Раскопки у церкви Спаса Преобоажения на Ильине улице
К началу ежегодной лекции о берестяных грамотах из находок 2021 года в зуме собирается триста человек, но есть еще зрители и на YouTube. Если бы не пандемия, все они штурмовали бы аудиторию МГУ, где традиционно проводил свои лингвистические шоу академик Андрей Анатольевич Зализняк.
Начиная первую ежегодную лекцию без академика Зализняка четыре года назад, профессор Алексей Гиппиус, казалось, покрепче взялся за кафедру. Но слушатели были прежними, их любовь к грамотам никуда не пропала.
Через два года с начала пандемии уже трудно представить такую плотность, какая бывала на ежегодных лекциях у академика Зализняка. Люди стояли на ступеньках, теснились в дверях, влезали на высоченные подоконники. Аудитория напоминала электричку в час пик. Что же в этих встречах такого сенсационного? Это чувство невероятного, восторг от прикосновения к живому миру древнего Новгорода, радость от встреч с людьми, которые его населяют, — именно в настоящем времени. Никем не отредактированная жизнь с ее сиюминутными радостями, тревогами и заботами. Это машина времени, которая уносит нас в XII век.
Алексей Гиппуус, Собст. архив
Прискачи на машине времени
Самое замечательное, чему нас учат берестяные грамоты, это то, что что-то новое находится буквально в каждом документе. Я специально, с этой точки зрения как раз, готовясь к лекции, специально просмотрел: действительно такого холостого пробега, что ли, практически нет. Вот первая грамота, найденная в 2021 году, маленький совсем клочочек, а в нем термин — «перелог». Это залежная земля, временно не используемая. Первый раз встречается в берестяных грамотах это земледельческое понятие. И вообще самая ранняя фиксация слова. Так что буквально в каждой
Возьмем последнюю грамоту из Старой Руссы, единственную в этом году. Благодаря ей мы впервые осознали, что на Руси был известен и использовался хорошо нам всем знакомый способ сокращения слов: когда пишется только начало слова, а остальное сокращается. Вот мы так сокращаем слова. Но для Древней Руси был свойствен другой способ — когда середина выбрасывается, а остаются начало и конец. К такому мы привычны. В классической палеографии такой способ называется контракция, а когда конец отбрасывается — это суспензия. И теперь мы видим, что ее примеры и раньше встречались, только мы их не замечали, а осознали благодаря новой грамоте. Так что практически любой текст что-то новое приносит! Конечно, есть более важные вещи, есть менее важные.
Грамота 735. Небольшие листочки бересты сохранили драгоценные сведения о нашей истории. Источник: Архив А. Гиппиуса
Пойдем дальше. Вот грамота №1137 — замечательный документ. Управляющий пишет своему господину, излагая обстоятельства поимки некоего «татя», и этого «татя» в дальнейшем те, кто его «изымали», «перемчали», доставили куда-то за пределы Новгородской земли, и потом его у них вызволили, взяли на поруки, но — добавлено — силой! Вот такая прекрасная иллюстрация тому, как действовало и нарушалось древнерусское право. И здесь же интересные вещи лингвистические, сказано про «татя», что его «перемчали за рубеж до Хотуня», «и нѣ, господине, яти их» — и нельзя, господин, схватить их! Такой оборот «и нѣ яти», он в деловой, бытовой письменности встречается впервые, до этого были только книжные примеры.
Письмо об аресте вора и выдаче его на поруки. Архив А. Гиппиуса
В общем, прекрасный текст с живой диалектной речью, очень яркое письмо. Достаточно сказать, что автор обращается к адресату, господину своему, и пишет: «И ныне, господине, прискочи ко мне!» — такой неожиданный способ обращения к вышестоящему лицу. Все происходит быстро в этой грамоте, татя перемчали за рубеж, господин должен прискакать — очень динамичный текст.
— Что значит «прискочи»?
— Прискачи! Что еще? На коня сядь! Сядь на коня и прискачи!
