Одно из первых упоминаний богини по имени Мокошь появляется в «Повести временных лет» (далее ПВЛ) в описании капища, которое воздвиг в Киеве Владимир в 980 году: «стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса и Даждьбога, и Стрибога, и Симаргла и Мокошь».
В древнерусском оригинале написание этого теонима точь-в-точь совпадает с современным: «Мокошь». Примерно тогда же эту Богиню упоминает поучение против язычества «Слово Христолюбца»: оно осуждает верующих «в Перуна и Хорса и в Мокошь и в Сима и в Рьгла».
Список этот, впрочем, может быть позднейшей вставкой, поскольку обнаруживает явное родство со списком ПВЛ – отброшены лишь теонимы с окончанием «–бог», нежелательные в христианском дискурсе. Богиня упомянута в тексте дважды, но и здесь в оригинале и переводе одна форма написания: «Мокошь» (Гальковский, 305).
Немногим более позднее поучение против язычества «Слово об идолах» (все перечисленные памятники – XI–XIII вв., причём в отношении поучений против язычества допустимо предположение, хоть и не обязательно, что перечисленные персонажи почитались и южными славянами, и впервые попали в эти тексты как описания южнославянского язычества, а не восточнославянского) вновь приводит ту же самую общую переводу и оригиналу форму: «тем же богам требу кладёт и творит и славянский народ; Вилам, и Мокоши, Диве, Перуну, Хорсу» (Гальковский, 287)
Относящееся примерно к XIV в. «Слово Иоанна Златоуста» снова даёт написание «Мокошь». Подчеркну, что НИ В ОДНОЙ из редакций указанных поучений против язычества нет другого написания имени Мокоши. В одном месте «Слова об идолах» её имя стоит рядом с не находящим в науке единого толкования именем Дива; высказывалось мнение, что возможно прочтение «Мокошь-Дива» или «Мокошь-Дева», а возможные её аналогии могли быть вызваны греческой Афродитой (Мансикка, 147), что, впрочем, крайне спорно.
В «Уставе преподобного Саввы» среди исповедных вопросов встречается такой: «молилась ли Вилам, или Роду и Роженицам и Перуну и Хурьсу и Мокоши, пила и ела?» (Мансикка, 191)
Поучение «Вопрос что есть требокладение идольское» XIV в. упоминает Мокошь в контексте переплетающегося почитания Рожаниц и Богородицы; так, описывая требокладения «поганых», сообщается: «о горе ставящим трапезу [то есть приносящим в жертву кашу – О.К.] Рожаницам, и исполняющим черпанья демонам <…>. А вторую [трапезу ставят] Вилам и Мокоше» (Гальковский, 112–113)
Отметим, что и позже имя это иногда толкуется – ошибочно – мужским, как, например, в «Степенной книге», но оно и там с «о». К XIV–XVI вв. имя её в разных редакциях может заменяться словом «кошь», как, например, в «Притче и заповеди Господней»; но когда всё же нам является имя, оно непременно пишется «Мокошь» (Гальковский, 539–540).
Относящееся уже к поздним «Поучение духовным детям» запрещает молиться «Роду и Роженицам, Поревну (так!) и Аполину и Мокоши и Перегини» (Мансикка, 224)
Наконец, в некоторых редакциях «Сказания о Мамаевом побоище», различные персонажи, включая славянских языческих богов, перечислены в качестве помощника «безбожного царя Мамая»: «Мамаи же царь… нача призывати боги своя: Перуна, Салманата, Мокоша, Раклия, Руса и великаго своего помощника Ахмета» (Иванов и Топоров, 180)
Причём отдельные редакции настолько искажали список, что там появлялись даже персонажи вроде «..Савана, Тамокоша» (Соколов, 11), но всё равно после «м» в этом корне всегда идёт «о»!!!
Полагаю, у читателя уже давно накопилось достаточно запала на вопрос: «так откуда тогда вообще взялась М-А-кошь, если она везде и всюду Мокошь???». Ну, конечно, бывали редкие описки в разных списках некоторых перечисленных текстов и на Руси, типа «Мокешь», «Мокоть», «Макошь», но совершенно бесспорно, что это форма единичных опечаток, ошибочная. Главным же образом, кажется, такое написание попало в русскую культуру из Польши.
