Птицы в этой сказке символизируют некую ветвь гипербореев, которая переродилась.
Сюжет этой сказочки кажется очень простеньким и наивным, но в ней, как, впрочем, и в других сказках, скрывается глубочайший смысл. Итак, начнём разбор.
(Сказка в обработке А. Н. Толстого) «Жили мужик да баба. У них была дочка да сынок маленький. — Доченька, — говорила мать, — мы пойдем на работу, береги братца! Не ходи со двора, будь умницей — мы купим тебе платочек. Отец с матерью ушли, а дочка позабыла, что ей приказывали: посадила братца на травке под окошко, сама побежала на улицу, заигралась, загулялась. Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крыльях. Вернулась девочка, глядь — братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда — нету! Она его кликала, слезами заливалась, причитывала, что худо будет от отца с матерью, — братец не откликнулся. Выбежала она в чистое поле и только видела: метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом. Тут она догадалась, что они унесли ее братца: про гусей-лебедей давно шла дурная слава — что они пошаливали, маленьких детей уносили»
Родители Дочки и Сына — образы Неба-Отца и Матери-Земли. Их брак символизирует единство Небесного Рая и Земной Материи. Последняя просветляется Духовным, райско-ангелическим светом Первого. На метасоциальном уровне это единство символизирует венчание Царя на Царство, означающее мистический брак Власти с Землёй. Удаление Отца и Матери от Дочери и Сына, на самом деле, означает удаление человека от Рая и Духа (на метасоциальном уровне, соответственно, удаление от Монархии). И после этого сразу происходит отдаление друг от друга Брата и Сестры. Первый символизирует мужественный Дух, вторая – женственную Душу. При этом, брат предстаёт младшим, что выражает умаление самого духовного (райско-ангелического) — в пользу душевного (психоэмоционального). Заметим, что, в некоторых вариантах сказки, Сестра убегает от Брата к подружкам, что означает наращивание душевно-женственного.
Гуси-лебеди – здесь тоже налицо глубочайший символизм. Гусь являет собой двойственный образ. В мифах он выступает и как творец вселенной, и как птица хаоса. В основном, это, конечно, светлый персонаж. Египтяне верили, что именно великий гусь Гоготун снёс золоте яйцо, из которого вылупился бог Солнца Амон-Ра. В римском храме Юноны гусь являлся священной птицей. У эллинов он ассоциировался с Бореем – богом северного ветра, что указывает на его нордическую сакральность. Он же был птицей гиперборейского Аполлона. Но есть у него и некая тёмная сторона. Как водоплавающая птица, он хоть и устремлен к небу, но одновременно связан и с водой – символом первобытного, изначального хаоса. К слову, с морем-окияном связаны и сакральные птицы – Стратим и Алконост.
Эллины считали, что именно гусь переносит души умерших в подземное царство Аида, то есть в страну теней, в Навь, в регион Души (не Духа).
Собственно говоря, туда же гуси (лебеди) и понесли Сына, ведь Лес – образ Нави. В данном плане указывается на искажение, инверсию изначальной, гиперборейской традиции Золотого Века. Гуси реализуют свою темную сторону. Нельзя пройти мимо метасоциального аспекта. В индоарийской традиции символом изначальной, гиперборейской касты Хамса является Лебедь, но её же символизирует и Гусь. (Сами Гусь и Лебедь являются птицей гиперборейского Аполлона.) Эта сверхкаста была тождественна всему гиперборейскому социуму, внутри неё не было раскола на священников, воинов и «хозяйственников», как нет его и внутри Царского начала.
Однако, какая-то часть гиперборейских «лебедей», чересчур переоценила своё могущества и попыталась стать «всесильными богами» — сугубо собственными усилиями. Они отказались от Духовной инициации, сделав ставку на инициацию Душевную. Стихия Души показалась им той Силой, которая способна сделать их бесконечно могущественными — и даже вечно живыми — в психофизической плане. Они восстали, и их восстание дало начало всей субверсивной Цепи, которая тянется и до наших дней. Оно же породило «языческое» многобожие, ставшее тайным или явным культом Гипер-Элиты. Оно и раскололо единый гиперборейский сверхсоциум, положив начало угнетению.
Таким образом, Гуси-Лебеди символизируют некую ветвь гипербореев, которая переродилась.
