Фигура змея в мифологиях народов мира представляет собой с одной стороны канонический и статичный, с другой же – многогранный по описанию и значению образ. Главной чертой его зачастую является деструктивная роль в мифологическом сюжете, которая объясняется его хтонической природой. Интересной особенностью образа Змея является его неописуемость, Змей – результат соединения нескольких существ, он может слагаться из очень разных животных [5, с. 247]. Миф хранит множество змеиных образов, участвующих в большом количестве уникальных сюжетов, например, можно вспомнить Мирового Змея Ёрмунганда из скандинавской мифологии, который опоясывает Мидгард в ожидании Рагнарёка [3, с. 245]. Славянские мифологические воззрения на образ и сюжетное назначение Змея куда более разнообразны и во многом неповторимы. Жанр южнославянских мифологических песен сохранил огромное количество уникальных сюжетов, от которых у других славянских народов остались лишь прозаические параллели [4, с. 8]. Образу змея в сюжетах «Песен южных славян» свойственно множество ипостасей: от воплощения природных явлений и стихий до антропоморфных образов, которые тоже неоднозначны: вполне понятный в прочтении через призму змееборческих мотивов змей-антагонист, архаичный для славянской мифопоэтики образ змея-похитителя девы, женский образ змеи («змеихи»), образ Змеевича, змея-покровителя, наделенного геройскими и трикстерскими чертами [4, с. 9].
Песня «Рада и два змея» повествует о похищении девы огненным Змеем, что, несомненно, несет в себе архаичный мотив ритуального назначения (союз Змея и Девы). Змей антропоморфен и является не один, обладает способностью говорить:
«Навстречу идут два змея, // Огняника два навстречу. // Старший прошел мимо Рады, // Младший остановился // И напился из корчаги. // И говорит он Раде: // "Рада, милая Рада, // Ко мне, что ни вечер, приходишь, // Всегда мне цветы приносишь, // А нынче ты без цветочков"» [4, c. 61].
Противостоять Змею пытается мать девушки, которая называется самим Змеем «колдуньей и волховицей». Она пытается уберечь свою дочь и «разные травы вшивает» в ее рубашку, но особым ее деянием является то, что она закалывает живую змею белым шипом. В этом действии прослеживается элемент сакрального параллелизма: чтобы спасти девушку от Змея, нужно принести в жертву змею. Однако, как бы ни колдовала мать, назначение Змея-похитителя сильнее бытовой магии, он уносит суженую:
«Взял он Раду и поднял, // Поднял высоко в небо, // До самых скал высоченных, // До каменных скал ее поднял, // В широкие пещеры» [4, с. 62].
В песне «Радка и Змей» раскрывается мотив сватовства Змея к Деве. Здесь Змей также антропоморфен является не один, а со «змеями», «змеихами» и «змеенышами». Все они уговаривают её пойти с ними:
«Девица, красная Рада, // Ты расплети свои косы, // По-нашему заплетем их, // По-нашенски, по-змеински!» [4, с. 63].
Девушка согласилась на этот союз, однако на пути в лес проявила хитрость и подожгла сено, в котором были отпугивающие Змея травы: «жёлтый донник» и «тонкая горячавка», что помогло ей освободиться от змеиных пут.
Если в ранее описанных песнях образ Змея мужской, то в песне «Овчар и Змеиха» – женский. В контексте мифологического материала это подтверждает разнообразие образа Змея, возможность этого образа осуществлять различные трансформации, сохраняя аутентичный сюжет в своем ядре. В песне Змеиха пытается заполучить молодца, она приходит к нему по вечерам и ложится с ним:
«С недавней поры, матушка, // Змеиха ко мне приходит, // По вечерам приходит. // Если огонь пылает, // Змеиха к огню подходит, // Берет из огня головню // И побивает дружину, // А после ко мне приходит, // Спать ложится со мною» [4, с. 65].