— То есть здесь какие-то, видимо, отношения не такие уж и подчиненные, раз повелевает господину «прискакать».
— Ну да! Нам чувствуется здесь какая-то фамильярность, но это вопрос, была она или нет. Может быть, это мы сейчас так воспринимаем этот глагол. А автор просто хотел сказать «быстро прибудь сюда». Но само по себе требование характерное.
Докопались до Ганзы
— Как этот сезон проходил и как вообще устроена новгородская археология?
— Есть один чисто «академический» раскоп — Троицкий, который копают с 1972 года в собственно научных целях. И он сейчас достиг очень интересного слоя конца XII — начала XIII века — как раз эти слои (и более глубокие — XII век) на Троицком самые богатые грамотами. Но кроме того идут раскопки, вызванные какими-то градостроительными нуждами и просто частной застройкой — вот в этом году велась реконструкция Ильиной улицы, ее верхние ярусы были раскрыты, и это само по себе было зрелище чрезвычайно интересное, когда можно было на большом протяжении видеть древние мостовые конца XIV — начала XV века.
Троицкий раскоп. Источник: Архив А. Гиппиуса
Потом это все обратно закопали, то есть глубокие, древние пласты — XII — XIII век — остались уже под пешеходной улицей. В ходе этих работ было найдено несколько грамот: та, про которую я говорил, где «господин, прискачи ко мне» и первая, про «перелог, они были именно оттуда. Потом там же на Ильиной, прямо у нашей археологической базы, сделали шурф, маленький раскопчик, чтобы проследить древние ярусы улицы, и там тоже нашли две грамоты.
А с другой стороны, начались работы на территории, прилегающей или даже входившей в Немецкий двор на Торговой стороне — как раз рядом с Ильиной улицей находился Немецкий двор, представительство Ганзы в Новгороде, (Ганза — крупный политический и экономический союз торговых городов Северо-Западной Европы, возникший в середине XII века), ну и конечно, этот участок сулит очень интересные находки. И там были найдены две грамоты. Так что довольно разнообразна топография новгородских находок этого года.
— Получается, где ни копни, там грамота.
— Да, так устроен Новгород! Были, конечно, раскопы без грамот, но в целом да, в пределах древней городской территории, где была уличная застройка, вероятность обнаружения грамот очень большая.
— Грамоты не хранили где-то у себя, а читали и бросали под ноги?
— Да, конечно. Они до нас, собственно, дошли ровно потому, что их не хранили. Такой есть парадокс с древнерусскими источниками: сохранилось или то, что хранили особенно тщательно, вроде книг, которые находились в каменных храмах, или то, что, наоборот, выкидывалось и затаптывалось в грязь и таким образом консервировалось в культурном слое.
— А как вы можете так, открыть слой какого-то века и снова закрыть? Потом, когда нужно, еще раз открыть, посмотреть и опять законсервировать?
— Есть свои интересы у города, и свои у археологов. Интерес археологов, конечно, состоит в том, чтобы исследовать соответствующую территорию на всю глубину — от поздних напластований до самых древних. Но такая возможность не всегда представляется. В этом году на Ильиной улице открыты только верхние пласты, все засыпано, и древность осталась под новой улицей. Но когда-то можно будет докопаться и до этих древних слоев, так что это в порядке вещей.
— Здесь глагол «докопаться» заключает в себе двойной смысл.
— Докопаться — да, «докопаться» здесь в своем буквальном значении!
Грамоты гремели
— Когда вы начали заниматься грамотами и когда вы заинтересовались этой частью лингвистики?
— В 1989-м году я в первый раз оказался в Новгороде. Как-то стал понемногу приезжать и влился в новгородскую экспедицию. Это, конечно, благодаря Андрею Анатольевичу Зализняку, чьи курсы я слушал, будучи студентом, и как-то постепенно, постепенно возникло это сотрудничество, втянулся.
— Какое впечатление на вас А.А. произвел при первом знакомстве? Какое впечатление он производил на людей.
