«Если существует так много Шутов, желающих стать мудрее, почему же и Мудрец не может быть Шутом?» (Жизненный девиз Сальвадора Дали)
Когда мы произносим, а произносим мы их частенько, хрестоматийно известные мысли Н.М. Карамзина и Н.В. Гоголя, давным-давно ставшие крылатыми афоризмами:
«Смеяться, право, не грешно / Над тем, что кажется смешно!», «Чему смеетесь? – Над собою смеетесь!» – то ничего больше к ним не можем добавить… И добавлять-то не требуется!..
Что же – человеку свойственно смеяться надо всем. Над временем, над государством, над собой… Состояние пересмешника из карнавальной маски стало его органичной природой. Оно необходимо ему, как воздух. Без него он уже не представляет собственной жизни. Оно становится неотъемлемой частью любой мистерии и неизменной основной составляющей религии и мифологии. Объяснить это можно осознанием собственной греховности, присущим, безусловно, в меньшей степени античному, а в большей средневековому человеку.
Тягостное чувство личной греховности, возникавшее духовной антитезой идеальной модели святости, принятой за образец, не могло, в конце концов, не вылиться в эпатажное осмысление повседневной действительности, что в какой-то мере способствовало возникновению “института шутовства” в Европе и “института юродства” на Руси.
Сами “институты шутовства и юродства” как духовные проявления историко-культурного плана и как социо-структурные образования имеют огромное значение для изучения мирового культурного процесса в целом, не говоря уже о разделении на виды искусства и более конкретном делении на жанры.
Многим с детства приходилось слышать синонимы: скоморох, юродивый, Петрушка, Арлекин, Полишинель, Клоун… Действо перечисленных персонажей нередко именовали Буффонадой…
Ошибочно полагать, что шутовство и скоморошество – только профессия, занятие шута и скомороха в средневековой Европе и на Древней Руси. Это понятие значительно шире, чем его трактуют различные словари. Шутовство и скоморошество – образ жизни, мировоззрение практически любого средневекового художника. Природа скоморошества и юродства в средневековой Руси была точно такой же, как природа трубадуров, миннезингеров, менестрелей и вагантов средневековой Европы. Частные различия, обусловленные национальным своеобразием, жизненным укладом, не отменяют общих закономерностей развития названных направлений. Следовательно, необходимо рассматривать шутовство и скоморошество как исторические явления европейского масштаба. Это, как никто другой, понимал М. М. Бахтин – создатель поэтики карнавала и карнавализации…
Мы привыкли к традиционному изображению шутов. Когда мы произносим слово шут – сразу же перед глазами встает картинка: эдакий остряк-балагур в немыслимом колпаке с бубенцами. Три длинных конца колпака символизируют ослиные уши и хвост – атрибуты карнавальных костюмов во время римских Сатурналий и «ослиных процессий» раннего средневековья.
В карточных играх шут играет роль символа. В Таро, к примеру, шут — карта Старших Арканов (карта 0 в английской традиции, карта 22 — во французской). Занятно, что основным камнем преткновения в споре двух школ Таро — является именно нумерация карты «Шут». В стандартной колоде игральных карт существуют два Джокера. Это карты с изображением шута, которые в большинстве игр стандартной колодой могут заменить в комбинации любую другую карту по желанию играющего.
О существовании шутов как профессиональной касты допустимо говорить со времени родоплеменного общества. Плиний Старший упоминает царского шута («planus regius») описывая визит Апеллеса во дворец эллинистического царя Птолемея I. Тем не менее, как отмечал М. М. Бахтин, в основном определение шут ассоциируется с европейским средневековьем.
Шут – символическое зеркальное отражение, близнец, тень короля. Шуты воспринимались как люди, оставшиеся по божьей воле недоразвитыми детьми. Не только люди с актерскими способностями, но и люди с психическими заболеваниями зачастую зарабатывали шутовством средства к существованию.
Суфийские мистики издревле слагали притчи о Ходже Насреддине, который, возможно был шутом самого Тамерлана.
Все королевские дворы средневековья нанимали различного рода шутов, в умения которых входило музицирование, жонглирование, актерство и загадывание загадок.
Наибольшего расцвета институт шутовства достиг в период правления Елизаветы I Английской, современником и подданным которой был легендарный Уильям Шекспир, по сути, также являвшийся Шутом и Лицедеем.
C наступлением эпохи Просвещения и Реформации традиция найма шутов прервалась.
Если говорить про шутовство на Руси, то это, как уже мною указывалось выше – скоморошество, имеющее давние традиции.
Постоянный излюбленный персонаж русских сказок Иван-дурак (ср. – en. Fool, – en. Joker) часто противопоставляется Царю именно в качестве носителя некого тайного знания, кажущегося глупостью.
При русском барском доме или дворце содержались шуты, в обязанности которых входило развлекать забавными выходками господ и гостей.
При дворе русских царей, а после и императоров также содержались шуты. Известны придворные шуты Петра Великого – Иван Александрович Балакирев, вошедший в историю множеством рассказанных якобы им анекдотов, и Ян д’Акоста, которому за политические и богословские споры Пётр пожаловал остров в Финском заливе и титул «Самоедского Короля».
