Для начала насколько теплых слов
Имя Марии Семеновой, автора бестселлера «Волкодав», хорошо известно читателям. На нашей памяти это первый удачный отечественный пример сочетания жанров героической fantasy и «женского романа». Именно поэтому «Волкодава» я поставил бы в один ряд с произведениями Урсулы Ле Гуин — «Гробницы Атуана», «Техану», «Порог». История «последнего из рода Серого Пса», несомненно, гораздо ближе русским по менталитету, чем знаменитый Конан, что от романа к роману являет собой пример всего лишь очередного мускулистого головореза с Дикого Запада, перенесенного на благодатную почву приключенческой фантастики.
О том, что же было в начале начал
В данной статье мы поведем разговор все-таки о другой публикации уважаемого нами автора, Марии Семеновой — это «Поединок со Змеем. Славянские мифы» [1]. Если уж быть точным, то — восточно — славянские. Ибо здесь ни слова нет о «боге богов» Световите, о Сварожиче-Радегасте, или, например, Ругевите, Поревите, Прове..., короче, за пределами мифологии оказываются божества западных и отчасти северо-восточных славян. Главное же место в изложении отводится Перуну, и на этом мы остановимся особо.
Вопреки традиции «мир из ничего», «мир из Яйца» или «мир из Хаоса», автор сообщает: «в самом начале была только Великая Мать, и новорожденный мир лежал на ее теплых коленях. Как звали Великую Мать? Наверное, Жива-Живана, ибо от нее пошла всякая жизнь...» Далее описывается, как Мать-творец обустроила мир [1, стр. 209-212]. Ну, что же? Тенденция матриархата имеет право на существование и поныне, тем более, что до некоторых пор она главенствовала. У греков была Гея, у ведийцев — Адити... Кстати, эта же традиция положена в основу романа «Волкодав» (вспомните матушку Кендарат, у которой главный герой обучался философии:)) и приемам «венского таэквон-до»).
Читаем далее: Сварог-Небо и Макошь-Земля «так сильно любили друг-друга, что их любовь ожила как отдельное существо — и тоже, подобно им самим некогда, тотчас распалось надвое, на Любовь Женскую и Мужскую, ибо одной недостаточно — любящих всегда двое. Бог Род, Мужская Любовь, стал даровать приплод и потомство всем дышащим тварям, и люди скоро выучились его почитать... Это он — Свет Небесный, без которого Солнце плыло бы одиноко, как звезда в черноте...»[1, стр. 219]. Все. Это единственный абзац в интерпретации Семеновой, что посвящен Роду. Вдобавок ко всему, по логике этого уважаемого автора Сварог первичен по отношению к Роду. Перун, Дажьбог и Огонь — Сварожичи предстают перед читателем сутями равными Роду по ведической иерархии.
Непонятно также, с чего это Род вдруг стал исключительно Любовью, да к тому же Мужской? Полный ведический аналог Рода — Рудра двупол, и совершенно ясно, отчего. Намеки на двуполость есть у скандинавского аналога Рода, хоть и не полного — Одина.
Традиция превознесения небесного кузнеца восходит к орфическим гимнам, и я могу согласиться с тем, как славянский Гефест выступает богом-творцом, но записать Рода в Сварожичи — это уж слишком.
Академиком Б.А. Рыбаковым, с работами которого Мария Семенова не могла не познакомиться, прежде чем пересказывать на свой манер мифы славян, подробно рассмотрен древнейший культ Рода и Рожаниц. Им доказана великая роль этого Первобога в мифах индоевропейцев, как универсальной сущности, роль творца Вселенной [2, стр.593-635]. Семеновой должны быть известны средневековые изречения типа:
«...Род седя на воздусе мечеть на землю груды и в том рождаются дети...»
«... Всем бо есть творец — бог, а не Род!» (т.е. именно так оно и должно быть, раз служители Христовы это отрицают).
Рыбаковым также доказывается идея, что Сварог, Световит, Стрибог и Род у славян есть эпитеты («небесный», «свет», «отец», «рождающий») Единого [3, стр. 439-444]. Таким образом происхождение Рода от Сварога и Макоши придумано М.Семеновой и не соответствует славянской традиции.
Адам женится на Еве, а Перун на Лели?
Ну, да ладно! Матриархат, так матриархат. Кому нужны эдакие тонкости? Дитям — «мороженное» и сказки — все стерпится. А стерпиться — слюбится.
