Кутарев О.В. История мистификаций и домыслов в области славянского пантеона (до середины XIX в.) // Язычество в современной России: опыт междисциплинарного исследования: монография / под ред. Р.В. Шиженского. – Нижний Новгород: Мининский университет, 2016. – 264 с. С. 133–160.
ISBN 978-5-85219-501-2
Аннотация: в работе рассматривается корпус источников с XIV до середины XIX века, в которых возникали новые божества якобы славянского язычества и представления о них, и прослеживаются связи между этими памятниками. Данные артефакты различны: это как тексты, так и визуальные образы (изображения божеств); причём среди текстов – летописи, научные исторические работы, глоссы к энциклопедиям, исследования фольклора, художественные произведения и т.д. Различны также причины и механизмы возникновения новых божеств и образов, нередко получающих в культуре широкое хождение. В таком ключе работа предстаёт как новым шагом в борьбе с фальсификацией истории, так и культурологическим обзором, касающимся литературы, истории и языческой религии.
Введение
Настоящая работа представляет собой очерк и анализ источников, откуда начали свой путь в культуре многие спорные или возникшие в результате каких-то казусов, или прямо сфальсифицированные божества славянского язычества. Круг памятников, который будет взят в рассмотрение, затрагивает тексты, идолы и иллюстрации с конца средневековья до середины XIX в., хотя в будущем нам хотелось бы продолжить это исследование вплоть до современности. В данном очерке будет прослежено развитие ряда идей, которые в течение уже не одного столетия перемещались (и, к сожалению, перемещаются) из одной фальсификации или даже отдельных исследований в последующие. Рассмотрение всех представителей славянского пантеона, неизвестных средневековью и зафиксированных позже (а потому, по меньшей мере, вызывающих подозрение в своём отношении к славянскому язычеству), едва ли возможно в рамках одной-двух работ, потому мы ограничимся рассмотрением лишь некоторых из них, наиболее резонансных и востребованных (в определённых неоязыческих кругах и культуре).
Вместе с тем, вскользь упоминая проблематику славянского неоязычества, отметим, что оно довольно-таки разнообразно, и ни в коем случае нельзя приписывать всему ему в целом любовь к подделкам или даже их признание. Так, например, в 2009 году от лица крупных родноверческих организаций «Круг языческой традиции» (КЯТ) и «Союз славянских общин славянской родной веры» (ССО СРВ) было сделано официальное заявление[1], в котором, среди прочего, отвергаются идеи и творчество отдельных деятелей, создавших или популяризирующих ряд мистификаций. Их творчество, согласно заявлению, охарактеризовано как «псевдоязыческое учение, псевдолингвистика, лженаука и откровенные домыслы. В конечном счёте всё это ведёт лишь к дискредитации как современного языческого движения, так и Российской науки»[2]. Подобных примеров можно найти немало среди многочисленных общин родноверов, инглингов и иных групп славянского неоязычества. Если подходы одних неоязыческих групп к первоисточникам можно назвать по-настоящему академическими, то другие готовы осторожно принимать лишь отдельные концепции или термины подделок (как например, идея «Явь-Правь-Навь» из «Велесовой книги» 1950-х годов[3]), в то время как третьи с размахом употребляют широкий круг подложных источников, даже несмотря на весьма значительные разночтения в них. Тем не менее некоторые фальшивые памятники не востребованы вовсе, возможно, ввиду своей малоизвестности.
Тема подделок и «кабинетных мифов» в славянском язычестве освещена явно недостаточно. Одна из причин этого в том, что для академических исследователей факт поддельности или необоснованности многих памятников очевиден: владея общим представлением о настоящих античных и средневековых реалиях, текстах и культуре, ни один грамотный учёный не допустит и мысли о возможной древности, скажем, «Славяно-Арийских Вед» (1990-е и позже). Погружаться в текстологический, источниковедческий и иной научный анализ заведомо подложных, иногда дилетантских и совершенно несуразных памятников учёному не всегда интересно; и в то же время он понимает всю тщетность такого исследования, зная подходы к источникам отдельных любителей «славянских» «древностей»: они не воспринимают научную аргументацию там, где это им неудобно. Но вместе с тем, такая работа, несомненно, необходима, и прежде всего в рамках борьбы с фальсификацией истории.
Содержание
Вот круг памятников, которые будут в той или иной степени проанализированы далее.
– Западнославянские и западноевропейские исторические работы XIV–XVI вв.
