Позволю-ка я себе в начале сей статьи своего рода эпиграф. Уж не обессудьте, уважаемые ценители и знатоки славянской мифологии, но возьму я его из книги «Русские легенды и предания» Елены Грушко и Юрия Медведева:
Ещё в незапамятные времена, до того как сделаться «скотьим богом» на земле, Велес пастушествовал в небесах. Он гонял по синему своду стада облаков, играл на свирели, которую некогда изладили для него сыновья бога ветра Стрибога, и распевал песни о великих деяниях, кои дано свершить богам и людям.
А у громовержца Перуна, небесного владыки, была красавица-жена – богиня добра и красоты Лада. Вместе с Перуном она родила детей: Леля, Дида и Ладо, – но оставалась вечно юной красавицей. Её золотоцветные волосы были убраны жемчугами, одежда изукрашена богатым шитьём и драгоценностями. По всей земле стояли святилища Лады с её статуями.
Велес давно зарился на красавицу Ладу, но боялся Перуна. Однако чуть, бывало, повеет теплом, чуть вылетят из райского сада Ирия жаворонки, неся на землю весну, начинает хмель любви бродить в теле небесного пастуха! Не в радость ему мирная жизнь, не в радость небесные красоты. Хочется потешить буйную плоть!
Не в силах с собой справиться, Велес улучил миг, когда Перун отвернётся, – и похитил красавицу Ладу.
Что тут содеялось в небесах! Чёрные грозовые тучи – передовое воинство Перуна – стремглав понеслись к жилищу Велеса, чтобы испепелить его молниями, убить громами. Но тот заиграл на чародейной свирели братьев-ветров – и на пути Перуна встала неодолимая стена встречного ветра.
Стрибог сурово бранил своих легкомысленных сыновей, давших в руки Велеса такое сильное оружие против верховного бога. А Велес наслаждался своей безнаказанностью и смеялся над обманутым громовником.
А между тем Лада, которая была богиней не только любви и красоты, но и счастливого супружества, очень горевала в плену. Она любила своего грозного мужа, любила своих детей и только и мечтала, как бы убежать от похитителя. Но разве убежишь, если стада облаков стерегут каждый твой шаг! Разве убежишь, когда стоит Велесу заиграть на свирели, как ветры встают на твоём пути!
И задумала Лада украсть эту свирель.Она подольстилась к Велесу, начала петь для него, танцевать. Ах, каким теплом повеяло в это время на земле и в сердце влюблённого бога! Но когда Велес уснул, разнеженный, Лада схватила волшебную свирель и с такой силой отбросила её прочь, что свирель улетела на землю и рассыпалась на тысячи обломков. Из них, между прочим, выросли тростник и камыш, из которых люди с тех пор и начали делать свирели да простенькие дудочки.
В то же мгновение ветры перестали слушаться Велеса и склонились перед молниями Перуна. Громовержец прорвался в жилище Велеса и рассёк своей молнией дерзкого похитителя, а тело его яростно разбросал по лону земли.
Увидав, как жестоко наказан Велес, добросердечная Лада горько заплакала, и слезы её тёплым дождем пролились на землю. Растаяли остатки снега, зазеленели травы в полях и лугах, оделись листвою леса, а кое-где расцвели синие, точно небеса, цветочки. Это были слёзы Лады по Велесу, которого она жалела и никак не могла забыть. С тех пор цветы эти и называются – незабудки.
Пожалел суровый Перун красавицу-жену и дал ей слово вернуть Велеса. Но не сразу, а спустя несколько месяцев, когда утихнет гнев громовержца и когда настанет время укутать землю на зиму снегом. А пока пусть поживёт на земле.
Но всё-таки Перун не хотел, чтобы жена всё это время смотрела вниз, на землю, и любовалась красавцем Велесом, а потому обратил его в медведя.
С тех пор так оно и повелось. Лето Велес проводит на земле, в лесу, в образе медведя, украдкой помогая людям пасти их стада и оберегая коровушек от диких зверей: недаром зовется он «скотьим богом», покровителем пастухов. Всё это время стада облаков в беспорядке бродят по синим небесным пастбищам – именно поэтому летом куда больше облаков, чем зимой.
Осенью, когда птицы улетают в теплый Ирий-сад, они уносят с собою Велеса, вновь принявшего свой обычный облик. В это время подлинные медведи залегают в берлоги на зимнюю спячку.
В небесах Велес приносит Перуну клятву верности и собирает свои разгулявшиеся стада. Но весной всё начинается сызнова! Вновь кровь буйствует в жилах Велеса, вновь похищает он Ладу, а грозный Перун рассекает его молнией и сбрасывает с небес на землю. Так вершится смена времен года.
Вот такая вот сказочка, написанная с долей фантазии. А есть ли у неё какое-нибудь научное обоснование?
Есть.
И сегодня я предлагаю, уважаемые мои читатели, ознакомиться с теорией «основного мифа».
