На одном берегу реки жил царь, как его звали, никто уже и не помнит. А на другом — стояла избушка Семена-Ложкаря. Мастер был — каких мало. Ложки деревянные вырезал — загляденье! Прослышал царь про Семена, да и приказал ему сделать ложки для своей армии. Семен приказ исполнил.


Фото : Александр Бурый

Солдатам — хорошо: поел похлебку, ложку сполоснул, за голенище сапога сунул и пошел в поход. Прознали о мастере во всей земле, посыпались на него заказы. Семен-Ложкарь понял, что не справиться ему со всей работой, поджег свою избу и сбежал в дремучий лес. Но от искры пожара родилось чудо чудесное — роспись наикрасивейшая, какой больше нигде нет. Вот так, по преданию, и появилась на свете золотая Хохлома. И хотя легенд о рождении хохломской росписи не менее восьми, в городе Семенове, сегодняшнем центре традиционного русского промысла, любят именно эту. Так что на фабрике "Хохломская роспись" с гордостью показывают всем гостям памятник тому самому Семену-Ложкарю.

Триста с лишним лет назад в Нижегородской земле появилась уникальная роспись, которую сегодня знают и ценят во всем мире. Считается, что "родителями" хохломы были волжские старообрядцы, среди которых обреталось немало иконописцев и мастеров книжной миниатюры. Они-то и придумали, как красить деревянную посуду в золотой цвет без использования золота и расписывать ее удивительными узорами...

— А почему все-таки посуду красили именно в золотой цвет?

— Для искусствоведов это загадка. Скорее всего, потому, что такая "золотая" посуда напоминала царскую утварь. Только та была из настоящего золота,

— улыбается Валентина Семеновна Дашкова, бывший главный художник фабрики "Хохломская роспись", а ныне художественный эксперт, стоящий на защите интеллектуальной собственности предприятия.


Фото: Александр Бурый Памятник легендарному Семену-Ложкарю

Баклуши и болванки

Пока мы идем к корпусам — а территория фабрики огромная, аж 24 гектара! — Валентина Семеновна успевает рассказать о Георгии Петровиче Матвееве — человеке, благодаря которому хохломская роспись не канула в Лету, не погибла в бурях революций и войн. Долгие годы Матвеев собирал и бережно хранил уникальные хохломские изделия. В 1916 году при поддержке Максима Горького он создает в Семенове школу художественной обработки дерева, в 1934 году — открывает здесь музей кустарно-художественных промыслов. Школа эта, кстати, работает и сегодня и в нынешнем году отметит свой столетний юбилей. Как и фабрика, выросшая из артели, созданной выпускниками школы.

"Мы до сих пор храним его рисунки. Георгий Петрович Матвеев — это наш учитель, оставивший огромное и бесценное наследие",

— с гордостью говорит Валентина Семеновна.

Мы попросили показать нам весь цикл производства хохломских изделий — с самого начала, а потому первым делом нас привели полюбоваться на огромные бревна липы и березы. Как минимум год они выдерживаются при уличной температуре. Можно сказать, что отсюда и начинается путь будущих "золотых" ложек, чашек, братин и прочего добра.

Подавляющая часть хохломских изделий изготавливается из липы, а из березы, как говорит Валентина Семеновна,

"ножки для мебели делаем, ложки, доски разделочные"

Пока мы разглядываем огромные серебристые стволы, она объясняет:

"Липа очень дорогая, мы ее отовсюду везем. И ведь как бывает? Внутри бревна могут быть какие-то дефекты. Вот видите — трещина? И непонятно, где она заканчивается. Все, что возможно, используем в работе, даже самые маленькие болванки. Но, к сожалению, у нас не так уж и много наименований ассортимента, которые можно получить из таких болванок. Ну, вот бусы, например. Или пеналы для карандашей"


Фото: Александр Бурый Валентина Семеновна Дашкова всю жизнь трудится на фабрике "Хохломская роспись"

Мы переходим в соседний цех, где огромные бревна распиливают гигантскими пилами, превращают в чурбаны, а затем обтачивают в болванки и тут же их сортируют по размеру. Надсадно гудят моторы, во все стороны брызжут золотистые щепки, вкусно пахнет деревом.

