Потрясающая, многоликая, предельно женственная и невероятно мужественная, Ольга Арефьева прославилась как автор песен с удивительно красивыми и запоминающимися мелодиями. Лидер группы «Ковчег», она окончила Гнесинский институт, выпустила более двадцати музыкальных альбомов, получила литературную премию за стихи, написала четыре книги, ставит спектакли, ведет тренинги по движению и перформансу, снимает клипы, занимается жонглированием и продолжает непрерывно развиваться, реализовывая все новые проекты. Ольга Арефьева играет, точно живет, и живет, словно играет. А страна повторяет за ней: «А ты играй, а ты играй-играй, может быть, увидишь дорогу в рай!»
– Ольга, вопрос, который наверняка вам уже задавали не раз. В каком возрасте вы осознали свой интерес к музыке? Что на этот момент повлияло? И как все развивалось?
– С самого младенчества я все время что-то напевала. И, кстати, сочиняла какие-то словесные болталки, скороговорки, созвучия. Мама рассказывала, когда она была в роддоме, новорожденных держали отдельно, и мамы ходили по часам нас кормить. И вот они толпятся за дверями, а младенцы орут. У всех голоса писклявые, а я такая: «Э-э-э» – голос низкий и звучный, издалека слышно. Но что музыка – моя судьба, я не догадывалась, к сожалению. И родители не догадывались. Был момент: в шесть лет я вдруг их попросила, чтобы меня отдали в музыкальную школу. Не знаю, как мне вообще это в голову пришло. Но родители отреагировали неожиданно. Они сказали: «Это тебе сейчас хочется, а потом перехочется, и вообще, куда мы пианино поставим?» В общем, не отправили меня учиться. А я понимаю сейчас, что занималась бы с огромным удовольствием.
А потом уже (в третьем классе я училась) у нас ненадолго появился преподаватель музыки Борис Григорьевич Горчанов, баянист. В Верхней Салде он был человеком известным и любимым, музыкой увлекался и вокруг всех увлекал. И он пару уроков провел, а потом вдруг позвал моих родителей к себе домой на разговор. Специально, чтобы сказать, что мне нужно обязательно заниматься музыкой. И уже под влиянием этого события мы пошли-таки поступать в музыкальную школу. И тоже встретили неожиданную реакцию. Я спела комиссии «Крейсер «Аврора», на меня посмотрели круглыми глазами и сказали: «Вы очень талантливы, но на фортепиано можно поступать только первоклассникам, а вы в третьем классе». Я этого совершенно не понимаю, почему нужно брать только первоклассников? Предложили взять меня на гитару. Но к учебному сезону оказалось, что по гитаре нет преподавателя. Потом сказали, что на аккордеон, и мы даже самоучитель купили. Но и по аккордеону не оказалось преподавателя. В конце концов предложили домру. И тут я сломалась. Мне почему-то совершенно не хотелось домру. Сейчас я понимаю, что, наверное, надо было. Но тогда я не понимала.
И еще один эпизод я вспомнила. У нас в садике стояло пианино. Не было еще в природе магнитофонов, соответственно, фонограмм и «дыц-дыц». А были музыкальные работники, которые живьем играли, мы плясали какие-то полечки, песенки учили. Однажды концертмейстер забыла закрыть пианино. Я подошла и тихонько начала на нем играть, перебирать клавиши. И оно меня загипнотизировало. Тут налетели дети из группы, начали колотить по клавишам кулаками. Пришла концертмейстер и, не глядя, не разбираясь, всех отогнала, а пианино заперла.
– Меня заинтересовало, что в достаточно раннем возрасте вы не только напевали, но и придумывали какие-то словесные сочетания. Тяга к сочинению песен была уже в раннем возрасте?
– Я просто игралась. Сейчас я замечаю, что многие дети это делают. Я недавно была в магазине, там ребенок с мамой, думаю, ему было лет 5 или 6, без конца наговаривал какие-то строчки. Натуральные стихи в прозе, они не выглядели бредом. А мама очень напрягалась, на него рявкала и затыкала ему рот. Ее можно, наверное, понять – неудобно перед людьми, и наверняка надоедает, когда ребенок все время бормочет и декламирует. Она не замечала, что строчки были литературно хороши. Сложно заметить вовремя творческое начало в человеке, особенно если не разбираешься. С другой стороны, есть такая болезнь – шизофазия, когда люди не контролируют свой речевой поток и бредят, может быть, мама боялась этого.