Данная теория создана двумя советскими лингвистами – Вячеславом Всеволодовичем Ивановым и Владимиром Николаевичем Топоровым. Работа над ней велась в 1960-е и 1970-е годы, авторы привлекли и проанализировали огромный фольклорный материал, практически отказались – что было нонсенсом в отечественной гуманитарной науке того времени – от марксистской методологии, пользовались структурным методом французского антрополога Клода Леви-Стросса и ориентировались на исследования российско-американского лингвиста Романа Осиповича Якобсона.
В чём суть теории «основного мифа»?
В том, что у истоков мифологии всякого индоевропейского народа стоит сюжет змееборчества – противостояние антропоморфного бога-громовержца и хтонического змея.
Последовательницы Иванова и Топорова Т. Н. Судник и Т. В. Цивьян реконструировали следующие детали «основного мифа»: свадьба громовержца, измена его жены со змеем, изгнание жены к змею, поражение её потомства молнией, воскрешение младшего сына, который оказался потомком громовержца и получает власть над временами года.
Относительно славянской мифологии эти два ключевых персонажа-антагониста – конечно, Перун и Велес. Первый воплощает военную функцию, второй – природно-хозяйственную. Причина их конфликта заключается в похищении Велесом скота, людей, а то и супруги громовержца. Обитающий на небе либо на вершине горы Перун пускается в преследование змеевидного Велеса, живущего внизу, на земле – тот последовательно прячется под деревом и камнем (Перун расщепляет дерево и раскалывает камень), затем превращается в человека, коня, корову. Побеждает громовержец – и в ознаменование сего идёт дождь, приносящий плодородие.
Любопытную статью, которая носит название «К новой реконструкции» основного мифа «древних славян» написали Дмитрий Анатольевич Гаврилов и Станислав Эдуардович Ермаков. В ней предполагается, что вся распря Перуна и Велеса – из-за ритуального хмельного напитка. Предлагаю ознакомиться (хотя бы интереса ради):
В этом коротком сообщении мы представляем вам элементы «нового», то есть хорошо забытого старого, «основного мифа» древних славян (в рамках принятой научной парадигмы – «грозового мифа»).
У различных народов место средства, облегчающего (обеспечивающего) общение с богами или духами, занимали разные природные вещества или психотехники. По неким причинам у индоевропейцев таким средством стали алкогольные напитки.
На протяжении сотен лет индоевропейские пращуры нынешних славян, германцев, греков, иранцев и индусов кочевали по бескрайним землям Евразии или обживали те или иные области огромного континента. Эти области отличались условиями жизни, климатом и, естественно, животным и растительным мирами. Если принять в качестве рабочей известную гипотезу, что все индоевропейские народы так или иначе некогда «варились в едином котле», являются более или менее близкими родственниками, то не стоит удивляться тому, что после распада этой предполагаемой протообщности все они, как и их ближайшие соседи сохранили схожие культы и навыки, в том числе связанные с приготовлением хмельных обрядовых напитков. Время и климат наложили свой отпечаток на их состав, название, вкус, но смысловое наполнение обычая и способы приготовления сохранялись веками.
Алкогольсодержащие напитки в разных своих воплощениях первоначально являлись одним из средств вхождения в изменённые состояния сознания. Скорее всего, хмельной напиток был открыт довольно рано, ведь достаточно просто оставить на несколько дней, скажем, болтанку из зёрен, чтобы началось брожение. Это брожение было уподоблено некоему таинственному превращению. Как и многим другим явлениям и процессам, ему были найдены символические подобия, описанные образным языком мифа.
Напитки заняли особое место в обрядности. А ведь это чрезвычайно важная сторона вопроса – как потому, что в обряде нет ничего случайного, так и потому, что её понимание позволяет нам приблизиться к осознанию собственно глубинной основы миропонимания древних культур.
Вполне естественно, что у разных родственных народов преимущество отдавалось разным исходным продуктам, однако мёд и вьющееся растение (виноград, хмель) заняли в этом ряду первое и особое место. Почитание их восходит к древним, ещё доземледельческим временам собирательства и в доступных нам проявлениях по сей день сохраняет черты разных общественных укладов.
И если одной из причин такого распространения стала способность содержащихся в них химических веществ вводить человека в особые состояния сознания, то традиционный подход полагает, что так открывается иное «шаманское зрение». Современная медицина с вероятностью девяносто девять процентов сочтёт все сопровождающие подобные состояния видения и откровения галлюцинациями, мы же, не будучи медиками, осторожно позволим себе допустить, что за этими видениями может скрываться и нечто ещё. Нечто совершенно иное. Возможно, иная реальность.
Люди прошлого были убеждены, что напитки со столь таинственными свойствами имеют божественное происхождение. То есть не просто обеспечивают связь с духами и богами, но и есть творение их «рук» и их собственность.