Отмечается также привлекательность девушки-змеи:
«Лицом хороша змеиха, // Когда на нее глянули, // Лицо ее светит, как солнце. // Стан у нее тонкий, // Коса у нее золотая» [4, с. 65].
Как и в предыдущих песнях, мать (теперь сына, а не «жертвенной девы») при помощи ворожбы предпринимает попытку спасти молодца, «отсушивает змеиху» при помощи колдовских трав.
В случае со спасением сына это помогает, очередным вечером змея сбегает без возможности обрести «жениха»:
«К Тодору подходила. // Но чуть подошла поближе, // Прочь от него побежала, // В чащу она полетела. // И так она верещала, // Что лес отозвался эхом, // Всех пастухов разбудило» [4, с. 66].
Союз человека со змеей в «Песнях южных славян» имеет различную коннотацию. И Змей, и Змеиха выбирают себе в партнеры людей, однако юноше удается избежать любовной связи с девушкой-змеей, в то время как девушке – нет [1]. Это объясняется принципом первобытной диалектики, где образ песенного молодца негласно хранит внутри себя назначение змееборца, защитника людей, война, и в противостоянии «Молодец (герой) – Змея (змей)» хтоническое всегда будет повержено. Ситуация с союзом «девушка – Змей» иная: с древних времен славянские народы были настроены к Змею положительно, считалось, что он может выступать в роли покровителя, оберегающего поселение от врагов. Вследствие такого прочтения отношения девушки и Змея не являются фатальными, а понимаются как жертва за защиту.
В песне «Секула-дитя и змея шестикрыла» повествование развивается в русле нетрадиционного змееборческого сюжета. Стоит отметить, что в данной песне змея обладает многокрылостью, это является метафорой быстроты полета, выражением качества через множество (позднее явление) [5, с. 248]. Также она имеет свойства змея-поглотителя [5, с. 226]: встреча молодца и змеи происходит в момент пожирания змеей оленя, в этот же момент хтоническое существо обманывает богатыря, обещая ему награду за помощь: «Ой ты, богатырь, юнак безвестный, // Обруби рога у серого оленя, // Чтобы мне глотать сподручней было! // Одарю тебя за это щедро» [4, с. 70]. Вместо обещанной награды змея желает пожрать и коня молодца, обманутый юноша призывает на помощь своего дядю Королевича Марко, которому змея велит вспороть ей живот, чтобы освободить коня и оленя:
«Не бей, Марко, палицею желтой! // Пришибешь ты серого оленя, // Заодно убьешь коня Секулы. // Лучше ты возьми свой ножик фряжский // Да вспори мне клятую утробу. // Вытащишь и серого оленя, // И освободишь коня Секулы» [4, с. 70].
Удивительным является тот факт, что змея сама сдается богатырю и даже подсказывает, каким образом лучше будет высвободить поглощенных ею существ, так, внешние черты змея-поглотителя и мотива змееборства [2] сохранены, но имеют идентичную и специфическую сюжетную реализацию.
В сюжете песни «Бранко-юнак и лютая змея» змееборство традиционно. Молодец Бранко узнает о змее «о трех главах», с шестью крыльями и двенадцатью хвостами. Все эти элементы образа созданы для усиления его особых деструктивных качеств: многоголовость – гипертрофированный образ пожирания, уже ранее упомянутая многокрылость – быстрота полета [5, с. 248]. Бранко вызывается на бой со змеей не из-за геройского фатума:
«Похвалялся Бранко-юнак, // Вызывался не из геройства, // Вызывался с сильного хмеля» [4, с. 71].
Описание поведения змеи при встрече с молодцем подтверждает ее абсолютную деструктивную природу:
«Зашумела и зашипела, // Она дыхом лавины рушит, // И трясет крылами всю землю, // И ногами леса ломает, // Где пройдет она — все увянет, // А где ступит, там все посохнет» [4, с. 72-73]. Чтобы победить чудовище, Бранко обманывает лютую змею, говоря, что «не губить я тебя приехал, // просто мимо ехал в Загорье» [4, с. 73].