Во все времена и у всех народов шуты были мудрыми советниками королей. Они со знанием дела и весьма активно занимались политикой. Имя польского дворцового шута Станьчыка сохранилось в польском фольклоре как синоним острослова, высмеивающего текущие политические события. В период новой истории эта фигура стала символом для многих поляков.
Король Тонга Тауфаахау Тупоу V – первый в новейшей истории монарх, официально нанявший шута на королевскую службу. Шутом стал некто Джесс Богдонофф, призванный на эту должность в 1999 году. Сохранить должность ему, однако не удалось, так как в 2001 «шут» был уличён в серьёзных финансовых хищениях (параллельно Богдонофф занимал должность финансового советника короля) и вынужден был покинуть королевство.
Некоторые современные исследователи, на мой взгляд, вполне оправданно считают средневековых шутов также и носителями древних духовных традиций и тайных знаний.
Вот и книга Дмитрия Гаврилова «Трюкач. Лицедей. Игрок: образ Трикстера в евроазиатском фольклоре» – дерзкая исследовательская попытка осмыслить мировую мифологию с иных, не онтологических позиций, но, если быть точнее – стремление создать свою онтологию.
Кто такой Вакх? – Трикстер? – Трикстер. Кто такой Прометей? – Трикстер? – Трикстер. Не говорю уже о Дионисе и Гермесе (он же Меркурий), близком нам, атлантологам – Гермесе Трисмегисте (он же Тот Трисмегист, Атлант), Локи, Мефистофеле, Велесе, Бароне Субботе, Сунь Укуне, Тескатлипоке…
В эпических литературных памятниках и фольклоре есть великое множество примеров Трикстеров… Кто такие Гильгамеш, Зигфрид, Беовульф, Мерлин, король Артур, Гамлет Саксона Грамматика, Тиль Уленшпигель, Святогор, Илья Муромец, если не Трикстеры?..
Архетип Трикстера с течением времени значительно эволюционировал в контексте мировой литературы – Ахиллес, Одиссей, развеселая гоп-компания из поэмы Себастиана Брандта «Корабль дураков», Панург, Гамлет, великолепные шекспировские шуты – Оселок («Как вам это понравится»), Шут («Король Лир»), Тринкуло («Буря»), Башка («Бесплодные усилия любви»), Фесте («Двенадцатая ночь»), Ланчелот Гоббо («Венецианский купец»), Лаваш («Все хорошо, что хорошо кончается»), Йорик («Гамлет»), Шут («Тимон Афинский»), Пэк («Сон в летнюю ночь»), Терсит (комедия «Троил и Крессида»), Шут («Отелло»), Дромио Сиракузский и Дромио Эфесский («Комедия Ошибок»), Спид («Два веронца»); Фауст с Мефистофелем, Шико, Франкенштейн, доктор Джекил, Панночка, наконец, сам Воланд со свитою и Мастер с Маргаритою, Остап Бендер, альтист Данилов…
Музыкальная культура также изобилует образами шутов – это и Риголлетто – титульный герой оперы Верди, и Паяцы — действующие лица в одноименной опере (it. Pagliacci) Руджеро Леонкавалло, и Дагонет — шут Короля Артура в средневековых романсах…
C 2001 года в Москве, на сцене театра «Ленком» идёт последняя пьеса Григория Горина «Шут Балакирев» (постановка Марка Захарова). Прототипом главного героя является реальный исторический персонаж Иван Александрович Балакирев — придворный шут и слуга Императора Петра I и императрицы Екатерины I. Шут в трактовке Горина — это не просто остроумный лицедей, но и всеобщий любимец, вобравший в себя оптимизм народа, его отвагу и веселую удаль.
В России существует популярная рок-группа «Король и Шут», творческая философия которой основана на образе Шута, также группа использует русские фольклорные элементы и элементы европейской средневековой готики.
ХХ век открыл новые грани в образе Трикстера. Произошло это благодаря кинематографу. Ряды Трикстеров пополнили обаятельные герои Чарли Чаплина, Трус – Балбес – Бывалый – кинообразы, созданные Георгием Вициным Юрием Никулиным, и Евгением Моргуновым; Фантомас, Стэнли Ипкисс в маске бога Локи, капитан Джек Воробей из серии фильмов «Пираты Карибского моря», Джокер из фильма «Темный рыцарь», фотожурналист из фильма «Апокалипсис Сегодня», как и Рядовой Шутник (private Joker) из «Цельнометаллической оболочки», а далее различные невероятные монстры, которых не возможно перечислить при всем желании…
Архетип Трикстера прочно занял свое место в мировой культуре и без осмысления и осознания его духовного феномена невозможно получить полной картины достижений человечества…
О. О. Столяров, кандидат филологических наук, доцент, член Союза Писателей России
Опубликовано: Столяров О.O. Природа Шутовства / Гаврилов Д.А. Трюкач. Лицедей. Игрок. Образ трикстера в евроазиатском фольклоре. М.: «Ганга», ИЦ «Слава», 2009. 288 с. С.5–10.