– Русские исторические работы XVII–XVIII вв.
– «Сокровища Ретры», они же – Прильвицкие идолы (XVII–XVIII вв.)
– Чешские подделки, связанные с именем В. Ганки (1791–1861); «Mater Verborum»
____
[1] «О подменах понятий в языке и истории славян и о псевдоязычестве». URL (дата обращения 14.09.2016)
[2] Там же.
[3] Творогов О.В. «Влесова книга» // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 43. СПб., 1990. С. 170–254.
– Боги, рождённые пером российских авторов XIX в.[4]
В центре нашего обзора будут находиться идеи, общие для нескольких памятников сразу – интертекстуальные связи. Вместе с тем внимание, посвящённое тому или иному произведению, будет неравнозначным: как в связи со значением или содержанием памятника, так и с тем, насколько он ранее был изучен. Отдельной работы заслуживает судьба подложных славянских богов в научных работах, литературе, современной культуре; но в настоящем исследовании речь пойдёт преимущественно об источниках.
Подлинные первоисточники по славянскому пантеону
Ключевым типом первоисточника по славянскому язычеству и, в частности, пантеону, следует признать исторический текст. Археологический и фольклорно-этнографический корпус источников вспомогательны, вторичны в плане своей ценности по отношению к текстовой базе. Но нужно учитывать, что борьба христианства с остатками язычества в славянском мире завершилась в последние столетия средневековья гибелью язычества. Отдельные его рудименты, конечно, существуют и по сей день: например, жива и вполне сохранна традиция Масленицы, чьи истоки, без сомнения, лежат в языческой эпохе славянского мира. Однако в новое время (с конца XV в.) и позднее обычай Масленицы сохранялся исключительно среди людей, которые по своему религиозному определению были христианами, в то время как преемственность языческого самоопределения исчезла, как и само это самоопределение[5]. Это и значило гибель язычества.
В таком ключе оказывается, что археологический и текстовый материал, которые могут служить для язычества стержневым источником, доходит примерно до XIV в., где практически окончательно исчезают в чистом виде культ богов, почитание идолов, языческая ритуальная деятельность, хотя все эти черты выживают в новом виде, переходя в христианскую культуру: почитание божеств продолжилось в демонологии и поклонении святым, на место идолов пришли иконы и т.д. И действительно, в науке общепризнано, что фундаментальными текстовыми первоисточниками, которым практически не отказывают в доверии при исследовании славянских божеств и используют как наиболее авторитетные, являются памятники X–XIII вв. Это, прежде всего:
1) памятники восточных и византийских авторов, описывавших культуру славян (Ахмад ибн Фадлан, Константин Багрянородный, Лев Диакон – все X в.);
2) памятники немецких хронистов и агиографов, рассматривающие разные стороны религии полабских (балтийских) западных славян (Титмар Мерзебургский, Адам Бременский, «Жития Оттона Бамбергского», Гельмольд из Босау – X–XII вв.); их дополняют и продолжают датский хронист Саксон Грамматик и автор скандинавской «Саги о Кнютлингах» (оба – XIII в.);
____
[4] В будущем мы планируем продолжить рассмотрение интертекстуальных связей подделок – со второй половины XIX в. вплоть до современности, с особенным акцентом на «Ведах Словена» (1860-е–1881), «Велесовой Книге» (1950-е), «Славяно-Арийских Ведах» (1990–2000-е), и творчестве А.И. Асова (с 1990-х). («Книга Коляды», «Песни птицы Гамаюн» и т.д.).
[5] Кутарев О.В. Неоязычество Европы // Философия и культура. 2014. № 12. С. 1802. Тезисы данного абзаца также разрабатываются в рамках нашей диссертационной работы.
3) памятники древнерусской летописной, церковной и эпической литературы: «Повесть временных лет», «Слово о полку Игореве» (оба – XII в.) и т.н. поучения против язычества, ключевые из которых по теме божеств относятся к XI–XIII вв. (главным образом «Слово Христолюбца» и «Слово об идолах»[6]).
Бросается в глаза, что среди ключевых источников нет польских и чешских, а также южнославянских. Таковы факты, и всё же к этому вопросу мы ещё вернёмся.
Среди более ранних источников религии славян и её пантеона касается, и то поверхностно, лишь византиец Прокопий Кесарийский (VI в.); зато позднейшие работы о языческом периоде славянского мира, претендующие на статус источника, довольно многочисленны. Однако уровень достоверности в них сильно падает.