В этой связи Мария Семенова, конечно, упоминает и рожаниц — Лада да Леля, им уделена аж целая глава:))
А Перуну-Тору — тому вообще посвящена вся книга и свод мифов. Бог он, конечно, колоритный, но не возьму я в толк, почему у нас рыжекудрым такой почет. И с какой стати Перун женится на Лели. Может быть за отсутствием других женских персонажей? Рожаницы, мать и дочь — сочетание типичное для Традиции. Академик Б. Рыбаков называет античные аналоги Рожаниц — Лато(на) и Артемида, Деметра и Персефона. В самом деле, если даже Ипатьевская летопись именует Сварога Гефестом, а Сварожича — Гелиосом, почему бы не использовать другие очевидные аналогии.
Увы, Артемида — та и вовсе девственница, изначально богиня охоты, а затем и плодородия. Персефона — дочь богини плодородия и земледелия, жена хтонического Аида (но никак не Зевса!). В этой связи мне кажется более оправданным супружество Лели и славянского бога охоты, оборотня — Волха, имеющего хтонические корни.
Перун с Лелею и рядом не стоял! Как раз напротив, согласно данным раскопок А.В. Арциховского на Перыни еще в начале пятидесятых годов было выявлено, что капищу Перуна на Волхове не менее двух столетий предшествовали три святилища — рожаниц и Ящера-Волхова. И были они разрушены доблестным Добрыней, искусственно утверждавшим чуждый словенам культ громовика по указке князя Владимира в 980-ом году. Академик В.Седов, руководивший тогда раскопками, делает вывод о западно-славянских корнях новгородских словен, значит — и культа рожаниц и Ящера. Академик Б. Рыбаков указывает на распространенность триады Лада-Леля-Яша [3 стр. 256, 265, 2, стр 534-537] вплоть до пятнадцатого века у прибалтийских славян. Например, она названа в Ченстоховской рукописи Яна из Михочина 1420-х г. (Польша) и поучениях против язычества того же времени. Приводятся выдержки из текстов, где в трех случаях из четырех польский первоисточник называет вместе Ладу, Лелю и Яжу (Ящера). Еще в одном случае вместо Яжи фигурирует некий Бода, которого можно сопоставить с Водой, чью статую нашли в Прильвице при раскопках по сообщению Андрея Кайсарова [8].
В пользу отождествления М.Семеновой кроткой Лели и Перуницы вроде бы могут косвенно свидетельствовать два факта. Первый — греческая Гера, жена Зевса — богиня брака. Однако, относя Лелю к рожаницам, мы обязаны указать пару и для Геры, а таковой нет. Значит, эту связь отметаем. Второй факт: “ во многих областях 22 апреля проводился весенний праздник — ляльник. На лугу собирались девушки, выбирали Лялю, наряжали в белые одежды, перевязывали руки и талию свежей зеленью. На голову надевали венок из весенних цветов, вокруг нее водили хороводы, пели песни, просили об урожае. Додолы — девушки в платьях с бахромой внизу — исполняли танец дождя, моля о дожде” [8, стр.79]. И не великий грех назвать Лелю, допустим, невестой Перуна, если считать их покровителями земледельцев. Но дело-то еще в том, что Перун — бог воинов.
Зевс не был мужем ни Артемиды, ни Персефоны, он спал с Деметрой и Лато(ной). В этой связи Перун мог бы интерпретироваться, как муж Лады. Афанасьев пишет: «Богиня Лада, въ христiанской замене ее Богородицею, чествуема в народе прозваниями громницы и огненной Марiи» [10]
Так что, есть женщины в русских селеньях, и на сайтах электронных встречаются, но не все, слава богам, «амазонки».
Согласно трудам Б.Рыбакова [2,3] и А.Кузьмина [4] период перунопочитания на Руси длился сравнительно недолго, он непосредственно предшествовал насильственному введению христианства. Похоже, единственное, что заставляет нынешних авторов, и уважаемую Марию Семенову, столь часто поминать Громовика — это его звучное, запоминающееся имя, но не более. Перуна нет даже в каноническом «Слове о Полку Игореве», тогда как там названы столь нелюбимый М.Семеновой Велес, Даждьбог, Хорс, Желя, Карна, Стрибог, Див... Культ Рода и рожаниц на Руси дожил по меньшей мере до середины XVI века.
«Изъян и у доброго сыщешь...»
Жалкими негодяями предстают в книге Семеновой великий Чернобог и Морана (Смерть), не менее чем Жива (Жизнь), почитаемые славянами (богиня Мара или сивый бог Мор-Морозко). Именно негодяями, поскольку “этика” в книге “Поединок со Змеем” вовсе не языческая, насколько вообще это слово может быть здесь применимо. В изложении Семеновой все та же этика Добра и Зла, восходящая к зороастризму и подхваченная христианством, но абсолютно чуждая справедливому восприятию мира и языческой традиции. Для русича Чернобог не менее значим, чем Белбог, это лишь две стороны того же Рода. А Змей-Ящер столь же “ценен”, как и Громовик. По-житейски рассуждая — Перун остался бы без работы — уничтожь он своего извечного противника.