— Курс, который он нам читал, назывался «Лингвистический анализ древнерусского текста». Впечатление было невероятной силы, тем более, что я был еще совершенно неподготовленный человек и практически не знал, кто такой Зализняк. Он как-то стремительно вошел в аудиторию и, стоя у доски, развертывал формулировки, удивительные по красоте и ясности, я поражался тому, как это можно — спонтанно говорить с такой абсолютной ясностью. Это было незабываемое впечатление. Такая кристальная чистота мысли поражала больше всего, наверное. И просто личностное обаяние, исходившее от него.
— Грамоты тогда гремели?
— Да, конечно, гремели. Это было время, 1983 год, когда велась работа над томом грамот, с которого началось сотрудничество Янина и Зализняка, том, в котором была большая работа Зализняка о языке берестяных грамот, собственно, произведшая переворот в исторической русистике. Тогда как раз это все действительно гремело. Невозможно было этим не заинтересоваться.
— Насколько вообще берестяные грамоты, эта находка, изменила представление о русском языке, процессах, которые в нем происходили, и о том, из каких источников он сформировался?
— Изменило, конечно, очень сильно, но об этом много уже говорено и писано. Ведь именно тогда этот по существу массовый источник был надлежащим образом лингвистически интерпретирован. До этого тоже занимались берестяными грамотами, но казалось, что они написаны не очень грамотно, и реальная их лингвистическая ценность казалась незначительной. Именно в силу малограмотности письма. Но когда Зализняку удалось показать, что в действительности берестяные тексты написаны в соответствии с определенными письменными нормами, только отличными от тех, которые мы знаем по памятникам книжной письменности, — тогда раскрылся их реальный лингвистический потенциал. Выяснилось, что многое из того, что казалось ошибками, в действительности — особенности до сих пор неизвестной живой речи, которая звучала в древнем Новгороде. Эти особенности как раз и описаны в книге Зализняка «Древненовгородский диалект». Но главное открытие заключалось в том, что этот диалект, его специфика по сравнению с другими говорами и диалектами, да и по сравнению со всеми остальными славянскими языками, была очень велика с самого начала письменной эпохи, уже в XI веке! — что невозможно объяснить как результат какого-то разделения или диалектного дробления единого древнерусского языка.
Этот вывод — что новгородский диалект представлял собой особый поздний праславянский диалект, конечно, тесно связанный с другими восточнославянскими, но тем не менее обладавший уже в древнейшую эпоху таким ярким своеобразием, — это было качественно новое представление о восточнославянском языковом развитии.
Товаре вхе келе
— И еще они, наверное, совершенно изменили представление о повседневной жизни, которая была тогда? Видимо, еще не представляли, что жена мужу может написать записку или слуга — своему господину, что люди общались письменно.
— Теоретически, конечно, можно было такое предполагать. Ясно, что какая-то коммуникация в быту происходила, и вероятно, письменность в быту использовалась. Но тут мы получаем непосредственное свидетельство. Это как раз то, что отличает нашу ситуацию от западноевропейской, ведь европейское Средневековье не оставило по себе памятников такой бытовой коммуникации. В Западной Европе единственная параллель — в Норвегии, в Бергене, где в начале 1950-х годов — заметьте, тогда же, когда были открыты и берестяные грамоты, — был раскопан комплекс из нескольких сот писем и записей на деревянных щепочках — так называемый «Бергенский архив». Это, в принципе, похожие на берестяные грамоты тексты — еще и тем, что записи делались на местном языке. Ведь чем ситуация на Руси отличалась от той, что была в большей части стран Запада. В Западной Европе письменным языком была латынь, она требовала специального освоения — а здесь не было никакого языкового барьера, всякий новгородец, просто обученный грамоте, мог зафиксировать, записать свою речь на том языке — ну так, грубо говоря — на котором он и говорил. Это отсутствие барьера между живой речью и письменным языком — важнейшая черта древнерусской языковой ситуации.
После находки. Архив А. Гиппиуса
— Насколько тот язык отличался от того, на котором мы говорим сейчас?