– А дальше вы, если говорить об образовании, окончили Музыкальное училище имени Гнесиных по классу вокала?
– Нет, не совсем так. Не сразу и не училище. Сначала я поступила в Свердловский университет на факультет физики. У меня родители инженеры, они, конечно, даже и представить себе не могли, что у них дочь вдруг певица. Они меня убеждали, школьные учителя подключились, все вместе поднажали и внушили, что нужно получить серьезную профессию, «нормальное» образование. Я проучилась два года, очень сильно страдала и металась, не понимая отчего. А потом умудрилась совершить невероятный кульбит. Добилась, чтобы мне выдали документы и дали возможность сдать вступительные экзамены в музыкальное училище. И внезапно поступила – без музыкальной школы, даже без знания нот. И наконец оказалась в правильном месте – в Музыкальном училище имени П.И.Чайковского в Свердловске.
– Очень интересно.
– Меня взяли в виде исключения. И не потому что преподаватели такие добрые, а потому что вокал – это уникальное явление. Голос связан с созреванием организма. И у девочек, и у мальчиков есть мутация голоса. Она происходит в 16-18 лет. В момент поступления мутация должна быть позади. И вот бывает, что обнаружили голос в восемнадцать лет, музыкального образования у человека нет. Но голос – большая ценность. Если у певца есть слух, память, голос, но нет музыкального образования, да, ему будет трудно, но он может справиться с обучением. Певец ведь всегда может выучить свою партию. Ему не надо читать большие массивы нот, как, например, пианистам. Но, конечно, когда учишься, это дает даже не двойную нагрузку, а десятерную. Мозг у меня взрывался и дымился. Скидки мне, конечно, делали, но не слишком. К счастью, у нас были воодушевленные преподаватели. Например, Валерий Алексеевич Куцанов, он так горел сольфеджио и гармонией, что с тех пор и я считаю их самыми интересными предметами. Теорию я понимала хорошо, музыкальные задачки решала. Только ноты с трудом читала, хотя очень старалась. А потом, уже в Москве, я окончила Гнесинский институт заочно. Тоже эстрадное отделение, вокал. Потому теперь говорю, что я человек с высшим музыкальным образованием, но без начального.
– Расскажите, пожалуйста, про ваш новый альбом.
– Он называется «Ko-mix». Я его записала самостоятельно, через программу GarageBand на айпаде, и он потом на три года завис на стадии сведения. Я очень рада, что этот этап наконец успешно завершился. Это уже третий сольный альбом, сделанный таким образом. В альбоме танцевальная музыка, я давно об этом мечтала. Кстати, уже набран материал еще на один подобный альбом, названия пока нет, но аранжировки сделаны. Там даже порядок песен расставлен. Но надо еще всю техническую работу проворачивать, я попытаюсь сделать это побыстрее. Фронт работ очень хорошо и отчетливо виден, мне есть чем заняться в ближайшее время. Хотелось, чтобы получилось качественно, звучало модно и заводило. Меня эта музыка заводит. Я материал уже прослушала сто раз, не надоело. Какие сто? Больше! Так что я надеюсь, что альбом понравится и подросткам, и молодежи, и бабушкам, и тетенькам, и дяденькам. Это классная легкая музыка. И еще в ней есть сюжет, драма – все как мы любим!
– Вы автор нескольких книг, причем в совершенно разных жанрах: это и стихи, и проза, мистический реализм. Ваши любимые авторы в литературе? Есть ли авторы, не важно, какой эпохи, от чтения книг которых впечатление осталось на всю жизнь?