Зато в комнате у резчиков тихо и спокойно. Мастера работают так быстро и уверенно, что только диву даешься. Один из них вырезает фигуру огромного лебедя — будущую братину. Работает резцами и теслами, что-то подрезает, что-то подтачивает, крутит заготовку в руках, примеряется, снимает миллиметровую стружку и на глаз оценивает правильность изгиба.

— Между прочим, и триста лет назад мастера работали точно такими же инструментами,

— говорит Валентина Семеновна.

— Форма изделий, конечно же, совершенствуется, а вот инструменты — те же. Знаете, у нас даже кузница своя на производстве есть, потому что никто нам такой инструмент не сделает.

Смотреть на то, как из болванок и баклуш мастера изготавливают "белье" (так называют неокрашенные изделия. — Прим. авт.) вручную или на токарных станках, можно бесконечно. И правда: есть что-то завораживающее в фейерверке летящих из-под резцов длинных стружек...

Между прочим, даже стружка на фабрике идет в дело. Ее собирают и отправляют в специальный прессовальный цех, где при помощи смолы и высокой температуры превращают в тарелки или крышки детских столиков, которые можно увидеть практически в любом детском саду...

Следующий огромный цех заставлен стеллажами, на которых стоят рюмочки, тарелочки, чашки, кувшины, братины и еще много всякой всячины. Все эти предметы темно-коричневого, "глиняного" цвета. Одни шероховатые и матовые, другие — гладкие и блестящие. Мы прибыли в цех, где происходит грунтовка, шпатлевка и шлифовка изделий. Это — еще одно важное звено в технологической цепочке: нужно убрать шероховатости и заполнить поры древесины. Очень тонким слоем масляного грунта тщательно покрывают каждое изделие, просушивают, а затем так же тщательно шлифуют. И делают это все тоже вручную.

Без этих операций никак не обойтись, ведь посуда, пусть даже и роскошная хохломская, вещь все-таки утилитарная. Хотя как-то жалко из золотой хохломской тарелки, скажем, горячую уху хлебать.

"Да почему ж жалко-то?

— удивляется Валентина Семеновна.

— Мы до сих пор в лаборатории с девочками и уху, и супы горячие едим из этой посуды. Уже тридцать лет ею пользуемся — и ничего! У нас, между прочим, сертификаты соответствия есть, то есть нашей посудой действительно можно пользоваться, есть, пить из нее"


Фото: Александр Бурый Один из лучших токарей фабрики, Сергей Белодуб

Четыре матрены

...Мы, не сдержавшись, ахнули, когда оказались в этой небольшой комнате. Вокруг нас стояли сотни заготовок для матрешек разного размера — от самых крохотных до огромных. Белые, ладные, все — как на подбор. Здесь работницы фабрики вручную грунтуют каждую заготовку в течение трех дней обыкновенным пищевым крахмалом.

"Вот, смочили, потом втираем крахмал, чтобы все поры прогрунтовались,

— объясняет одна из сотрудниц, аккуратно "умывая" очередную матрешку густой белой жидкостью.

— Так в первый день, потом — во второй и то же самое — в третий. За три дня — три слоя, зато краска потом не растекается"

Между прочим, матрешек потом еще и лакируют. И тоже делают это исключительно вручную.

— А это не вредно — вот так с лаком работать?

— интересуемся мы.

— Да не знаю, раньше работа считалась вредной, сейчас — нет,

— хитро улыбается лакировщица Антонина.

— Ну, молока стараемся больше пить, яйца свежие едим. Да это ладно. Вот спину прихватило — вот это да! На огородах-то гнуться надо. Ну, ничего, сейчас разработаемся.

Антонина зачерпнула лак и начала нежно оглаживать большую матрешку...

В зале, где расположились художницы, рисующие матрешек, царит тишина и пахнет красками. Именно здесь и появляются четыре вида матрешек, которые сегодня выпускают на фабрике: традиционная семеновская, нетрадиционная семеновская, хохломская и авторская.

В этом цеху глаза разбегаются от количества красивых деревянных куколок. Каких тут только нет! Есть даже Деды Морозы и Снегурочки... Но больше всего, конечно, традиционных семеновских матрешек — в желтых платочках, красных юбках и белых фартуках, украшенных луговыми цветами.

Только тут становится понятно, что лица-то у всех матрешек, оказывается, разные! У одних глаза круглые, у других — с паволокой, у третьих — волосы на прямой пробор, а у четвертых — замысловатые локоны.