Вот еще одна цитата из книги Семеновой, посвященной традиционной религии славян: “Так устроено Зло, что само по себе оно ничего не может родить, доброе дерево, умерев, вновь становится плодородной Землей, дающей питание семенам; сама его Смерть становится Жизнью. А Зло никогда и не ведало настоящей живой жизни, оно от века мертво. И бесплодное, способно только калечить и убивать, но не творить...” [1, стр. 274]. Я ценю личное мнение Марии Семеновой, но причем же здесь славянские мифы? Не хотелось бы вступать в богословский спор, еще раз скажу, что эти этические понятия не так всеобъемлющи и абсолютны, как кажется уважаемому автору романа. И предки, по меньшей мере язычники, это сознавали. Стоит напомнить слова самого Одина из «Старшей Эдды» — достоверного первоисточника по языческим воззрениям. Зло и Добро в славяно-германской ветви индоевропейской Традиции не несут космогоничности:
«Изъян и у доброго сышешь,
а злой не во всем нехорош».
(«Речи Высокого», 133)
В главе “Голос Неба” в Ирий почему-то идут “праведные души”. Интересно, а разве в Пекельное царство попадают одни грешники? Даже в греческом Аиде «провинившиеся» Сизиф, Тантал, Данаиды обитают среди прочих теней усопших, в том числе и теней выдающихся героев. А уж на что «праведный» Бальдр, сын Одина, и тот отправляется в мрачную страну Хель. Сомнительно, чтобы древнеславянские и древнегерманские воззрения на этот счет сильно различались. Не стоит путать христианский Ад и эддическое Хель или Кощное царство. Точно также, Сварга и Ирий, Асгард и Вальхалла — далеко не Рай. Нет в северном язычестве понятия о праведности и грешности, а что есть — о том пойдет речь ниже.
Первым компонентом “мерзкого блуда”, которому предаются люди (видимо, неправедные), Семеновой указывается то, что они “стали водить по нескольку жен” сразу. Вещь, практиковавшаяся не то что античным Перуном, Громовиком — Зевсом, а вполне смертными прародителями современных русских (для коих писано нравоучение) — скифами, сарматами, готами, варягами. В этой связи нельзя не вспомнить и Святого князя Владимира Крестителя. Да, да, того самого Красно Солнышко, непомерно вознесшего на Руси культ Перуна и практиковавшего упомянутый «мерзкий блуд» по свидетельству летописей не хуже иного кагана (по меньшей мере с десяток лет, вплоть до крещения). У язычников-вятичей (совр. Рязанская, Калужская, Тульская, Московская области) к тому же, долго сохранялся обычай браков между братом и сестрой. Тут явная ошибка автора романа.
А на самом деле в язычестве мы имеем такую картину:
«я видела, вброд
через тяжкие воды
клятвопреступники
и душегубы,
и те, кто чужих
жен соблазняли,
идут, и холодные
трупы гложут
Волк и Нидхегг.
Еще мне вещать? Или хватит?»
(Прорицание вельвы, 39. пер. В.Тихомирова)
Преступать клятвы, склонять других к этому — вот что не по Правде, не по законам божьим, не по Справедливости! Маленькая Кривда даже из самых добрых побуждений приводит к гибели Мира.
В главе “Огненный палец и ледяной гвоздь” прямым текстом и с большой буквы написано, что Чернобог и Морана — это Зло (Подразумевается, что Перун — это Добро?). Чем Перун лучше Чернобога, если ему приносили кровавые человеческие жертвы, о чем прописано в летописях?
Я, наверное, удивлю автора, если скажу, что Перун в некоторых актах истории способен выступить черным богом, как архетип. Все познается в сравнении. И самое замечательное — в этом нет ничего страшного и постыдного для Перуна. Не случайно ведали волхвы о коловороте Cил.
БОГ МУДРОСТИ — «ЗМИЙ ПОДКОЛОДНЫЙ»
Но волосы стали дыбом, прошу прощения за небольшой каламбур, когда к середине повествования “на сцене” появился змей Волос — сам химера “... и разума никакого. Кто поведет, за тем и пойдет, и на зло и на добро.” В дальнейшем в главах “Скотий Бог и волхвы” и “Самый сильный” Волос предстает забавным безмозглым дракончиком из сказок, который “плавает по морю, пугает Леших и Водяных, тешится у хлебосольных Людей” и крадет девиц. Много ли чести хваленому Перуну сражаться с глупым соперником?