— Он отличался, и довольно существенно, но это были отличия, касавшиеся отдельных звеньев фонетической и грамматической системы. В принципе, это не та дистанция, которая делает непонятным текст на одном языке для носителя другого языка. С этим, кстати, связана такая проблема изучения древнерусских текстов, когда они кажутся обманчиво понятными, и создается иллюзия того, что мы понимаем, о чем речь, а на самом деле это не так.
— Например?
— Ну вот понятна ли фраза «Товаре вхе келе»? Наверное, вы слышите, что «товаре» — это товар.
— Ну да.
— А вот что такое «вхе», наверное, уже для неподготовленного слушателя будет непонятно.
— Непонятно!
— А это означает «Товар весь цел». Просто местоимение «весь» в древненовгородском сохраняло в основе звук «х», который был в нем в праславянском. А прилагательное «целый» содержало в корне «к», еще не перешедший в «ц» в силу так называемой второй палатализации заднеязычных, которая прошла во всех праславянских диалектах, кроме древненовгородского. А окончание именительного падежа единственного числа у слов типа «городъ» в Новгороде было не -ъ, как всюду в славянском мире, а -е. То есть в Киеве и, скажем, Ростове, говорили «товаръ весь цѣлъ», а в Новгороде — «товаре вхе кѣле».
— Надо же, как здорово. А вам сразу понятно, когда вы это видите?
— Ну понимаете, сейчас многое из того, что было абсолютной новостью, совершеннейшей сенсацией в 1980-ые годы, когда это все читалось впервые, стало общеизвестным, превратилось, если угодно, в рутину. Сейчас те яркие новгородизмы, которые были открыты в 1980-е годы, мы встречаем в текстах как совершенно естественное, ожидаемое явление. Другое дело, что постоянно обнаруживается что-то новое, и эта картина дополняется.
Вот, например, местоимение «кто» имело в древненовгородском вид «кето», при этом ударение было на первый слог — «кето». Это «кето» встречается в берестяных грамотах, мы уже хорошо знаем эту форму. А несколько лет назад в одной надписи в Юрьевом монастыре обнаружилась форма «кет», без конечного «о», и ее мы поняли не сразу. Между тем, с этим словом произошло то же самое, что и, например, со словом «так», которое в древности звучало «тако», а потом конечный гласный отпал. Соответственно и «кето» превратилось в «кет». Ну вот попробуйте разглядеть в форме «кет» местоимение «кто»!
— Это задача для лингвиста.
— Может быть, главное, чего требуют от нас берестяные грамоты, это быть готовым к новому, не пройти мимо той новой лингвистической информации, которую содержит текст, не принять ее за очередную ошибку или просто не заметить. В последние годы, например, мы узнали нечто новое о том, как протекал процесс падения редуцированных гласных в древнерусском языке и как он отражался в письменности. Это главное изменение в фонетической системе славянских языков, которое произошло в XI-XII веках и в целом преобразовало звуковую систему.
— Что именно нового? Можете привести пример?
— Вот смотрите, еще одна грамота этого года (№ 1139) письмо от Коснятина к Пёке. Очень интересные имена. Къснятинъ — это древнерусский вариант греческого имени Константин. В дальнейшем редуцированный «ъ» в корне исчез, а группа «ксн» упростилась в «сн» — и получилось «Снятин». Так вот автор этой грамоты сначала написал «Снятин», а потом вставил сверху «къ». То есть он уже в естественной своей речи произносил свое имя в позднем фонетическом варианте. Но он как бы отрефлексировал этот момент — и решил написать его полностью. Интересно, что при этом во всех остальных точках — перед нами древнерусская система до падения редуцированных.
— А что он там писал, этот Къснятин?