Благодаря своей хитрости молодец сражает змею своей саблей, а в награду за подвиг получает лучшую деву и геройскую славу.
Песня «Змей-жених» – результат эволюции образа Змея. Змеевич, выступающий центральным образом песни, уже не огненный змей-похититель, а герой, имеющий знатную родословную (он сын короля), рожденный благодаря волшебному вмешательству: перу золотой рыбки, которую принес отец его матери. Он все также желает заполучить деву, но теперь, как настоящий эпический или сказочный герой, добивается ее посредством своих особых качеств и навыков: магической силе, диктуемой ему собственной природой.
Именно благодаря ей ему удается решить поставленную задачу:
«Привести своих нарядных сватов <…> Чтоб лучом их солнце не коснулось, // Чтоб роса на них не опустилась» [4, с. 83]
в город к своей потенциальной невесте. Когда они ехали свататься, облако простиралось от одного града до другого, что и помогло избежать росы и солнечных лучей:
«Двинулись от города Будима, // А над ними взвился синий облак, // От Будима и до Призрен-града // Солнце их лучами не коснулось // И роса на них не опустилась» [4, с. 83-84].
Тот факт, что Змеевич вызывает собой облако, объясняется тем, что даже его рождение сопровождается громом и молниями [4, с. 9]. Таким образом, в представленной песне мы обнаруживаем процесс перемены назначения образа Змея с абсолютно хтонического и мифологического на литературный и эпический.
В ходе анализа текстов южно-славянских песен было обнаружено не только разнообразие мифологического хтонического образа Змея, но и рассмотрена возможность его трансформации. С охраняя свою архаичную природу, данный образ преодолевает путь от статичного элемента мифа, символизирующего стихии воды и земли, до полноценного эпического героя, который вынужден при помощи смекалки и магических способностей достигнуть желаемого, разница между стандартным образом героя древнего эпоса или сказки и героем-змеем состоит в том, что Змей не обретает этих навыков в процессе своего пути, они существуют в нем изначально, в его мифологическом коде. Разнообразие образа Змея определяется и в реализации змееборческих мотивов песен: герой сражается не со Змеем, а со змеей, которая, к слову, является централизованным элементом сюжета, а её противник, вопреки общепринятым законам эпоса, не является абсолютным представителем касты воинов, наоборот, геройской коннотацией он наделяется уже после победы над змеей. Особенно важно отметить, что в "Песнях южных славян", в отличие от мифологических сюжетов других славянских народов, сохранилось множество песен, повествующих о союзе Змея (змеи) с девой (молодцем), который является важным элементом литературного отражения обрядовости древнего народа.
Литература
Козлова Н.К. Восточнославянские мифологические рассказы о змеях. Систематика. Исследование : монография. Омск: Издательский дом «Наука», 2006. 460 с.
Мелетинский Е.М. Поэтика мифа : монография. М.: Языки русской культуры, 1995. 688 с.
Мифология : энциклопедия / гл. ред. Е. М. Мелетинский. М.: Большая Российская энциклопедия, 2003. 736 с.
Песни южных славян / под ред. В. Санович, С. Чулков, Библиотека всемирной литературы, серия первая, том 11. М.: Художественная литература, 1976. 478 с.
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 1998. 512 с.
Славянские древности : словарь / Т.А. Агапкина, О.В. Белова, М.М. Валенцова [и др.] ; под ред. Н.И. Толстого. М.: Международные отношения, 2014. Т. 2.
Кирий А.В., Ткаченко В.В. Образ Змея в «Песнях южных славян» [статья в сборнике трудов конференции] // Актуальный вопросы современной филологии: теория, практика, перспективы развития. Краснодар, 2022. С. 333-336.