Откуда знать непосвященному, что этот Семеновский «cкотий бог», эта крылатая гадина, “небогатый разумом Волос” на самом деле есть не кто иной, как Великий Водчий и Пастырь и судья мертвых, бог Мудрости, Магии и Искусства славян — Велес [5,6]. Бог, по имени которого жрецы зовутся волхвами. Бог, внуком коего в «Слове о Полку Игореве» выступает сам Боян. Бог, в честь коего названы Волосожарами созвездие Плеяд, а Волосынями — Млечный Путь. Бог, который научил людей не только “шашкой махать”, но и сеять, пасти скот, делать квас и сурью, ведать знаки, рукодельничать, мастерить, торговать. Греки звали его Гермесом, а римляне — Меркурием, многие черты роднят его с Одином и Шивой. Надо же! Во как «досталось на орехи» богу древних искусств от Марии Семеновой. Наверное, сам Он не стал бы никого вдохновлять на такое творчество...
Наконец, в главе “Заход Солнца” “в кадре” совместно появляются Чернобог и Волос, тогда как это два имени одной и той же сути. Чернобог-Велес, владеющий тремя царствами Нижнего мира (Медное, Серебряное, Златое), согласно композиции Збручского идола [3], поддерживает и Землю со всем ее людским и животным миром, да и небесный свод, коим владеет четырехликий Белобог-Свентовит. Особенно смешна и нелепа подчиненность Моране самого Велеса, коего, к слову, мы чествуем ныне под именем Рождественского Деда, разъезжающего на санях под Новый Год с «подарками». Это он самый — Дед Мороз! А «мор», понятно, тоже «смерть». В “навий день”, случись он летом, али зимой, ставили крестьяне гроб с покойником на те же сани, отправляя умершего родича к древнему богу Нави.
«Зимний Микола едет на санях». «Ехал в санях Микола, просил ночлега. Обещал приехать в мае на телеге». Мороз в православии соответствует Николаю Угоднику. Сивый Мороз появляется как белый, седой Рождественский Дед в числе ряженых. Он по-видимому является также богом мудрой старости (вспомните Сивку и Сивого мерина). Именно Сивка запряжена в сани Рождественского Деда, в Колядин день Сивого провожают, и он метлой заметает след за собой. Старость и юность сходны. Святитель Николай и дед Мороз любят ребятишек и всячески угождают им. Они щедры и выполняют просьбы взрослых и детей. Иногда упоминают двух или трех Морозов — Синий нос, Красный нос и Белый нос — но это, по видимому, лишь представление некоторых месяцев одной зимы в мистериях Коляды.
Как и Велес, покровитель торговли, дед Мороз безмерно богат, что упоминается во всех сказках с ним. Причем, богатство его как природного характера (снег — чисто серебро), так и искусственного (диковинки). Мороз, как и Велес, любит хозяйствовать и хозяйственных. Как и Велес он устраивает героям Испытаниe, и горе тем, кто его не проходит (например «Морозко», «Два Мороза», «Мороз Иванович» ).
Вот кого Мария Семенова записала в «подколодные змии» и прихвостни Марены!
Автор и понятия не дает читателю о Равновесии: Явь-Правь-Навь. Если считать новомодную Велесову книгу подделкой — обратитесь хотя бы к ведийскому Тримурти. Впрочем, о Триглаве мы знаем не только из «сомнительных» дощечек.
Есть ли сомнения в троичности мироустройства у ведийцев? Полагаю, нет. Достаточно вспомнить об изображении Пуруши.
Нет сомнений в трехчленном делении Мира у скандинавов: Асгард — Мидгард — Хель, что вобщем-то соответствует славянскому — Ирий (или Сварга) — Белый Свет — Кощное Царство. Гляньте хотя бы на тот же Збручский кумир!
Ни разу на страницах книги не сказано о Правде и Кривде (знакомым нам, например, по Голубиной Книге — духовным стихам, причем самые ранние датируются 11 веком), их подменяют Добро и Зло.
Наконец, даже не затронута центральная для славянской мифологии идея Справедливости и Судьбы, а почему? Да все потому же. Изложение Семеновой игнорирует всякое триединство столь характерное для индоевропейской Традиции. Эдда проникнута идеей Выбора пути, сохранись у русичей достоверный письменный первоисточник — то же самое мы сказали бы и о мифологии славян. Хотя, не все обстоит так плохо, просто нет у современных авторов желания «копнуть поглубже». Некоторые застыли, как витязь на распутье, другие рядятся в рясы.
Неужели, неохота знать, что «на роду писано»? Уж не Родом ли? Неужто, не ведали славяне, какие это Трое «вяжут да кажут судьбы»!