Но самые красивые — это авторские матрешки. Всего шести ­художницам доверено право рисовать таких необычных кукол. И знаете что? Они ведь матрешек с себя рисуют!

— Это верно,

— подтверждает Валентина Семеновна.

— Каждая рисует себя. Вот, посмотрите, какие у нас мастерицы: Наталья Швецова и Татьяна Смирнова. И вот их матрешки. Похожи?

Еще как!

Попрощавшись с матрешками, мы поспешили за нашей провожатой, которая ввела нас в цех, где заготовки изделий проходят последние стадии перед тем, как приобрести чудесное золотое сияние.

Именно здесь их несколько раз покрывают олифой, просушивают, а затем отправляют на лужение — "подмазольчиком" из поролона втирают полуду. Это такая алюминиевая пудра (раньше вместо алюминия втирали олово. — Прим. авт.), которая, прилипая к слою олифы, распределяется по поверхности в несколько слоев, образуя свое­образный панцирь. Луженые деревянные фигуры и посуда выглядят так, будто они сделаны из алюминия. Целые стеллажи "­металлической" посуды — это, надо признаться, впечатляет!

Ну а потом изделия отправляются в печь, где после закаливания они приобретают тот самый знаменитый хохломской золотой цвет. Однако бывает и так, что после печи фигуры и посуда сохраняют цвет алюминия. И это вовсе не брак.

"Иногда заказчики специально просят сделать не золотую, а серебряную хохлому,

— разводит руками Валентина Семеновна.

— Ну, вот и получается такая, если можно так выразиться, редкая хохлома. Хотя нам подобное не очень нравится — все-таки это отход от традиций"


Фото: Александр Бурый То, что здесь работают резчики высочайшего класса, видно с первого взгляда

Мастера росписи

У дверей следующего цеха Валентина Семеновна останавливается, делает многозначительную паузу и торжественно объявляет:

"А сейчас мы с вами войдем в художественный цех. Это — наша гордость. Здесь работают наши художники. Это замечательные и очень талантливые люди"

Огромный светлый зал уставлен стеллажами и комнатными цветами в горшках. Здесь изделия приобретают свой законченный вид и отсюда отправляются на лакировку и в печь в последний раз. После чего сортируются, упаковываются и отправляются на склад готовых изделий, а затем уже — в магазины.

За длинными столами, уставленными баночками с масляными красками и стаканчиками с пучками кисточек, сидят женщины, склонившиеся над работой. И тут — снова открытие: изделия, которые они расписывают, художницы держат не на столах, а на... коленях! Оказывается, именно так по традиции работают мастера хохломской росписи. Причем это сегодня они сидят на обычных стульях, а раньше художники усаживались на маленькие табуреточки.

— Ну, вот такая была традиция,

— разводит руками Валентина Семеновна.

— Да, вот так садились и, скорчившись, писали. Я, например, тоже работала на табуреточке, когда пришла на фабрику в 1972 году. И помню, сколько было капризов, когда в 80-е годы художников начали пересаживать за обычные столы и на обычные стулья.

Здесь куда ни глянешь — везде на золоте распускаются нежные цветы, вьются веточки, алеют ягоды, взлетают жар-птицы... Кисточки двигаются с такой скоростью, что только диву даешься. Попытки самостоятельно разобраться в том, в каком стиле какая из мастериц пишет, терпят полное фиаско. Где "травка", где "царская кудрина" — как тут разберешь, если не специалист? А ведь есть еще "пряник" — очень редкий сегодня орнамент.

— Ну, вот же — это "царская кудрина",

— объясняет Валентина Семеновна.

— Видите? "Царская кудрина" состоит всего лишь из двух цветовых решений. Золото — цвет солнца, черное — жизнь не проходит без скорби. А "кудрина торжество" — это тот же черный и красный — цвет праздника. Но, понимаете, при этом ведь каждая мастерица вносит что-то и от себя. Вот она сегодня пришла в определенном настроении, может, она возьмет и оранжевые глазочки какие-нибудь здесь сделает, а вот тут — какие-то красные вкрапления и какие-то ягодки. То есть все зависит от творческой фантазии конкретного художника. Поэтому видов орнамента очень много, мы стараемся их классифицировать, но это тяжелый процесс, потому что все время появляется что-то новое.