Грамота 1139. От Коснятина к Пёке. Источник: Архив А. Гиппиуса
— Он написал очень интересное письмо. Он написал: «Се взяле еси у Гюрятѣ пять сороцьк», — то есть ты взял у Гюряты пять сорочков. «А Гюрята у мене възяле пять сороцькъ» — А Гюрята у меня взял пять сорочков (сорочок — сорок беличьих шкурок). «А възьми тамо у Гюрятѣ ты» — ты возьми там у Гюряты — «а язъ хоцу у тебе взяти» — а я возьму у тебя. Концовка почти стихотворная, потому что ударение в глаголе было на последний слог: «взяти».
Очень яркий текст. Речь идет о том, что у автора и адресата Гюрята взял деньги в долг, по пять сорочков. И Коснятин просит Пёку взять у Гюряты долг и за себя тоже. А потом он у него возьмет свою часть. По существу, это документ, а не просто письмо. Пёка должен был явиться к Гюряте и сказать: «Вот смотри, что пишет Коснятин. Он просит меня взять у тебя и свой долг тоже». Берестяные тексты часто функционировали таким образом, как такие элементарные документы, при взаимных расчетах.
— Человек должен был предъявить эту грамоту, это было доказательство?
— А как эта записочка была доставлена Косняте, вы можете предполагать? Ее относил посыльный или уже было что-то вроде почты?
— Как функционировала древняя почта, мы только можем догадываться. Конечно, люди носили. Иногда мы даже знаем, как. В одной грамоте сказано: «Дитятею пришли весть» — то есть пошли весточку с ребенком, со своим сыном или дочерью. Дети могли вполне использоваться в качестве гонцов. Вообще это отдельная интересная тема, посыльные иногда упоминаются в самом тексте. Например, в одной грамоте сказано: «Вдай сему, еже рекл — верешцу ту». «Верешца» — уменьшительное от «верешь», зерно. «Дай этому человеку то, что он тебе сказал». А дальше уточнение: «Это зерно». Коммуникация осуществлялась в смешанной форме: посылался гонец с устным сообщением, а в качестве дополнительного подтверждение могла быть послана грамота, которая, так сказать, авторизовала эту устную весть.
— Как бы цифровая подпись.
— Точно, цифровая подпись! Именно так.
38 писем Якима
— Грамоты изучаются уже 70 лет, попадалось ли за это время несколько грамот от одного автора?
— Еще бы!
— Скажем, были какие-то супер-распространители, о жизни которых более-менее что-то известно?
— Да, есть такие персоны в этом берестяном мире, которые были особенно плодовиты. Рекорд в этом отношении принадлежит Якиму. Яким жил в конце XII века, и его рукой написано 38 — представляете, тридцать восемь! — берестяных грамот.
— Вот это да! А что он успел о себе рассказать, что вы о нем знаете благодаря этим тридцати восьми?
Фрагмент письма Якима с упоминанием Бориса и Фомы Стоянича, http://gramoty.ru
— Мы знаем, что это был человек из церковной среды, одна из его грамот содержит литургический текст. Но большая часть им написанного — документы совсем иного рода. Есть маленькие записочки, указывающие цены на какие-то товары. А с другой стороны, большие деловые записи, в которых Яким предстает перед нами как управляющий в каком-то богатом боярском хозяйстве. Такой вот грамотей, секретарь при богатом боярине. Но связанный и с каким-то монастырем: упоминаются монастырские продукты. Очень характерная для своей эпохи личность. Несколько писем от него. Одно довольно симпатичное, в котором Яким пишет, что нужно раздобыть деньги — шесть гривен, а у Бориса их «не лапь взяти». «Не лапь» — интересное наречие, означает «непросто», то есть у Бориса эти шесть гривен так просто не возьмешь! Вот такие эмоции.
— Досада какая-то?
— Да, досада, а потом он говорит: «А если господин не приедет, то…». Сейчас я даже найду этот текст, уж больно он выразителен. Вот, да! Он пишет, что про «самого» (так он называет своего патрона) говорили, что он должен прибыть в город в «в неделю», то есть в воскресенье. А если не приедет, в воскресенье сам поеду к нему. И перед словами «сам поеду» стоит крест. Кажется, что этот крест — это выражение такого благочестивого жеста — Яким как бы осеняет себя крестным знамением: «А если господин не приедет, то я, Господи благослови! к нему сам отправлюсь».