Пряхи. Макошь, Доля и Недоля. Усуд-род и «Рожаницы»
Три корня у Мирового Ясеня. Имя ему — Иггдрасиль, «вечно он зелен, над источником Урд».
«там же явились
три девы провидицы,
там поселились
под древом они:
первая Урд,
Верданди тоже
(резали жребья),
а третья — Скульд:
судьбы судили,
жизни рядили,
всем, кто родится,
узел нарекали...»
(20 , «Прорицание вельвы», пер. В.Тихомирова)
Имена трех сестер трактуют следующим образом: Урд(р) — судьба, в смысле «история жизни», или «прошедшее, установленное»; Скульд — «долг», то, что, возможно, предстоит, но случится совсем не обязательно, если ты не сделаешь, что должен сделать; Верданди — «настоящее», «то, что есть», «присутствующее». С тремя сестрами, плетущими узлы, мы встречаемся и у кельтов.
У эллинов с будущим гораздо более тягостная картина, чем у древних германцев. Есть три великие Мойры, три сестры: Дающая — Прядущая — Неотвратимая (Лахесис — Клото — Антропос). Согласно Платону их триединство — это Неизбежность (Ананке). Лахесис вынимает, не глядя жребий, и тем определяет судьбу, которую прядет Клото, а Антропос заносит судьбу в свиток, и изменить написанного ею не сумеет даже греческий Перун.
По счастью сохранились следы прях и в русском фольклоре, а прежде всего в заговорах. О божественном происхождении трех сестриц из славянского эпоса говорит тот факт, что в позднейшем православном переложении этого образа, одна из «дев» — МА-ТЕРЬ Божья, т.е. сама по себе троична. Вероятно, в языческую пору она называлась Макощ (МА — мать, КОЩ — удел, «мать судьбы»).
В ряде заговоров «от руды или крови (от поруба, пореза, кровавой раны)» [7] (№№139-149) упомянута девица-пряха, причем в шести случаях из одиннадцати она отождествлена с Пресвятой Богородицей. Например:
«144. На море на Окияне, на острове на Буяне лежит бел горюч камень. На сем камне изба таволоженная, стоит стол престольный. На сем столе сидит девица. Не девица сие есть, а Мать Пресвятая Богородица. Шьет она, вышивает золотой ниткой, ниткой шелковою. Нитка, оборвись, кровь, запекись, чтоб крови не хаживати, а тебе телу не баливати. Сему делу аминь, аминь, аминь.»
«149. Ворожея прикасается рукой к месту, из которого течет кровь, и говорит: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа; аминь. На море на Окияне, на острове на Кургане стоит белая береза, вниз ветвями, вверх корнями; на той на березе Мать Пресвятая Богородица шелковые нитки мотает, кровавые раны зашивает; нитка оторвалась, руда унялась. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа; аминь...» Потом ворожея дует на рану трижды и прикладывает меди, чтобы рана не опухла.»
Однако в других заговорах «от руды или крови» (№№150-152), несомненно, более древних, все еще действуют три пряхи, все сестры, а одна из сестер (старшая) — Богородица. В них угадываются богини судьбы, тождественные скандинавским норнам.
«150. ... сидит Матерь Божия с двумя сестрицами, прядет и сучит шелковую кудельку. Я ей, раб Божий, покорюся и помолюся: «Мати Божия, Пресвятая Дева Мария и с двумя сестрицами, бери Ты шелковую нитку и булатную иголку, зашей и запри, и уйми, и зажми порезанную рану и посечную рану!» Как нет из Латыря камня воды ни капли, так же бы у раба Божия не было руды и краски....»
«151. ... Проговорив раз, дунуть и плюнуть и затем дважды повторить:
На море на Окияне, на острове на Буяне стоит светлица, во светлице три девицы: первая иголочки держит, другая девица ниточки делает, а третья девица — кровавую рану зашивает. Ты конь рыж, ты, кровь, не брыжь; ты конь карь, а ты, кровь, не кань.»
У прозорливого Пушкина находим образ трех девиц, что под окном прядут поздно вечерком, а прядут они, если вникнуть, судьбу царю Салтану. В этом нет ничего удивительного, Александр Сергеевич частенько использовал древнюю традицию. Вспомнить, хотя бы о именах Гвидона и Додона, о петушке Золотой Гребешок (Гуллинкамби, «Прорицание вельвы», 43) или о белке, живущей на Мировом дереве и поющей песенки («растекашеся мысию по древу»):
«В ветвях Иггдрасиля живет орел, обладающий великой мудростью. А меж глаз у него сидит ястреб Ведрфельнир. Белки по имени Грызозуб снует веерх и вниз по ясеню и переносит бранные слова, которыми осыпают друг друга орел и дракон Нидхегг.» [9]
Возможно на вершине Мирового Дуба славян «птицей-дивом» сидел и «клыкал» Род, а мысь со скоростью мысли приносила ему послания Ящера и прочие вести «снизу».