У каждой мастерицы — свой конек. Вот, например, Марина Важнева рисует рябину, клубнику или вишенку так, что с настоящими можно спутать. У Татьяны Калининой главный козырь — ромашки. Заслуженный художник России Ирина ­Воробьева — лучший специалист, как тут говорят, "по крупным ­формам". А Зоя Никуличева работает со скоростью, удивительной даже для коллег. Специализация Ирины Каравашкиной — та самая "царская кудрина". Соче­тание тонкого письма, чувства формы и ритма — стихия Елены Житяйкиной. А Надежда ­Самедова — одна из самых талантливых мастериц по фоновому письму. Вообще, за все время работы фабрики звание заслуженных художников России получили 23 работницы, заслуженных мастеров Нижегородской области — 12 сотрудниц, а еще три стали лауреатами премии Ленинского комсомола.

Святая святых фабрики — творческая лаборатория. Здесь рождается все новое: новые формы изделий, новые орнаменты, новые рисунки. Здесь хранятся архивы, в которых можно найти рисунки и Георгия Петровича Матвеева, и выдающихся мастеров 60–70-х годов. Здесь работают самые сильные профессионалы, самые одаренные, заслуженные художники. Анастасия Дмитриевна Лопаткина — лучший художник-травник, Светлана Меньшова разрабатывает необычные элементы орнамента, Наталья Напылова справляется с любыми узорами, лауреат премии Ленинского комсомола Валентина Калентьевна Швецова — вообще человек-легенда...


Фото: Александр Бурый Грунтовка, шпатлевка, шлифовка — важнейший технологический цикл

Горькая правда

Пока мы идем в иконописную мастерскую — на фабрике и такая есть, — продолжаем разговор о художественном цехе.

— Вот я вам сказала, что наш ­художественный цех — это наша гордость. И это чистая правда. Про каждую из работающих здесь художниц можно песню петь,

— говорит Валентина Семе­новна. Потом вдруг умолкает и через мгновение грустно продолжает:

— Сегодня здесь триста человек работают. А раньше работали и шестьсот, и семьсот... Но, видите, сейчас столы полупустые. Вот где наша тревога, вот где наша боль.

— Валентина Семеновна, мы видели весь процесс производства хохломы, прошли почти все ваши цеха. И знаете что настораживает? Во-первых, среди художников нет мужчин, а ведь раньше росписью занимались именно они. А во-вторых, мы почти не увидели работников моложе тридцати лет...

— Это — горькая правда. Наша школа работает и сегодня, но желающих учиться там заметно меньше, чем раньше. Вот, например, в последние два года мы даже не смогли набрать ребят на токарное обучение, а уж заманить их на художественное... А ведь раньше конкурс на место был! Это было почетно — поступить в нашу семеновскую школу... А теперь... Очень мало практики у наших студентов, может быть, они не успевают влюбиться в этот промысел. А ведь его нужно любить, его нужно понять, почувствовать, иначе как продолжать вековые традиции? Это же очень важно! Это вам не у компьютера сидеть, нужно руками, душой, сердцем к нашему делу прирасти. Мы об этой проблеме кричим уже просто, постоянно говорим на всех заседаниях, совещаниях, круглых столах: необходим какой-то координационный центр, который бы за счет государства обучал мастеров, а потом хотя бы лет пять еще их поддерживал — материально, социально... Ведь таких людей, как, к примеру, Валентина Калентьевна Швецова, мало осталось. Тех, кто полностью отдает себя промыслу. Знаете, как она говорит? "Даже если зарплату не будут платить, я все равно буду работать".

— Судя по всему, заработная плата молодых тут не привлекает?

— Ребята, которые к нам приходят из профтехшколы, первые несколько лет получают всего 3–5 тысяч в месяц, работа-то у нас сдельная. Администрация предприятия первое время помогает им и материально, и социально... Но все равно, это их не устраивает.

— 3–5 тысяч за такую тяжелую ручную работу?!

— Да. Выживать нам очень ­сложно.

— Но ведь это же хохломская рос­пись! Уникальный русский народный промысел!

