Слово тоска происходит от праславянского слова тъска «горе, печаль; беспокойство, волнение», церк.-слав. сътъснѫти (греч. ἀγανακτεῖν), укр. то́скно «тоскливо», белор. тоскнíць «тосковать, печалиться», чешск. teskný «боязливый», tesklivý «пугливый, тоскливый», словацк. tesklivý, др.-польск. teskny, teskliwy, наряду с сknу, ckliwy, польск. tęskny.
1) Значение слова тоска:
Слово тоска происходит от праславянского слова тъска «горе, печаль; беспокойство, волнение», церк.-слав. сътъснѫти (греч. ἀγανακτεῖν), укр. то́скно «тоскливо», белор. тоскнíць «тосковать, печалиться», чешск. teskný «боязливый», tesklivý «пугливый, тоскливый», словацк. tesklivý, др.-польск. teskny, teskliwy, наряду с сknу, ckliwy, польск. tęskny.
Лингвистические словари определяют тоску следующим образом:
«1. Тяжелое гнетущее чувство, душевная тревога. 2. Скука, уныние, царящие где-л., вызываемые однообразием обстановки, отсутствием дела, интереса к окружающему. 3. О том, что вызывает у кого-л. состояние душевного томления, сильной скуки,уныния»[12. Т. 4: 389];
«1. Душевная тревога, соединенная с грустью; уныние. 2. Скука, а также (разг.) что-н очень скучное, неинтересное» [9: 739],
«тяжелое душевное состояние, характерезующееся томлением, грустью, тревогой, унынием и упадком сил» [15. Т. 2: 253]
В. И. Даль считал, что родственное слову тоска (с перегласовкой ъ/и) является слово тискать.
Тоска буквально —
«стеснение» (в груди), «грусть»
Обращаясь к этимологии слова «тоска», О. Е. Ольшанский замечает, что «тоска» древнее, общеславянское слово. Исторически родственное для слова тоска прилагательное тощий (старославянизм — от тъщь «пустой, напрасный»). К этому гнезду можно отнести и существительное тщета «отсутствие смысла, бесполезность» (тщета надежд, тщета карьеры); как и тощий, оно образовано от тъщь. Если мы посмотрим на «тоску» с точки зрения этимологии, обнаружим скрытое указание на важное для нас переживание пустоты, тщетности и напраслины. Тоска как переживание содержит в себе тревогу в ответ на отсутствие смысла в деятельности человека или его жизни вообще, на утрату былого смысла, ценности, значимости. Так появляется еще один взгляд на тоску как переживание — это ответ на обесценивание значимого, на инфляцию достижений, на развенчание прежних ценностей. Было бы ошибкой упустить из виду еще одно значение слова «тоска», подсказанное нам этимологией, — пустота. Пустота — это реакция утраты. Глубинная тоска опустошает внутренний и внешний мир, лишает его смысла.
А вот, например, семантика русских слов печаль, грусть, тоска передается одним английским словом sadness (ну это так, на подумать).
2) Мнение персоналиев:
В. Франкл состояние апатии связывает с состоянием внутренней пустоты и бессмысленности . Бессмысленность переживается в скуке, усталости, сужении или утрате интересов, подавленности и других подобных состояниях. Скука может проявить себя вследствие утраты вовлеченности, интереса, «живости», ранее присущих человеку. Скуку нередко сменяет тоска.
З. Фрейд в результате своего сравнительного анализа двух феноменов (печали и меланхолии) пришел к интересным выводам. Утрата объекта в случае меланхолии — это в первую очередь утрата части собственного «Я». З. Фрейд замечал в своих наблюдениях, что человек в меланхолии описывает свое психологическое состояние как потерю самоуважения . В картине меланхолика на первый план выступают нравственные недовольства собой. Эти наблюдения З. Фрейда позволяют нам предположить, что меланхолия представляет собой сложное переживание тревоги и экзистенциальной вины.
Философ и литературовед М. Эпштейн связывает переживание тоски с субъективным человеческим восприятием пространства и времени. «Не пресыщенностью рождается эта тоска, а напротив, какой-то безотрадной пустынностью всего мира, в котором затеряны города и веси, будто пылинки на ветру. Тоска — это бесконечная долгота пространства, из себя и в себя развернутого, ничем не прерываемого, бескачественного, плоского, равнинно-однообразного.
"Ряд убогий... скат отлогий"
Это тощее пространство, ничем не заполненное... Тощее — это физически пустое, а тоска — пустота душевная. Тоска — тощий пейзаж как состояние души. Вся окружающая природа сгублена каким-то онемением, проклятьем бездонной, равнодушной скуки. Чувство тщетности и заброшенности, каким охватывает небытие. Сама бескрайность этого мира рождает тянущую пустоту в сердце».
А так о депрессии (условной разновидности тоски) пишет Волхв Велеслав:
«Депрессия — это, прежде всего, следствие неверия в себя и в свои силы. Неверие в себя может означать личностный кризис, неспособность пройти через инициатическую Смерть себя прежнего и выйти на новый уровень осознания. Также депрессия может быть следствием утери контакта с Божественным в себе или с неготовностью гармонично соотнести личное с Вечным. Депрессия — это крик нашей личности о помощи, когда Божественное вторгается в наши сны, а личное оказывается в настоящее время неспособным принять этот сокрушительный Дар. Депрессия — это не проклятие, а мост; это свидетельство не о поражении, а приглашение выйти за пределы того в нас, что может быть поражено. Это Зов Вечного, заставляющий содрогаться личное. Это вызов Необусловленности, брошенный обусловленному в нас, к которому мы прикипели, что называется, «всей душой». Это возможность инициатического Перехода от души к Духу, от человека к Богу, от смертного к Несмертному»
3) Причины и образы тоски:
«Характер связи между тоской и страхом становится более понятнымпри обращении к внеобрядовым текстам. С похоронным обрядом соот-несен обширный круг рассказов, повествующих о приходе покойников»
(А. К. Байбурин)
В старых записях описывается, как живой жене «приходит» умерший муж, в виде огненного змея.