— Как интересно. Шесть гривен — это много было в то время?
— Да, шесть гривен — это было много. За гривну можно было корову купить.
— Проблема была такая, что стоило написать об этом. А по каким поводам вообще могли написать? Жены писали своим мужьям, например, для чего, по какой причине?
— Есть письмо, например, в котором попадья пишет попу, хорошее письмо, минуточку… Вот оно. «Приказ к Семену от жены». А? Интересная формулировка, да? Приказ здесь, конечно, — это не совсем приказ, это такое сообщение Семену от жены. «Чтобы еси угомон доспел попросту, а мене ждучи. А я цебе целом бью». Угомон — от глагола «угомонить», то есть: «Хорошо бы ты утихомирил там всех попросту! И ждал бы меня. А я тебе бью челом». Вот такое распоряжение жены мужу по домашним делам.
— Она куда-то уехала и оттуда пишет домой?
— Да, как-то так. Может, она находится в селе, а муж в городе, и вот до села дошли слухи, что там что-то неладное, и надо бы как-то это все успокоить...
— Вообще эти грамоты несколько по-другому открывают взгляд на отношения между людьми. Например, вот здесь мы видим отношения между мужем и женой, и видимо, место женщины не было каким-то таким уж подчиненным, раз она ему шлет такие приказы.
— Да, конечно!
Сказала куница соболю
— Что становится понятно про отношения из этого письма и вообще из всего комплекса грамот?
— Роль женщины в древнерусском обществе — действительно тема, на которую берестяные грамоты пролили совершенно новый свет, и действительно поразительно, что уже в раннюю эпоху — в XI-XII веке — у нас есть целый ряд женских писем, из которых встает образ очень независимой, активно участвующей в экономических делах женщины, заправляющей хозяйством, распоряжающейся по дому. Есть, скажем, прекрасное письмо середины XII века от Петра к Марене. Петр, он же Петрок — очень интересная фигура, боярин, с ним тоже связано более десятка грамот. И вот он пишет своей жене — Марене: «Ци ти почне князь купце наделивати» — если князь начнет наделять купцов, «и пришлет к тебе, и ты ему молви: Ты, князь, знаешь, скольких людей унес мор этой зимой», — вот, кстати, актуальная тема. То есть он пишет жене, имея в виду, что к ней может прислать князь, и жена должна будет князю сделать такое заявление.
— Ей надо будет нечто такое резкое сказать?
— Нет, не то чтобы резкое. Но важно, что жена Петрока выступает как его доверенное лицо, напрямую общаясь с князем. Это, конечно, новгородская знать XII века. Но мы знаем ту же Маренуи с другой стороны. Есть замечательное письмо от свахи Милуши, которая пишет Марене в связи с предстоящим замужеством ее дочери. Дочь названа семейным прозвищем «Большая коса». «Косе Великее поехати бы еи за Сновида», — то есть Большая Коса должна готовиться к тому, чтобы выйти за Сновида. Это тоже отдельная тема — брачные отношения в берестяных грамотах. Целый ряд берестяных текстов посвящены этой тематике. Есть письмо от родителей жениха, фактически — от матери, к свахе, в котором она пишет: «сын готов на твое брачное предложение, и ты поскорее прибудь сюда». Заканчивается красивой формулой: «Где мне хлеб, там и тебе!» — «там, где у меня есть пропитание, там и ты не пропадешь». Это грамота 731, можете тоже посмотреть.
— А почему сваха называет дочь «Великая Коса»?
— Это иносказательный язык брачного сговора. Когда приходят сваты и говорят: у вас товар, у нас купец. Это фольклорно-обрядовая традиция со своим условным языком. И она, таким образом, замечательно отражается и на бересте тоже.
— То есть не нужно по имени называть или не в этом дело?