— Это вроде бы все знают. Но... По большому счету, нам нужны государственные дотации, нам нужна поддержка государства, иначе этот огромный культурный пласт — и не только наша хохлома, а вообще народные промыслы — просто рухнет. И мы об этом кричим уже просто где можем. Знаете, вот недавно ко мне подошла одна наша молодая художница, на которую мы возлагаем большие надежды, и говорит: "Мне стыдно признаться людям, что я работаю художницей, потому что у меня маленькая зарплата. И никому это все не нужно". Мне было очень больно это слышать. Как же так? Ведь это — угроза городу! Не будет мастеров — не будет города. Семенов — это же хохломская роспись, у нас предприятие — градообразующее. Ну почему нам нельзя помочь? У нас ведь масса проблем. Да один контрафакт чего стоит!

— Много подделок?

— Хватает. Один Китай чего ­стоит!

— Как — Китай? Они что — владеют вашей технологией?!

— Да что вы, какая технология! Они из Интернета берут рисунок, распечатывают и наклеивают на изделия. Конечно, это халтура, но у незнающих людей складывается впечатление, что это — хохлома. Кроме того, нам приходится судиться с предприятиями, которые используют без разрешения наш орнамент в своих изделиях. И таких немало. Несколько дел мы уже выиграли. Но это все очень сложно: вот берут наш рисунок, веточку одну всего лишь не в ту сторону пускают или вместо раскрывшегося цветка бутон рисуют, ну вот иди и доказывай...


Фото: Александр Бурый Заготовки для матрешек грунтуют не масляным грунтом, а обычным пищевым крахмалом

Хохломские иконы

Иконописная мастерская на фабрике появилась более двадцати лет назад, художников тут немного, и это понятно: здесь каждая работа — штучная, на заказ. Доски для икон — хохломские, они проходят тот же процесс золочения, что и остальные изделия. То есть доски здесь не левкасят, как обычно. Наносят рисунок на "золото" и покрывают лаками. Получается довольно интересный эффект: как будто икона выполнена с использованием эмали... Как объясняют мастерицы, хохломская икона отличается от обычной еще и тем, что ее не "ведет", доска не гнется, как это часто случается со старыми образами.

Художники, работающие здесь, выпускницы все той же семеновской школы. Кто-то еще дополнительно ездил в Троицево-Сергиеву лавру учиться иконописи, а кто-то обошелся своими силами. Как, например, Ольга Шашкова, представительница одной из многочисленных на фабрике династий художников.

"Училась я в проф­техшколе, там, конечно, иконопись нам не преподавали,

— рассказывает Ольга.

— Ну, вот как-то потихоньку сама, с помощью прорисей, училась писать. Коллеги что-то подсказывали..."

На стенах иконописной мастерской висят старые темные иконы, многие, кстати, старообрядческие.

"Мне-то самой византийская классика нравится больше всего,

— говорит одна из художниц, заметив, что мы с любопытством рассматриваем образа.

— Далеко не каждый обыватель ее понимает и не каждый может на нее молиться. Некоторым только живые глаза подавай да яркие краски, и они считают, что ближе к Богу ­становятся"

Заказов у иконописной мастерской хватает. Недавно вот отправили готовую партию на Афон. Как-то одному из афонских монахов преподнесли в дар хохломскую икону, она ему понравилась, да к тому же выяснилось, что, в отличие от обычных икон, как здесь говорят, "левкашенных", образ хорошо переносит местный климат: доска не гнется, да и в реставрации не нуждается.

"Он говорит, что в его полутемной келье при свете свечи наше хохломское золото удивительно сияет,

— объясняет Ольга Шашкова.

— И вот теперь он к нам часто приезжает и заказывает у нас много икон"


Фото: Александр Бурый Татьяна Смирнова — одна из тех художниц, которой доверено рисовать авторских матрешек

Столица ложек

На фабрике "Хохломская роспись" подсчитали, что за все время существования промысла в Семенове здесь изготовили не менее миллиарда ложек!

"А в Великую Отечественную здесь выпускали 10 тысяч ложек в день!"

— с гордостью добавляет Валентина Семеновна.

Заметно, что на фабрике очень трепетно относятся к истории хохломской росписи и весьма гордятся ею: неслучайно на предприятии создали музей — "Дом быта Семена-Ложкаря" и музейно-туристический центр "Золотая Хохлома".