Летописная традиция пришла в славянский мир вместе с христианской религией, ценностями и письменностью. В Библии отчётливо прослеживаются два руководства по отношению к язычеству. Первое из них говорит собственно о необходимости его истребления: «приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблён», «истребите все изображения их, и всех литых идолов их истребите и все высоты их разорите», «жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканов их сожгите огнём», «кумиры богов их сожгите огнём», «истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах и на холмах, и под всяким ветвистым деревом; и разрушьте жертвенники их, и сокрушите столбы их, и сожгите огнём рощи их, и разбейте истуканы богов их, и истребите имя их от места того»[7] и т.д.
Второе руководство касается искоренения памяти о язычестве, его не-упоминания: «имени других богов не упоминайте: да не слышится оно из уст твоих», «не воспоминайте имени богов их», «пусть умножаются скорби у тех, которые текут к богу чужому; я не возлию кровавых возлияний их и не помяну имён их устами моими», «и удалю имена Ваалов от уст её, и не будут более вспоминаемы имена их», «говорит Господь Саваоф, Я истреблю имена идолов с этой земли, и они не будут более упоминаемы»[8] и т.д.
Обе эти инструкции претворялись в жизнь на протяжении столетий. Так, согласно древнерусскому памятнику ещё XVIII в., когда от язычества оставались уже одни пережитки вроде танцев, пиршеств и игрищ, церковные авторы всё же держали в уме это библейское предписание: «их же писанию предати не лепо»[9]. Куда строже относились к этим руководствам сразу после крещения; и прежде всего поэтому мы знаем о славянском язычестве (и иных европейских) столь мало.
____
[6] Слово некоего Христолюбца и ревнителя по правой вере // Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. М.: Академический Проект, 2013. С. 300–312; Слово св. Григория, изобретено в толцех о том, како первое погани суще языци кланялися идолом и требы им клали // Там же. С. 281–299.
[7] Библия (Синодальный перевод). Исх. 22:20; Чис. 33:52; Втор. 7:5; Втор. 7:25; Втор. 12:2–3.
[8] Там же. Исх. 23:13, Иис. Н. 23:7, Пс. 15:4, Ос. 2:17, Зах. 13:2.
[9] Исповедь каждого чина по десятословию с увещанием св. отец и учителей церковных // Гальковский, С. 568.
Западнославянские и западноевропейские исторические работы XIV–XVI вв.
На западнославянском, прежде всего польском и чешском, материале эта «забывчивость» древних авторов о язычестве прослеживается явственно. Например, Мазовецкие анналы (§1) начинаются со слов: «..обойдя молчанием прежних языческих государей Польши, положим начало от первого христианского государя Мешко». Такие богатейшие и древнейшие памятники, как «Чешская хроника» Козьмы Пражского или «Хроника и деяния князей или правителей польских» Галла Анонима (обе – начала XII в.), а также «Польская хроника» Викентия Кадлубека (рубеж XII–XIII в.) не употребляют никаких славянских теонимов, в лучшем случае приводя в явно литературных формах только образы античных богов[10].
Хотя источники о божествах полабской религии западных славян уступают по своему богатству только древнерусским, ни один из них не был записан собственно полабом или вообще славянином. Немцы и скандинавы в ходе средневекового «натиска на восток» и миссионерской деятельности в южной Балтике столкнулись с полабами и в течение нескольких столетий завоевали, крестили и в основном ассимилировали их (тем же самым занимались поляки), создав литературу об этом процессе, которая, среди прочего, некоторым образом упомянула полабские обычаи. Но у поляков или чехов не было даже этого. На рубеже средневековья и нового времени, примерно через полтысячелетия после крещения Польши (966 год), польские историки решили восполнить этот пробел.
Так, «в Польше Ян Длугош пытался во второй половине XV в. реконструировать пантеон древних поляков по образцу древнегреческого, но у него было очень мало сведений, на которые можно было бы опереться. Имена одних богов он брал из призывных восклицаний народных песен <…>, другие просто переносил из греческой мифологии <…>, ему были доступны поздние списки русской летописи»[11]. Напомним, что в русской «Повести временных лет» есть пассаж, где у деревянного идола Перуна «усъ золот»[12]. «Длугош пересказал это описание так: “<…> ноздри из золота” <…>. Через сто лет после Длугоша другой польский историк, Мацей Стрыйковский <…> повторил описание древнего киевского Перуна, исправив подробность касательно усов, но добавив новые сведения, неизвестно откуда взятые: “тело его из дерева искусно вырезано, голову имел серебряную отлитую, усы золотые, ноги железные, в руках держал камень наподобие сверкающей молнии и был украшен рубинами и сапфирами”»[13].