— Вряд ли в этом, ведь жених — Сновид назван своим именем. В прошлом году было замечательное пополнение этого круга грамот. Причем это не берестяная грамота, а костяная. Ее разгадала моя коллега Марина Анатольевна Бобрик. Там сказано: «Молвила куна соболи», то есть «» — и дальше некоторое число. Куница и соболь — обрядовые «маски» жениха и невесты. В обрядовых текстах довольно часто невеста обозначается как куница, а жених предстает как соболь. То есть невеста-куница назначила цену. Перед нами документ брачного торга.
— А почему вы сказали, что костяная грамота?
— Потому что написана на фрагменте коровьего ребра.
— Почему в этот раз так?
— Это не очень понятно — почему не была использована береста. Вообще-то кость как материал для письма мы знаем, в Скандинавии есть такие находки тоже. Вообще коровье ребро, извлеченное, скажем, из супа, вполне удобная поверхность для письма. Но возможно, что использование такого «твердого носителя» в данном случая неслучайно.
Не ошибиться в прошлом
— Чем вообще писали на бересте и была ли специально заготовленная береста? Скажем, продавались эти берестяные принадлежности?
— Я думаю, что вряд ли продавались, но конечно, береста обрабатывалась, чтобы на ней можно было писать. Не так просто — содрал с дерева и написал. Нужно было вырезать чистый фрагмент коры, удалить лишние внешние слои. Существовал ли на новгородском торге писчебумажный ряд? Едва ли. Хотя, кто знает…
— Но все эти материалы были под рукой, поэтому они были доступны людям всех сословий, видимо.
— Конечно.
— И грамотны были тоже все, поголовно?
— Это, конечно, сильное преувеличение. По крайней мере в ранее время грамотность была распространена в первую очередь среди знати, а также купечества, которое тоже было заинтересовано в развитии такой коммуникации. Но действительно, в XIV в. грамотно было, вероятно, большинство горожан. Есть знаменитое письмо этого времени, где муж жене пишет «Отдай детей грамоте учиться» — и это среди обычных хозяйственных указаний. Письмо понемногу демократизировалось. С этим, кстати говоря, связаны изменения в формуляре. В ранних грамотах мы довольно часто находим крест в начале письма или деловой записи. Это знак происхождения бытовой письменной традиции от традиции церковной. А в XIII-XIV веках крест в начале письма никто не ставит. С другой стороны, в адресных формах ранних писем находим слово «покланяние», это книжное, церковнославянское слово. А потом его сменяет обычный «поклон». То есть происходят какие-то изменения в характере бытовой письменной культуры, она понемногу утрачивает связь с породившей ее книжной традицией.
— И становится доступной уже всем, и бедным, и незнатным?
— Да. А сначала было не так. Ведь что мы знаем из летописи? В 1030-м году Ярослав пришел в Новгород и набрал триста человек детей «у попов и у старост», чтобы учить грамоте. Вот это и были первые авторы и адресаты берестяных писем — дети духовенства и знати. С этим ограниченным распространением грамотности, по-видимому, связано и то, что в ранних текстах мы довольно много персонажей можем идентифицировать с историческими лицами, в частности — с посадниками. Это связано с тем, что круг лиц, участвовавших в берестяной переписке, был сравнительно узок. Но тем не менее он, конечно, исчислялся сотнями.
— А что для вас самое главное в грамотах? За все время, что вы работаете с ними.
— То, что это бесконечно интересное занятие. Всякий новый берестяной документ — это возможность непосредственного прикосновения к тому ушедшему миру, возможность его услышать. Представить этих людей. И задача правильно прочесть и интерпретировать этот текст — конечно, довольно ответственная. Не ту букву прочтешь — и окажется, что все не так. Помните у Брэдбери рассказ про бабочку? Тут, может быть, что-то похожее.
— Боитесь, что будущее может пойти по-другому?
— Такая опасность вряд ли существует, но надо помнить, что в прошлом лучше тоже совершать ошибок поменьше.
Исследования берестяных грамот проводятся при поддержке Российского научного фонда (проект № 19-18-00352)