Вот как передаёт сообщение ПВЛ польский историк конца XVI в. Матвей Стрыйковский после рассказа о Перуне: «Uslad, Korssa, Dassuba, Striba, Symaergla, Makosz» (Мансикка, 130)
Из «ус злат» Перуна создан якобы Бог Услад, Хорс стал Коршей, Дажьбог – Дашубой, Стрибог – Стрибой. Стоит ли после этого говорить, насколько небрежно относился Стрыйковский и его польские предшественники к изначальному написанию священных имён???
Однако польских историков цитируют позднейшие русские тексты, например, в «Синопсисе» ко всем Богам даны уже оба написания: «..Самаергля или Семаргль и Макожь или Мокошь» (Синопсис, 48) и т.п.
И всё равно, даже после этих небрежных польских переводов в исторических источниках, научной литературе и даже подделках славянских древностей типа «Велесовой книги», справедливо тотально доминирует форма «Мокошь». Вплоть до 1981 года. В этом году вышла в свет книга Б.А. Рыбакова «Язычество древних славян».
В ней автору взбрело в голову написать:
«“кошь” – жребий <…> Ма (мать), можно представить себе “Ма-кошь” как наименование “Матери счастливого жребия”, богини удачи, судьбы» (Рыбаков, 383–384), причём и сам академик признавал: «условно я буду употреблять эту, акающую, форму – Макошь, хотя она и не господствует в источниках» (Рыбаков, 380)
Об этих (да и не только этих) якобы научных этимологических исканиях Рыбакова многие менее склонные к фантазиям учёные справедливо высказывались как «о совершенно непрофессиональных, если не сказать резче» (Журавлёв, 488). А вот родноверы, с радостью подхватывающие многие фантазии своего апостола Рыбакова, наоборот растиражировали это написание и сделали вид, что оно если не первично, то во всяком случае равноценно написанию «Мокошь». Ничего подобного! НАПИСАНИЕ МАКОШЬ – НЕПРАВИЛЬНОЕ, А МОКОШЬ – ПРАВИЛЬНОЕ, и если вы не хотите с ходу выдать себя дилетантом-родновером, потрудитесь выкинуть первое из своего лексикона.
Итак, рассмотрение по источникам нами завершено, не дав никаких бесспорных функций и черт Богини. Если Рыбаков не прав, считая её «матерью жребия», то что означает имя этой Богини? Нормальных версий две, и они не взаимоисключающи. Менее вероятно, что здесь проявился сохранившийся у балтов древний корень «лит. makstýti “плести”, mèksti “вязать”» (ЭССЯ, 131–134). Но более обоснованным кажется мнение Любора Нидерле, что речь идёт о корне «мок-», в значении «Мокрая».
Гипотеза о связи с прядением в чём-то соотносится с данными фольклора:
«в Череповецком у[езде] отмечено представление о нечистом духе по имени Мокоша́, живущем в избе, но не принадлежащем к категории домовых (не “домовиха”!)
Это существо представляли в виде женщины с большой головой и длинными руками; Мокоша любит прясть по ночам кужли, если над ними не произнесена женщинами молитва». Подобные представления зафиксированы и в Олонецкой губернии. Ряд из них дожил «по меньшей мере до начала XX в.» (Иванов-Топоров, 181–182). Другие использования слова разнообразны: ярославское диалектное «мокоша» интерпретируется как «хлопотливый человек»; подмосковное «мокосья» как «потаскуха» («необходимо считаться с “ухудшением” значения слова, связанным с переменой статуса Мокоши» в христианскую пору), близки этому новгородские диалектные «мокош, мокуш как обозначение нечистой силы» (Иванов-Топоров, 185). «Мокошем» или «мокушем» называли вымокшего в дождь человека (Журавлёв, 489).