Помимо того, Стрыйковский добавил пассаж из немецкого же описания религии балтов, перенеся место действия из прусской Ромувы в Новгород на Перынь: «в память этого идола днём и ночью горел костёр из дубовых поленьев; если он потухал по небрежности
____
[10] Ловмянский Г. Религия славян и её упадок. СПб.: Академический Проект, 2003. С. 164, 169–170.
[11] Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. СПб.: Евразия, 2004. С. 19–20.
[12] Повесть временных лет / Пер. с др.-рус. О.В. Творогова // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб., 2000. В год 980. С. 126–127.
[13] Клейн, С. 20.
служителей, которым был поручен присмотр за ним, то их безжалостно предавали смерти»[14]. В этих всё разрастающихся подробностями цитированиях, напоминающих игру в испорченный телефон, поучаствовали и другие авторы, писавшие, как и Длугош со Стрыйковским, в XV–XVI вв.: Матвей Меховский, Мартин Бельский, Мартин Кромер, Александр Гваньини. Далее уже первые исследователи XVIII в., пытаясь совместить данные древнерусских и польских источников, писали про «“усы и уши золотые” <…>. Так Перун всё больше наливался золотом»[15].
Посыл польских историков был подхвачен западноевропейскими авторами. У Сигизмунда фон Герберштейна (XVI в.), австрийского дипломата, посещавшего Русь в 1510-20-х гг., из-за неверного прочтения и перевода того же «ус злат» получился новый бог – Услад, который, в свою очередь, попал от него к Стрыйковскому, а оттуда – в последующие тексты. Сообщением Герберштейна пользовался немецкий путешественник Иоганн Давид Вундерер, который увидел в 1590 году у Пскова два каменных идола и по какой-то причине назвал одного из них Усладом[16]. Но «бога с таким именем в русском пантеоне никогда не существовало»[17].
«В конце XVII в. в Европе появились многочисленные переводы (на голландский, французский и немецкий) латинской диссертации Михаэля ван Оппенбуша из Амстердама, расширенные и иллюстрированные. В этих переводных изданиях <…> повторялась одна и та же гравюра <…>: Пёрун с женской грудью и собачьей головой, Мокошь – с рогами и на ножках с копытцами, Хорс – тоже, и вдобавок с длинными, висящими, как у собаки, ушами, а Стриб (очевидно, Стрибог) – в виде человеческой головы с ослиными ушами»[18]. Выход к таким несуразностям был закономерен: из-за скудости источников, но при наличии спроса на подобные сообщения авторы вынуждены были подключать свою фантазию или фантазии предшественников.
Ян Длугош, стоявший у истоков этой русской «теогонии», кроме того, дал самое полное описание польского язычества в историографии своего отечества, обретя в этом многочисленных продолжателей. Длугош называет восьмерых польских божеств, приводя им в большинстве римский аналог: Иешу-Юпитера (Yesza), Ладо-Марса (Lyada), Дзидзилелю-Венеру (Dzydzielelya), Ния-Плутона (Nya), Девану-Диану (Dzewana), Маржану-Цереру (Marzyana) и Погоду и Живе (Pogoda, Źywye)[19]. Многие из них упоминались и прежде в польской церковной литературе. Так, известны «провинциальные гнезненские и епархиальные краковские и познаньские статуты первой половины XV в.», в которых впервые, разрозненно встречаются имена
____
[14] Там же. С. 21. Вероятно, изначально сообщение о неугасимом огне в честь балтского Перкунаса, которого польские историки отождествляли со славянским Перуном, взято из «Хроники земли Прусской» (III.5) Петра из Дуйсбурга (XIII–XIV в.).
[15] Клейн, С. 22.
[16] Кирпичников А.Н. Древнерусское святилище у Пскова // Древности славян и Руси. М., 1988. С. 34–37.
[17] Там же.
[18] Клейн, С. 19.
[19] Цитаты «Хроники» Длугоша (Lib. I) в русском переводе использованы нами по изданию: Гейштор А. Мифология славян. М.: Весь Мир, 2014. С. 177–179.
