,
Со(л)нцо праведно – от очей его,
Светел месяц – от темечка»

Здесь же, исходя из сути строчки о солнце, можно сказать и о немаловажной характеристике Дажьбога в качестве судьи и блюстителя закона в высшей инстанции. Это следует, во-первых, из аллегорического описания самой манифестации солнца – от очей Демиурга – Сварога, т.е. он является «глазами» Сварога в Явленном мире, призванными наблюдать за его функционированием. Во-вторых, в стихе солнце названо праведным, т.е. действующем по правде, по закону.

В дополнение к этому приведем такую показательную загадку о солнце:

«Сидит птица без крыльев, без хвоста, куда не взглянет – правду скажет»

Отметим и то, что в Рязанской губернии в XIX в. люди, подтверждая праведность своих слов, божились следующим образом:

«Авосьта Даждба! Глаза лопни!»

Подобное выражение как раз-таки возникло на стыке двух мифологических представлений о связи солнца с глазами и его роли в качестве блюстителя правды. Надзор за справедливостью открывает перед нами и иную, карающую сторону Дажьбога.

Это подтверждается таким, например, украинским выражением, записанным еще в XIX в.:

«Сонце би тя побило!» в смысле: «Щоб тебе Бiг покарав!»

Исследовавшие лексику древнего славянского права В. В. Иванов и В. Н. Топоров отмечали, что pravъ имеет отношение к сфере упорядоченного, законосообразного, определяющего функционирование и самого мира (природный аспект) и отношений в обществе (социально-правовой аспект). Славянская традиция заключает в себе архаичную нерасчленённость права, справедливости и закона, определяя их как Божественную волю. Проведенные исследования письменных источников констатируют, что существительное правьда употребляется в одиннадцати старославянских рукописях около двухсот раз в значении «справедливость». Значение «правильный». «справедливый», скорее всего, развилось из значения «не отклоняющийся от прямого (пути), прямой, что соответствует характеристикам десного способа познания Божественного. Отметим, что в теологии современной славяно-русской языческой традиции, Верхний, Небесный мир четких геометрических форм и законов также назван Правью –и является владением Дажьбога. Данный вывод подтверждает и чешское предание, согласно которому у солнца есть царство за морем. Такое положение Дажьбога раскрывает перед нами его главные, праворучные признаки, связанные с атрибутами власти.

Следы подобного представления встречаются в русском фольклоре:

«Солнце – царь неба, луна и звезды – его семья»

Имеющий власть способен наделять и распределять блага мира сего между всеми его субъектами, о чем свидетельствует ряд украинских колядок:

«Жито пшеницю i всяку пашницю.
Ой Даждьбоже!
З того колосочка буде пива бочка.
Ой Даждьбоже!»
«..Щоб у полi – врожайне,
Ой Даждьбоже!»

Статус правителя определяет Дажьбога как Deus Pater — отеческое начало для всего народа.

Так, еще в XX в. архангельские поморы прямо называли Солнце своим отцом: «Кланяемся солнцу-то:

Отец наш желанный, здравствуй! Радость ты наша, солнце красное! Да в землю ему, да в землю (поклон)»

Кроме этого, в знаменитом «Слове о полку Игореве» упоминание в качестве «Дажьбожьего внука» означает «потомок во всех случаях его проявления»:

«Тогда при Олеге Гориславиче,
Засевалось и разрасталось усобицами,
Погибало достояние Дажьбожьего внука»

Безусловно, такое родственное отношение к первопредку должно было быть обусловлено наличием мифологического представления о происхождении народа от Дажьбога. Вместе с тем, если прямая отсылка к родственной связи у нас есть, то с мифологемой происхождения людей от Дажьбога начинают возникать трудности. Такое промежуточное звено – миф о возникновении первых людей — мы можем постараться обнаружить, например, в купальских песнях об Иване и Марье:

«Иван да Марья
На горе купалыся;
Гдзе Иван купався –
Берег колыхався;
Гдзе Марья купалась –
Трава расцилалась»

Вместе с тем, указанием на какое-либо отношение данной песни к солярному мифу о происхождении человека может служить, разве что, ее исполнение в день летнего солнцестояния, названный в современной славяно-русской традиции Купалой. В остальном же у нас остается большое пространство для спекулятивных утверждений на этот счет. Так, в иных родственных индоевропейских традициях, структура мифа о растительном происхождении человека представляет собой совершенно обратную картину: растение – человек, в то время как в купальской песне происходит все с точностью да наоборот.

Возможно, это связано с тем, что у многих славянских народов процесс зачатия описывается в терминах земледельческой терминологии:

«засеять поле» (рус. арханг. «засевать», украинское обращение мужа к жене: « Я вкидаю тiко зерно, а ти выведi з нъого чоловiка»)

Однако ассоциация с хлебом – достаточно поздняя и ей предшествовала ассоциация с дикорастущей зеленью вообще. Таким образом, вопрос о солярном происхождении первых людей нуждается в более глубоком теологическом измышлении.

Переходя к прочтению характеристик Дажьбога через шуйный путь отметим, что каких-либо этнографических, исторических или иных свидетельств о его почитании в таком роде мы не обнаружим. Однако, это не удивительно. Необходимость подобного раскрывается, что называется, под конец времен. Сведения, запечатлевшие языческое мышление, указывают нам на то, что до наступления времени духовного упадка человечества в этом нет необходимости.

Вместе с тем, о разрушающей силе Дажьбога было сказано и в приведенной выше сказке о Деде-Вседеде:

«Мой сын – добрая душа, но когда вечером он приходит домой голодный, может зажарить и съесть тебя на ужин» — в этой фразе обнаруживается светоносное начало «доброй души», сокрытой под испепеляющим пламенем

Как уже было ранее отмечено, Солнце, уходящее за горизонт, все еще есть. Оно вспыхивает иным, черным пламенем, совершая движение во мраке. Погружение в недра Матушки-Земли раскрывается перед нами инициатической смертью. Она, опознанная в лице Pater Deus, обратила небо в отечество; звездное небо, этот будущий образец храма, превратилось, можно сказать, в родословную, в которой Солнце заняло место отца по своему видимому превосходству над другими светилами. И если первое представление было отец, то и первое членораздельное слово должно было соответствовать этому представлению. Но оно уже означает не того, кто дает жизнь, а того, кому дают жизнь, принося на могилу пищу и питье. Этим почкам на Мировом Древе традиции только предстоит распуститься и то, какую форму обретут эти листья, зависит только от нас.

Мы кратко осветили характеристики, составляющие логос Дажьбога. Он предстает перед нами в качестве светоносной, творящей силы, отца и управителя мирских судеб в соответствии с Божественным законом. Он тот, кто освещает путь к обретению Духа, сокрытого в каждом русском человеке в его главном органе – сердце.

На семантическую связь сердца и солнца указывал М. Фасмер:

«Праславянское sьlnьce – уменьш. образование от sъlnь.. образование аналогично сердце»

Раскрывая сердце и впуская в него светоносное благо Дажьбога, мы вновь обретаем статус его потомков, призванных пройти его космогоническим путем, навечно отразившись в свете звездного небесного храма, рядом с Отцом.

Поиск

Журнал Родноверие