При реконструкции славянской версии предания о борьбе Громовержца со Змеем в рамках «теории основного мифа», предложенной Вяч.Вс. Ивановым и В.Н. Топоровым, Мокошь предстаёт в качестве вероятной супруги Перуна: «есть все основания говорить о более точных соответствиях образу жены Громовержца уже в пределах уровня божеств <…>
Речь идёт о Мокоши» (Иванов-Топоров, 178). Думаю, это вполне логично, хотя и едва ли можно бесспорно доказать. Кроме того, многие исследователи поддерживают ставшую распространённой в XX в. теорию о преемственности культа святой Параскевы-Пятницы древнерусскому культу Мокоши, отмечая, например, что фольклорную связь Параскевы с колодцем вполне можно выводить из культа «мокрой» Мокоши (Иванов-Топоров 190–194) (ср. культ йони у индийцев). Гипотеза о сопоставлении святой Прасковьи и Мокоши куда более шаткая, чем даже предположение о её статусе супруги Перуна, поскольку основывается на сходстве некоторых мотивов фольклорных представлений XIX в. о святой Прасковье с образом локального духа XIX же века, который с Богиней Мокошью XII, ну, может, XIII вв. сближает только некоторая похожесть имён. Я с небольшим доверием отношусь к этой идее, хотя сближение Мокоши и дня недели пятница вероятно. Это тем более возможно, если признать неслучайной связь Мокоши с Афродитой в «Слове об идолах» (Афродита=Венера – богиня пятницы).
Что вообще показывают тексты? Можно сделать ряд допущений. Во-первых, это самый значимый женский образ древнерусского пантеона. Во-вторых, Мокошь в памятниках слишком уж часто стоит рядом с Вилами, чтобы на это не обратить внимание. Вилы – это некто вроде фей, представления о которых у южных славян дожили по сей день. Многие перечисленные выше поучения против язычества упоминают их число: тридевять или тридцать. Не связано ли это с числом дней в месяце? В таком ключе вновь мы видим отсылку к женской природе, связанной с лунным циклом.
Выходит, Мокошь это Богиня женского начала; она «мокрая» (не тот же ли здесь «пошлый» смысл, который частенько вкладывают в это слово озорные девчонки и сегодня, возбуждаясь от парней???), то есть плодородная. Она, вероятно, жена; и может быть пряха (что некоторым образом сближает её с Рожаницами – Богинями, воплощающими женских предков и матерей и определяющими людям судьбу, также приходящим в виде кого-то вроде фей). Большая голова и длинные руки – хтонические черты, которые можно смело приписать и Земле-Матери. Впрочем, я против отождествления Мокоши и Земли-Матери: в Мокоши проглядывают более «человеческие» черты, она должна была быть для женщин, вероятно, этакой старшей сестрой, а вовсе не стихийной и неуёмной в порождении и уничтожении Землёй-Матерью. Менее проблематично, но всё же не поддерживается мной и сближение Мокоши с полабской Живой, хотя здесь любые мнения – предмет шатких гаданий.
Один из наиболее частых атрибутов славянских идолов – питьевой рог, ритон.
И здесь я неожиданно открываю ту самую книгу Рыбакова, которую ругал чуть выше и начинаю цитировать его рассуждения об атрибуции Збручского идола: «Богиня плодородия (Макошь) с рогом изобилия в руке. На лицевой грани идола» (Рыбаков, 460–462)
Не Макошь, а Мокошь. А в остальном.. как ни странно – возможно. Привожу картинки. Заметим, что именно голова с лицевой грани Збручского идола – самая большая из изображённых, намеренно большая, как и у фольклорной череповецкой Мокоши́. А на соседней грани – возможно, её супруг Перун. Вот вам и возможная иконография Мокоши. Здесь не надо баловаться символом засеянного поля (※) и свастикой. Первый – не совсем про неё, а второй – совсем не про неё. Я не вижу в ней ничего воинственного, хотя какую-то другую славянскую Богиню войны упоминал Титмар Мерзебургский: этот образ славянам был известен. Волосы её – русые, или же пшеничного цвета (ср. миф о золотых волосах жены исландского Громовержца Тора по имени Сив), но глаза, логично – зелёные, ... Хвала Мокоши, Богине женщин!
От автора: кое-где эта статья предполагала изложение не только научных фактов и обзора источников, но и того, что называется личным духовным опытом язычника. Я всегда призываю к ясно видимому отделению одного от другого и рассчитываю, что эту границу всегда сможет заметить и читатель.