– Я люблю выдумку. И сколько я ни читала серьезной литературы, любимыми у меня остаются сказки. Что-то не о нашем мире, а о воображаемых соседних. Для меня всегда было важным ощущение, что наша реальность не плоская и не однозначная. Я с большим азартом и аппетитом вылавливаю даже какие-то отдельные фразы, свидетельствующие о том, что это не так. Это могут быть какие-то коротенькие поделки вроде сказок Петра Бормора («Игры демиургов»), это могут быть миры сэра Макса от Макса Фрая. Это могут быть Нил Гейман, Джон Толкин и Джоан Роулинг. Они, правда, немного для меня темные, мне нравится более светлое. «Незнайка на Луне» Николая Носова – вот отличная книга, «Винни-Пух» Милна, «Алиса» Кэрролла. Что-то такое сказочное, светлое, дающее альтернативу нашей реальности, ощущение дверей, других возможностей бытия.
– Ваше отношение к религии? Вы себя считаете религиозным человеком?
– Религии для меня давно переросли в разряд сказочных описаний мира. Я, как любитель и коллекционер описаний мира, не могу не интересоваться религиями. Не только христианством, но Ведами, кельтским язычеством, древнегреческими мифами. Я понимаю и переживаю религиозное чувство как жизненное ощущение, что существует не только то, что мы видим и можем пощупать. Есть у всего невидимая подоплека. А мы видим только маленький кусочек. Но догмы, ритуалы, иерархии, требование их некритично принимать и фанатично поддерживать, стремление презирать, а то и убивать инакомыслящих – эти явления у меня вызывают протест. Это борьба за власть над умами, телами и ресурсами. Для меня ритуальная часть – это мистерии, которые люди придумывают и исполняют сами для себя, чтобы проникнуться горними вибрациями. И это нормально, это хорошо: люди и танцуют, и театром занимаются, и красивые здания строят для того, чтобы почувствовать трепет высшего. Но не для того, чтобы убивать, порабощать и делать кого-то несчастными, чтобы заставлять упорно блюсти бессмысленные суеверия. Религии часто цепляются за форму и сражаются за нее. Но, по моему ощущению, форма не так уж важна, внешняя позолота и напыщенность вообще не важны, а главное – куда человек внутренне эволюционирует.
– Как-то вы заметили, что некоторые близкие вам идеи могут реализовываться только в кругу неподлых и неагрессивных людей. У вас есть этот круг? Если есть, он большой? Или это семья и несколько друзей?
– Ближний круг очень узкий, буквально несколько человек, с которыми есть доверие. Более широкий – это мои зрители, читатели, собеседники в соцсетях. Часто я не знаю, как эти люди выглядят, мне не важно, в какой стране они живут, какого возраста, какое у них образование, сколько денег. Мы общаемся музыкой, идеями, и это такая важная часть взаимоподдержки. Происходит совместное осознавание мира, структурирование того, что мы переживаем в нем: задач, проблем, опыта, ощущений. Этот круг больше ощущается как сеть.
– А что помогает вам быть счастливой?
– Бытовая устроенность. На самом деле это очень важный фактор. Всю молодость я была ее лишена, и наконец-то она состоялась. Оказывается, неустроенность безумно выматывает, все время дает такой психологический фон боли – подраненный, тревожный. Очень важно быть спокойной, иметь свой угол, инструменты, на которых удобно играть, компьютер, на котором легко работать.
Второй фактор: я трудовая лошадка – я счастлива, когда что-то делаю и у меня получается. Я сильно себя загружаю. И мне не нужен никакой начальник, погонщик, контролер, я сама себе погонщик. Внутри меня есть долг перед своими песнями. Надо каким-то образом передать их в хорошем виде людям. Каждую аранжировать, сыграть на концерте, качественно записать, снять клип, нарисовать картинки, написать про нее в блоге. Это бесконечная работа, которой никогда не становится меньше, всегда есть что еще сделать. И есть песни, для которых я не успела сделать все, что нужно, и они прямо ждут-ждут и просят-просят. И когда я живу в штатном режиме, без катастроф, надрыва и отчаяния, я веду эту работу. Это все очень трудоемко и долго, загрузка многолетняя, и не восемь, а четырнадцать часов в день. И так много-много лет. Зато, когда я делаю и у меня получается, я счастлива. И когда меня в этом поддерживают. Слава богу, действительно поддерживают.