«Бросилась девочка догонять их. Бежала, бежала, увидела — стоит печь. — Печка, печка, скажи, куда гуси-лебеди полетели? Печка ей отвечает: — Съешь моего ржаного пирожка — скажу. — Стану я ржаной пирог есть! У моего батюшки и пшеничные не едятся… Печка ей не сказала. Побежала девочка дальше — стоит яблоня. — Яблоня, яблоня, скажи, куда гуси-лебеди полетели? — Поешь моего лесного яблочка — скажу. — У моего батюшки и садовые не едятся… Яблоня ей не сказала. Побежала девочка дальше. Течет молочная река в кисельных берегах. — Молочная река, кисельные берега, куда гуси-лебеди полетели? — Поешь моего простого киселька с молочком — скажу. — У моего батюшки и сливочки не едятся… Долго она бегала по полям, по лесам. День клонится к вечеру, делать нечего — надо идти домой. Вдруг видит — стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке, кругом себя поворачивается. В избушке старая баба-яга прядет кудель. А на лавочке сидит братец, играет серебряными яблочками»
Три «Объекта», с которыми встретилась девочка, являются некими «порталами» ввысь, в Рай. Печь обладала у наших предков сакральным значением, служила своеобразным святилищем. Яблоня – образ Мирового Древа, нетварной, Божественной вертикали, пронизывающей тварные миры. Молочная Река – образ великой Райской реки, которая ниспадала на Северный полюс, разделяя Гиперборею на четыре части – крестообразно. (Ниспадает она и сейчас, но сама Гиперборея, сокрытая льдами, чувственно незрима.)
Сестра отказывается принять дары из этих «порталов». Она не готова к духовной инициации, хотя и желает обрести потерянную духовность в лице Брата. В результате, ей приходится пройти душевную (контр)инициацию в регионе Души, в Нави, в Лесу, в логове Бабы-Яги. Сама Яга – есть Мировая Душа, точнее, её больной, ветхий аспект.
Тут, правда, можно дать и такую интерпретацию. Сестра не пожелал пройти инициацию, что её и спасло. Будучи неготовой к ней она могла продвинуться не ввысь по Древу, а к его низу. Поэтому, нужно было начинать с более «низших», «простых» вещей. Инициатический сбой у переродившихся гипербореев произошёл потому, что они неправильно шли к Духу и оказались в регионе Души, где и были очарованы её стихийной Силой. Здесь сразу же вспоминает Р. Генон, который писал о «святых сатаны» — людях, которые занимались эзотерическими практиками, надеясь достичь неких запредельных вершин. Однако, путь туда для них оказался закрыт, и они попытались вернуться назад. Однако, это уже было невозможно, ведь во время этих практик произошли какие-то сильные изменения. Практикующие приобрели некое могущество, но оно не духовное, а душевное («психическое»).
«Девочка вошла в избушку: — Здравствуй, бабушка! — Здравствуй, девица! Зачем на глаза явилась? — Я по мхам, по болотам ходила, платье измочила, пришла погреться. — Садись покуда кудель прясть. Баба-яга дала ей веретено, а сама ушла. Девочка прядет — вдруг из-под печки выбегает мышка и говорит ей: — Девица, девица, дай мне кашки, я тебе добренькое скажу. Девочка дала ей кашки, мышка ей сказала: — Баба-яга пошла баню топить. Она тебя вымоет-выпарит, в печь посадит, зажарит и съест, сама на твоих костях покатается. Девочка сидит ни жива ни мертва, плачет, а мышка ей опять: — Не дожидайся, бери братца, беги, а я за тебя кудель попряду. Девочка взяла братца и побежала. А баба-яга подойдет к окошку и спрашивает: — Девица, прядешь ли? Мышка ей отвечает: — Пряду, бабушка… Баба-яга баню вытопила и пошла за девочкой. А в избушке нет никого. Баба-яга закричала: — Гуси-лебеди! Летите в погоню! Сестра братца унесла!.. Сестра с братцем добежала до молочной реки. Видит — летят гуси-лебеди. — Речка, матушка, спрячь меня! — Поешь моего простого киселька. Девочка поела и спасибо сказала. Река укрыла ее под кисельным бережком. Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо. Девочка с братцем опять побежала. А гуси-лебеди воротились, летят навстречу, вот-вот увидят. Что делать? Беда! Стоит яблоня… — Яблоня, матушка, спрячь меня! — Поешь моего лесного яблочка. Девочка поскорее съела и спасибо сказала. Яблоня ее заслонила ветвями, прикрыла листами. Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо. Девочка опять побежала. Бежит, бежит, уж недалеко осталось. Тут гуси-лебеди увидели ее, загоготали — налетают, крыльями бьют, того гляди, братца из рук вырвут. Добежала девочка до печки: — Печка, матушка, спрячь меня! — Поешь моего ржаного пирожка. Девочка скорее — пирожок в рот, а сама с братцем — в печь, села в устьице. Гуси-лебеди полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели к бабе-яге. Девочка сказала печи спасибо и вместе с братцем прибежала домой. А тут и отец с матерью пришли»
В древности пряжа выступала как некий мифопоэтический образ долгой жизни. Тут присутствовал и низший аспект, когда имелась ввиду жизнь, понимаемая сугубо в Душевном, «психическом» смысле, отличном от смысла Духовного. Именно бесконечного продления такой вот жизни и желают оккультные адепты, практикующие душевную, вампирическую инициацию (точнее, контр-инициацию). Эллины имели представление персонифицированной судьбе по имени Ананка. Она изображается женщиной, вращающей гигантское веретено. Это – Судьба, понимаемая как неумолимая, беспощадная закономерность. Тончайший мистик Юрий Стефанов считал, что именно Ананку имел ввиду Густав Майринк, когда рисовал образ черной «богини» Исаис-Асайи «Мы сможем понять, кто же она такая, только обратившись к тому эпизоду из «Серебряного башмачка», где ее космическая ипостась описывается в виде великанши в треугольнике, сотканном из черного дыма жертвоприношений; держа в своих бесчисленных руках бешено крутящееся веретено, она сучит пряжу из кровоточащей (вот и перекличка с вампиризмом – А. Е.) человеческой плоти».