Между прочим, "Дом быта Семе­на-Ложкаря" небольшой, но очень интересный музей. Во-первых, сам дом построен именно так, как строили свои жилища местные зажиточные крестьяне в середине и конце XIX столетия. Даже многие предметы быта здесь настоящие. А экскурсовод Елена Кострова старательно рассказывает обо всем, что заинтересует посетителей. Огромные стеклянные бутыли, настоящие старинные сундуки, ухваты, хлебные лопаты, мутовки, сечки-тяпки, корыта, рубели и пасочницы, прялки, пилы и топоры — чего тут только нет! Но самое интересное — это удивительная коллекция ложек, количество которых превышает полтысячи. Причем есть среди этих экспонатов и "предки" нынешних хохломских красавиц-ложек. Может, они и неказистые, но зато дают представление о том, как расписывали этот незатейливый предмет домашнего обихода в XIX веке.

"Это такие сюжетные ложки,

— объясняет Елена.

— Вот — девка по воду пошла, а вот на этой — мужик на рыбалку собрался. А вот кленовые — тонкие, легкие и самые звонкие, они считались самыми лучшими для игры на ложках"

Нас заинтересовала старая фотография на стене. Приглядевшись, заметили, что запечатленный на ней ложкарь выглядит не совсем обычно. Оказывается, это фото знаменитого Кузьмы Ершова — легендарного мастера-инвалида. В детстве он отморозил ноги и кисти рук, они были ампутированы, и как он ­умудрился при этом стать одним из самых известных ложкарей — уму непостижимо...

МТЦ "Золотая Хохлома" открыли в 2008 году. Здесь собрана продукция предприятия, а потому любителям хохломы, да и всего яркого, золотого и красивого, сюда прямая дорога. Есть здесь и зал, отведенный под экспозицию старинных хохломских изделий, некоторые из них — удивительные. Вот, например, ваза-табурет: с виду — обычная большая ваза для цветов, перевернешь ее вверх дном — действительно табурет. А еще — фрагмент уникальной неразъемной цепи, вырезанной из цельного куска дерева. Изначально она состояла из ста звеньев. Вырезавший ее мастер — Антип Ермилович Ершов — затем разделил ее и стал украшать этими звеньями собственноручно сделанные хохломские ковши. Есть в экспозиции даже туфельки 1934 года, украшенные хохломской росписью.

Гордость музея — Царская комната, в которой собраны самые лучшие образцы изделий фабрики. Над входом сюда можно было бы повесить вывеску: "Фанатам хохломы посвящается". В центре экспозиции — большой обеденный стол, на котором красуется "Царский набор". Это огромный по количеству предметов сервиз, подсвечники, ­бокалы — чего тут только нет. Рядом — великолепный расписной трон, дальше — столик с роскошными шахматами. А на втором большом столе расположился сервиз "Зеленая ­хохлома". Ее появление — это отдельная история.

"В 70-е годы в наш город нужно было провести газ,

— рассказывает Валентина Семеновна.

— А в ту пору это все было достаточно сложно. И тут помог случай. Как уж удалось тогдашнему директору нашего предприятия познакомиться с Людмилой Зыкиной, я не знаю. Но она помогла решить эту проблему. Газ появился. Ну, конечно, мы хотели ее отблагодарить. Только что бы такое придумать? Мы узнали, что она любит ландыши. И тогда наши художники стали придумывать новый рисунок. Рисовали ландыши на синем цвете, на красном, на черном — все не то, не получается ничего хорошего. И вот художница Татьяна Васильевна Баранова — моя учительница, кстати, — создала вот эту красоту: белые ландыши на глубоком зеленом фоне. И ­Зыкиной это очень понравилось. Вот так и появилась зеленая хохлома"

Сегодня фабрика активно готовится к чемпионату мира—2018 по футболу, разрабатывает новые изделия и рисунки. И ничего странного в этом нет: к примеру, на Олимпиаде-2014 в Сочи семеновские матрешки разлетались как горячие пирожки, а на чемпионате мира по самбо—2014 в качестве призов вручались хохломские сувениры.

Мало того, хохломские узоры украшают самолеты, которые летают по всему миру, красуются на поездах и электричках. А в самом Семенове хохломой разу­крашены даже рейсовые авто­бусы и здание железнодорожного вокзала. Да что там автобусы! Здесь даже рекламные щиты и остановки общественного транспорта расписаны хохломскими орнаментами.

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter

Поиск

Журнал Родноверие