Тут интересно мнение А.Афанасьева [10], который, анализируя русские пословицы (скажем, «от Роду и в воду») и ряд иных источников, приходит к выводу, что богини судьбы столь же древны, сколь и Род, за неимением лучшего слова он идентифицирует этих богинь, как рожаниц: «В древне-славянском переводе хроник Малалы и Амартола, греч. eimarmenh, означающее судьбу, объясняется словом «рождение»: Имармению же сделавшiи прелесть некоую, глаголемую рожденiе, ея-же разве ничесожъ пострадати, ли творити могуще комоу-любо, знаменословять, и в таковоую прелесть и нечестiе въпадаютъ; мневъ бо некый, яко разве рожденiя — кроме Имарменiи никто жь ни сътворити, ни пострадати власть имать». Затем Афанасьев указывает на то, что санскритское bhaga — «счастье» является одним из имен «тресветлого» Солнца, которое есть всевидящее (или всеведущее) око небес. В славянских сказках солнце часто бывает отождествлено с дедом-Всеведом, мать которого пряха — судица. «На Руси уцелела старинная поговорка : «дожидайся солнцевой матери божья суда». Солнцева мать упоминается во многих сказках, и везде о ней говорится как о вещей пряхе, она дает странствующим героям мудрые советы и на золотой прялке прядет золотую купель.»
В этой связи нельзя не вспомнить «светлое и ТРЕсветлое солнце» да «суда божия не минути» из «Слова о полку Игореве». Связь с Солнцем вдвойне интересна, как ответственность матери бога за урожай, т.е. за подание благ. Последнее подтверждает расшифровку Б.А.Рыбакова имени Мокуши-Макоши, как «мать хорошего урожая» и «мать-сыра-земля» (одно из женских изображений Збручского кумира с рогом в руке соотносится с Макошью). Им же указаны другие эквивалентные переводы имени: «мать жребия», «мать судьбы». Рыбаков отделяет по времени возникновения и по смыслу группу — Доля, Удел, У-часть, С-часть-е — от другой группы понятий — Судьба и Рок. « Слово «судьба» в древних памятниках иногда означает «суд», «приговор», «решение». Таково же значение слова «рок» (....»срок», «мера») [2]».
«Суда Влеса не убежать» и «суда божия не минути» идентично современному «от Судьбы не уйдешь». Судьба-Макошь — главная из трех прях примиряет и судит-рядит двух своих сестер.
В «сербскихъ приповедкахъ Караджича напечатанъ превосходный рассказъ о Судьбе и двухъ Доляхъ». Счастливая Доля (Съряшта, Среча), описана как прекрасная девица, прядущая золотую нить, Несчастливая Доля — старуха (зла Несъряшта, Несреча), которая «танко преде». Но счастливую долю или убогую недолю дает Судьба (Усуд!). Это и в самом деле напоминает триумвират Рода, суда которого также не избежать никому, и двух рожаниц, тем более пара «Усуд и Съряшта» встречаются во многих сербских сказаниях и пословицах. Вот одна из них: «Когда Съряшта отделена от Несъряшты — темная ночь (отделена) от белого дня» [10].
«В основе сообщенных нами преданий, — заключает А.Афанасьев- кроется мысль, что Доля и Недоля — не просто олицетворение отвлеченных понятий, не имеющих объективного значения, а напротив — живые мифические лица, тождественные девам судьбы (рожаницам)».
С зарождением новой жизни и судьбой связана Баба-Яга — древнейшая Богиня Праматерь. Подчас в русских сказках мы встречаем еще ее двух сестер. Характерно, что герой или героиня получают от них в подарок путеводный клубок, сродни нити Ариадны. Вот известный миф в переложении А.Афанасьева под названием «Перышко Финиста ясна сокола». В поисках суженого приходит краса девица к избушке и стучится:
«- Хозяин с хозяюшкой! Укройте от темныя ночи.
Отвечает старушка:
- Милости просим, красная девица! Куда идешь, голубушка?
- Ах, бабушка! Ищу Финиста ясна сокола.
- Ну, красная девица, далеко же тебе искать будет!
Наутро говорит старуха:
-Ступай теперь к моей средней сестре, она тебя добру научит; а вот тебе мой подарок: серебряное донце, золотое веретенце; станешь кудель прясть — золотая нитка потянется.