Здесь присутствует и Змеиная тема.
«Когда Пряжа делается из животного материала, на первое место выдвигаются мотивы плодородия, выступающие прежде всего в ритуальной сфере, — сообщает В.Н. Топоров. — Ср. восточнославянский заговор от змей: «у чистом поли на синим мори стоиць дуб широколист, под тым дубом вовцы [овцы] стары, пераяры, черная вовна [волна, т. е шерсть]. На той вовне ляжиць змея змеиная» (Е. Романов, Белорусский сборник V, No 280, с. 108). Связь дуба, шерсти и змеи отсылает к мотиву змея под мировым деревом (в заговорах мотивы шерсти и змеи иногда объединяются даже в имени змеи — Шкуропея). В одном из хеттских ритуалов, где фигурируют змея и шерсть (hulana, слово того же корня, что рус. волна, «шерсть»), упоминается и веретено (hulali) и действие прядения — наматывания (hulaliia-)… Пряжа и прядение, как правило, связаны с женщиной. Прядёт Пряжу женский персонаж, продолжающий древнерусскую Мокошь — Мокуша или Кикимора. С прядением и Пряжи часто связана хозяйка нижнего мира». («Пряжа»)
Таковой хозяйкой нижнего мира и выступает Яга, являющая собой ветхий аспект Мировой Души. Она пытается уничтожить индивидуальную душу (Дочь), желает съесть, поглотить её. Но на помощь Дочери приходит Мышь.
Образ Мыши, несмотря на её малый рост, весьма огромен. Он, конечно, менее светлый, чем образ Гуся (Лебедя), тут явно выражены хтонические черты. В мифах Мышь пугает до смерти, в неё превращаются проклятые. Кроме того, она разбивает Золотое Яйцо – символ целостности, полноты, холистичности. Можно также увидеть в этом указание на раскол и разделение единой гиперборейской Птичьей (Гусиной и Лебединой) касты. Если Священная Птица сносит Золотое Яйцо (Деду и Бабе), то Мышь его разбивает. (При этом, она орудует хвостиком, который можно считать образом Змея, орудующего в Раю.) Однако, Мышь не чужда и гиперборейской сакральности.
«В Греции начиная с гомеровской эпохи был распространён культ Аполлона Сминфейского (от σμίνθος «мышь»), атрибутом, символом и священным животным которого была мышь, — отмечает В. Н. Топоров. — Иногда Аполлон Сминфейский изображался стоящим на мыши. Аполлон был не только истребителем мышей и охранителем от них, но и их покровителем… В Древней Индии мыши связывались с Ганешей — сыном Рудры, который типологически сопоставим с Аполлоном и Асклепием. В некоторых традициях мышь участвует в космогонических мифах или даже выступает в функции культурного героя. («Мышь»)
В данном случае Мышь как бы искупает свою вину, исправляет своё инверсивно-разрушительное деяние. Если Гусь (Лебедь) реализует темную сторону, то она задействует сторону светлую, восполняя «убывающую» сакральность. Сестра проявляет свою волю к духовному преображению, к воссоединению с Братом. Она устремляется к светлой стороне Мыши, что означает преображение звериного, животного, душевного начала. И, таким образом, Сестра становится готовой к спасительной духовной инициации. Она принимает дары от Реки, Древа и Печи. Сказка завершается воссоединением Души (Сестры) и Духа (Брата), а также возвращением Райского Неба-Отца и просветленной им Матери-Земли.
