Душана Божича
Если говорить о функциях бесов, то можно попробовать их восстановить, отталкиваясь от родственных слов в славянских языках и их значений: укр. біс, болг. бесъ́т, серб. би̏jес обозначают такое понятия как «ярость», словен. bė̑s, чеш. běs, польск. bies – «злой дух». Родственны и литовские слова baisà (страх), baisùs (отвратительный, мерзкий, ужасный), baidýti (пугать), да и всем нам известное бояться.
В «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона» (это такая универсальная энциклопедия, издававшаяся в Российской Империи в период времени с 1890 по 1907 год) говорится:
Славяне-язычники верили, что земля в течение всей зимы остаётся под властью бесов, и таким образом в славянской дуалистической мифологии бесы были олицетворением темноты и холода.
Исходя из вышесказанного, мы можем предположить, что бесы у славян-язычников были злыми духами чего-то страшного, от чего можно впасть в бессильную ярость. А что страшнее для древнего человека зимы – времени года, когда ох как просто умереть от холода и/или голода?
Получается, что бесы – духи зимы: поры лютой и беспощадной для наших далёких-далёких предков, а для некоторых из нас – ассоциирующейся с волшебством и новогодней сказкой.
Я долго искал материал, дабы подтвердить или опровергнуть сию гипотезу.
Печка, от которой я плясал, – вышеприведённая следующая цитата из «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», и все источники, в которых речь заходила о данном тезисе, тоже явно опирались на сию цитату, практически не привнося ничего нового. (Из тех, что мне удалось откопать, разумеется: возможно, есть и такой, что на раз-два убедительно и на примерах доказывает истинность изначального образа беса как духа зимы, просто он малоизвестен, но я сомневаюсь.)
В поисках меня преследовали строки из стихотворения Александра Сергеевича Пушкина «Бесы»:
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин…
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!
«Эй, пошёл, ямщик!..» – «Нет мочи:
Коням, барин, тяжело;
Вьюга мне слипает очи;
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня;
Вон – теперь в овраг толкает
Одичалого коня;
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной;
Там сверкнул он искрой малой
И пропал во тьме пустой».
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Сил нам нет кружиться доле;
Колокольчик вдруг умолк;
Кони стали… «Что там в поле?» –
«Кто их знает? пень иль волк?»
Вьюга злится, вьюга плачет;
Кони чуткие храпят;
Вот уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят;
Кони снова понеслися;
Колокольчик дин-дин-дин…
Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…
Резвятся-то бесы у Александра Сергеевича как раз зимой, да ещё и во время вьюги. Совпадение или же поэт отобразил народное верование, которое, быть может, услышал в детстве от няни?
А там и обожаемый мною Николай Васильевич Гоголь припомнился с его знаменитой «Ночью перед Рождеством», где чёрт (да, чёрт и бес, как я писал ранее, персонажи изначально разные, но слившиеся в народном сознании) гуляет напоследок именно в самую длинную ночь в году, накануне, по сути, дня зимнего солнцестояния, когда солнце набирает силу, а зима начинает сдавать позиции.
И тогда мне подумалось о всем известном святочном ряжении во что-то страшное и мохнатое. И уйме быличек, бывальщин и прочих форм фольклора, повествующих о разгуле бесов на Святки, в разгар зимы. Возможно, это и есть отголоски представлений о бесах как о духах зимы? Быть может, вот оно – то самое доказательство?..