Потом взяла клубочек, покатила по дороге и наказала вслед за ним идти, куда клубочек покатится, туда и путь держи!»
Если же
«взять серебряное донце да золотое веретенце и сесть прясть — из кудели нитка тянется, нитка не простая, а чиста золота».
У третьей — старшей сестры, которая знает поболе двух первых, красна девица узнает, где искать Финиста. На этот раз она получает в подарок «золотое пялечко да иголочку: ты только пялечко держи, а иголочка сама вышивать будет».
Тут не мудрено, что следы докириллической письменности на Руси сохранились подчас в виде узелков, рунических узоров и в рисунках на ширинках да скатерках.
Мокос и Макошь. Гермес и Геката
Нередко клубочек герою дает именно Старый Старик ("Царевна-Лягушка"), за которым угадывается всеведающий Велес. И на наш взгляд Макощ-Яга могла бы интерпретироваться, как жена или ипостась Велеса. Да-да, того самого недалекого семеновского Волоса.
Просто, за долгие века христианства образ Великой Богини Яги, матери Ящи-Яжи, то бишь Змея Горыныча, как и "образа" наших исконных богов приобрели негативную окраску[11]. Искренне жаль, что такой мастер, как Мария Семенова пользуется все тем же кривым зеркалом.
Приведем еще один пример:
«Ректор Апиц во утверждение сего (Д.Г. — что новгородцы пришли из Вандалии) приводит, якобы новагородцы древле герб имели воловью голову, как и мекленбургский; токмо я сего нигде не нахожу, токмо что ИДОЛА МОКОСА ИМЕЛИ С ВОЛОВЬЕЮ ГЛАВОЮ.»( В.Н. Татищев, «История Российская», т. 1. гл. 40, М., Л., 1962).
Речь конечно же идет о Велесе, летописном боге ильменских словен.
Из знаменитого собрания пословиц Даля известна такая: “Бог — не Макеш, — чем-нибудь да потешит.” Это второй источник, где “Макеш-Мокос” назван богом, а не богиней.
А прежде Татищева о МОКОСЕ-МАКОЩИ, но уже в женском роде, с рогатой головой писал Георг Андреас Шлейзинг в своей «Древней и современной религии московитов» (1698 г., Амстердам, 1712 г., Ляйпциг). Со ссылкой на сведения некоего еврея-купца, бывшего в Киеве во времена до Шлейзинга, автор описывает действующий еще в 16 или 17 веках храм язычников и четырех идолов: Pioruni, Mokossi, Chorsi, Stribi. На изображении — веретенообразное существо, покрытое густой шерстью, имеющее четыре рога и козлиные ноги.
Разберемся. В чем же тут дело. Почему бы, прежде чем женить Макошь на Свароге, да родить от них Рода, авторам типа Марии Семеновой не почитать поучения против язычества, скажем “Слово об Идолах” 15 века:
“требу кладутъ и творят... Мокошьи диве.... мажютъ Екатию богыню, сию же деву творятъ и Мокошь чтут.”
Современниками язычества Макошь отождествлена с Гекатой.
Мы легко убедимся, что Велес и Яга-Макошь образуют такую же функциональную пару, как Гермес и Геката, именно Гермес, а не Гефест! По поводу Эрмия-бога напи написана отдельная статья, к которой мы и отсылаем читателя.
а). Геката Трития — покровительница путей и перекрестков. Таким образом Макошь — покровительница путей и проводник из одного мира в другой.
Аналогичные функции имеет Яга. Гермес и Велес — покровители путешественников и Водчие в Иной мир.
б). Геката — богиня магии и колдовства. “К Мокуши ходют гадать” еще в девятнадцатом веке. Яга — ведунья и колдунья. Гермес и Велес — боги магии и волшебства. Нонн Панополитанский говорит о Гермесе, что "вещие бога уста пророческой речью звучали" (“Деяния Диониса”,IX, 60).
в). Геката — скотья богиня, “вместе с Гермесом на скотных дворах она множит скотину...”(Гесиод, “Теогония” 445-447), “Мокуша стрежет овец”, Ма — мать, кош — корень из слова "кошара".
Яга владеет стадом кобылиц (вариант — коров или овец), которых в качестве испытания дает пасти Ивану-царевичу или его "однофамильцу".
Гермес и Велес — скотьи боги.
г). Геката — “вверил ей Зевс попеченье о детях, которые узрят после богини Гекаты восход многовидящей Эос” (Гесиод, “Теогония” 450-452). Таким образом Геката впускает в этот мир детей в процессе их рождения.
Макошь на вышивках изображена рожающей женщиной в окружении рожаниц-Лосих, "ма"- матерь.