Священный хмельной напиток нередко сравнивали с небесным огнём или рассматривали как происходящий от него. Соответственно, его же и предлагали богам как часть жертвоприношений.
В праздничную пору участники обрядов уподоблялись божественным первопредкам, культурным героям, богам и, следовательно, могли себе позволить причаститься пищи или напитков, употребление которых в обычные дни было недопустимо. К их числу едва ли не в первую очередь следует отнести и обрядовые хмельные напитки.
В. Н. Топоров отмечал: «Архаическим культурам известно два типа священного безумия, связанного с употреблением возбуждающих, опьяняющих напитков (или крови), – безумие радостного, светлого приобщения к божественному и творческому или безумие деструктивного типа, ведущее к разъединению, тьме, подавленности духа. Поэтому для целого ряда таких культур характерно особое внимание к ситуации порога, после которого священное и божественное опьянение (безумие) переходит в противоположное ему состояние, направляемое злыми силами.
Соответственно вырабатывались особые средства контроля и даже специальная пенитенциарная (т. е. исправительная) система. Наконец, в ряде культур вообще проводилось очень чёткое различие между опьяняющими напитками сакрального и возвышающего типа и опьяняющими напитками профанического типа, лишёнными благодатного действия (ср. противопоставление сома – сура у древних индийцев, соответственно хаома – хура у древних иранцев или соотношение вино – сикер (а) в Библии)» (Мифы народов мира, т. 2, с. 257).
Можно допустить, что праздничное питие относится более к первому, говоря словами Топорова, «радостному» виду безумия.
По мере забвения обычая пития он видоизменяется настолько, что его сокровенный смысл оказывается почти совершенно забытым. Однако высокой степенью достоверности нами выделены основные черты мифа, стоящего за обычаем.
Жидкость, воплощением которой является хмельной напиток (приготовляемый, в первую очередь, на основе мёда, а впоследствии и зерна), связана со смертью, рождением и центром Мироздания. При этом Вселенная видится антропоморфным Сверхсуществом, Мировым Древом или Горой.
По ряду свойств в такой «супержидкости» можно видеть средство достижения (обеспечения) бессмертия или лучшего посмертного бытия (нового воплощения).
Выстраивается довольно логичная система координат мифического пространства, где единичными векторами этого пространства являются сок земли, стекающий с Горы или струящийся по Древу, – ключевая (из-под земли бьющая) или морская влага, кровь-руда, что движется по жилам Сверхсущества, и собственно хмельной напиток.
Хмельной напиток есть земное воплощение той Первичной воды, которая была «до появления всего», равно несущей Жизнь и Смерть в зависимости от того кто, как и где вкушает её. То есть содержит в себе качества живой и мёртвой воды, каждая из которых способна к превращениям в свою противоположность. Он омывает мир. Он служит питьём (пищей) богов и тот, кто владеет им, способен узреть невидимое и постигать неизвестное.
Наконец, сам напиток хранится в сосуде, который может быть понят как своеобразная «модель» Вселенной и на высшем уровне есть сама Вселенная. Сосуд может быть рассмотрен также как «идеальный» человек, или первочеловек. Поэтому в том числе сосуд (котёл, чаша и т. п.) является сосудом перерождения, имеющим важное значение для посвятительных действий, а напиток, оказывается ещё и кровью такого Суперсущества.
Именно совокупность перечисленных обстоятельств приводит к тому, что за обладание таким напитком идёт непрерывная борьба между богами Нижнего мира, которые некогда и открыли этот напиток, и между богами Верхнего мира, которые неким образом стремятся сами получить право распределять его.
Медовый напиток или его хмельной аналог принадлежит одновременно и «верху», и «низу» или «то верху, то низу». Если бог-громовник индоевропейцев преимущественно поддерживает установленный в Мироздании порядок и следит за мерою справедливости, то обеспечивает этот порядок другой, не менее значимый и более древний бог, подлинный владетель хмельного напитка – повелитель Иномирья. Право обладания напитком составляет предмет споров между этими богами. Напрашивается осторожное подозрение: уж не в этом ли сущность того спора, противоречия между Перуном и Велесом, в котором порою и пытаются видеть «основной миф» славян?
В ранее опубликованных работах мы уже неоднократно высказывались в пользу той точки зрения, что основной миф должен «по факту» объяснять скорее космогонию, происхождение и устройство мира, а также причины появления и сущность человека (Гаврилов, Ермаков, 2009; Русское языческое мировоззрение…). Однако согласитесь, что предание о происхождении банального дождя, реконструируемое в качестве упомянутой «грозовой основы» Вяч. Вс. Ивановым и В. Н. Топоровым, не очень подходит на такую роль.
Если же допустить, что спор идёт о напитке жизни и смерти, «гаранте» бессмертия, то корни противоборства становятся куда более прозрачны. Спор из-за такого питья вполне достоин того, чтобы стать частью «основного мифа» древних славян.