Яга припекает детей в печи, изгоняя собачью старость, "ягать" — диалектное “орать при родах”, Яга — старая матерая баба — повитуха, которая посвящает дите в ребенка определенного пола погружая его в печь — символ материнского лона, после чего, как бы родившись второй раз, дите и становится человеком.
Плутарх прямо указывает, что Гермес -“божество, которое тайно наблюдает за рождением, считается “похитителем быков” (“О пещере нимф”, 18). Род, Велес, Тур и Ярила отнесены Рыбаковым к одной группе (“Род... сеет груды, от них рождаются дети”), фривольные игрища в честь Велеса-Тура были направлены на вспомоществование по продлению рода.
д). Геката — богиня случая, удачи, счастья, судьбы -
“Если на мужегубительный бой снаряжаются люди,
Рядом становится с теми Геката, кому пожелает
Дать благосклонно победу и славою имя украсить.
Возле достойных царей на суде восседает богиня.
Очень полезна она, и когда состязаются люди:
Рядом становится с ними богиня и помощь дает им.
Мощью и силой кто победит — получает награду,
Радуясь в сердце своем, и родителям славу приносит.
Конникам также дает она помощь, когда пожелает,
Также и тем, кто средь синих, губительных волн промышляя,
Станет молиться Гекате и шумному Энносигею.
Очень легко на охоте дает она много добычи,
Очень легко, коль захочет, покажет ее — и отнимет.”
(Гесиод “Теогония”, 431-442)
Яга дает герою вещи, которые приносят ему удачу на охоте ли, в добывании чего бы то ни было, в походе. Она дает путеводный клубок, помогает герою в состязании и игре обыграть более сильного противника, того же Змея Горыныча.
Макощь — богиня судьбы, мать случая (ма-кощ), как Параскева — дающая благополучие.
Гермес — бог удачи, бог богатства, покровитель в бедах (Гомер, «Одиссея», XXIV,10). В его руках "состязание и жребий наград" (Пиндар. «Олимпийские песни», 6, 4э.)
Велес — бог богатства и под именем св.Николая покровитель купцов и путешественников, бог удачи.
Напомню, кстати, о колесе Фортуны, в скандинавской традиции — колесе, вращаемом Фригг, женою Игга-Одина (у нас прядет, понятно, Яга-Мокошь, ипостась Велеса-Мокоса). Того самого Одина, который в мифе Сигурде уколол валькирию шипом (а в поздней традиции «вещие женки» колют веретеном). Таким образом Род-Усуд с двумя рожаницами, Макощ-Мокос и две сестры — с другой стороны — все это единая Традиция, отражающая триумвират Судьбы.
В общем, читайте и любите первоисточники! На наш взгляд “Поединок со Змеем” является недалеким и очень вольным пересказом пересказанного — input error (компьют. “ошибка ввода”). Обратившись к этому произведению, у стороннего читателя может сложиться неправильное представление о мифологическом сознании наших далеких предков. Ведь, миф — это форма мышления.
Список литературы
1.Семенова М., Поединок со Змеем: Мифологический роман. -СПб.: Азбука-Терра, 1996. — 400 с.
2.Рыбаков Б.А., Язычество древних славян. -М.: Русское слово,1997. -824 с.
3.Рыбаков Б.А., Язычество древней Руси. -М.: Наука, 1987. — 782.
4.Кузьмин А., Падение Перуна. -М.: Мол. гвардия, 1988.
5.Платов А., Дорога на Хай Бразил или индоевропейский миф о структуре мира// Мифы и магия индоевропейцев, вып.1. -М.: Менеджер, 1995. Стр. 8-41.
6.Гаврилов Д., Велес — Один — Шива. Великий бог индоевропейцев / в кн. Гаврилов Д.А., Елкин С.В., Протоязык и традиционализм. Пути реконструкции. -М.: МГИФИ, 1997.
7.Чародейство. Волшебство. Знахарство. Заклинания. Заговоры, -М.: Терра, 1998.
8.Кайсаров А.С., Глинка Г.А., Рыбаков Б.А., Мифы древних славян. Велесова Книга. -Саратов: Надежда, 1993. -320 с.
9. Младшая Эдда. в пер. О.А. Смирницкой, под ред. М.И. Стеблин-Каменского, -М.: НИЦ Ладомир, 1994.
10.Афанасьев А.Н., Поэтические воззрения славян на природу, т. 2, стр. 143, стр. 498 т. 3, стр. 387-413. -М.: Индрик, 1994 ( по изд. 1869)
11. Андреев А., Русские боги в зазеркалье. Баба-Яга // Мифы и магия индоевропейцев, вып. 3-4, -М.: Менеджер, 1997.