«У огненного змея голова шаром, спина корытом и длинный-предлинный хвост — иногда до пяти сажен. Прилетая на свое место, он рассыпается искрами, которые вылетают как бы из решета, а летает он так низко, что бывает виден от земли не свыше сажени. Посещает он исключительно таких только женщин, которые долго и сильно тоскуют об отсутствующих или умерших мужьях. Самое же посещение… происходит следующим образом: “Умер у меня старик, а я и давай тосковать: места себе не нахожу. Так вот и хожу, как оголтелая. Вот ночью сижу у окна и тоскую. Вдруг как осветит; подумала я — пожар, вышла на двор. Гляжу, а старик-покойник стоит передо мной: шляпа черная, высокая, что носил всегда по праздникам, сапоги новые, армяк длинный и кушакомподпоясан. С той поры и начал ходить. <…> Всякая баба, к которой повадился змей, непременно начинает худеть и чахнуть (говорят: “полуночник напущен”), а иная изводится до того, что помирает или кончает самоубийством (все случаи женских самоубийств приписываются змею)»
(Максимов 1903: 220–221).
Подобные тексты встречаются часто.
Вот один из записанных в 1990 году в Новгородской области:
«К вдовам муж ходит, но это же не покойный, а в его образе хто-то приходит, чтоб увести с собой, может, или просто соблазнить женщину. К им, говорят, что ночью змей ходит, летучий конечно. Он прилетит, а она его ждет, думает, что это муж померший, а это черт, конечно. Он, хто еще может так ходить, да еще и ночью. А она долго не знала. Потом один явился прямо перед ей. Сели за стол, как всегда. А стал вставать, глядит, а у его хвост видать. Она упала в омморок сразу, потом стала в церкву ходить, помогло» (Мифологические рассказы 1996: 25)
«Покойники могут являться. Одни как следует, другие как кошка покажутся. Как будешь жалеть, плакать, то покажутся. Их матят: “Не ходи ко мне, чего ты ходишь!” Если женка или матка все жалеют, то они ходют. Женщина плачет о муже, он и явится. <…> Они хотят ведь с собой увести, им ведь жалко, что остались, тоже ведь хочется». (Там же: 21–22). Подобного рода рассказов о приходящих покойниках опубликовано немало (см., например: Афанасьев 1957: № 373; Богатырев 1916: 45; Минх 1910: 24; Садовников 1884: № 69 г, 71б и др.)
Часто в заговорах «распорядителями» тоски изображаются огонь, огненный змей, три или семь ветров-братьев, они и«вкладывают» тоску в человека, например:
«Встану я (имя рек) и пойду из дверей в двери, из дверей в вороты, в чистое поле. На встречу мне огонь и полымя и буен ветер. Встану и поклонюсь им низешенько и скажу так. “Гой еси, огонь и полымя! Не палите зеленых лугов, а буен ветер, не раздувай полымя, а со служите службу верную, великую; выньте из меня (имя рек) тоску тоскучую и сухоту плакучую; понесите ее через моря и реки, не утопите, а вложите, ее в рабу Божию (имя рек), в белую грудь, в ретивое сердце и в легкия, и в печень, чтоб она обо мне, рабе Божием (имя рек), тосковала и горевала денну, ночну и полуночну…”» (Майков 1996: 11)
Образами носителей тоски (в заговорах и бытовой жизни соответственно) считаются вдовы, сироты и маленькие дети:
«Подите вы, семь ветров буйных, соберите тоски тоскучия со вдов,сирот и маленьких ребят, со всего света белаго…» (Там же: 9)
Тоска иногда представляется существом, которое вселяет в человека свой огонь и тем самым иссушает его:
«На море на окияне, на острове на Буяне стоит столб; на том столбе стоит дубовая гробница; в ней лежит красная девица, тоска-чаровница…» Или: «У того у синяго моря лежит бел Алатр-камень; под тем под белым Алатром-камнем лежат три доски, а под темидосками три тоски тоскучия, три рыды рыдучия. Подойду я близехонько, поклонюсь низехонько: “Вставайте вы, матушки три тоски тоскучия, три рыды рыдучия, и берите свое огненное пламя…”» (Там же: 23, 14)
«Сюда следует отнести и сопоставление тоски с маленьким зверьком, который выедает человека изнутри: тоска заела, тоска гложет, тоска ест поедом (о постоянном голоде как признаке смерти см.: Фрейденберг 1997: 131), а с другой стороны — зверская тоска»
Образ тоски ассоциируется также с жидкостью.
В «Слове о полку Игореве»:
«тоска разлияся по Русскои земли; печаль жирно тече средь земли Русской
Связь тоски с водой явно просматривается в представлениях о «забытной реке».
«Умерший грудной младенец, говорят, три дня по титьке, по матери тоскует и плачет; через трое суток “Ангелы Господни на забытную реку сносят его и покажут ему”, и он тогда все забудет <…> или принесут к забытной реке и дадут этой воды; или сносят в забытной рай (на закатной стороне), и он тогда все и забудет» (Завойко 1914: 97)
4) Способы исцеления от тоски:
Тоску обычно смывали водой и отпровляли по воде, так это описывается:
«Учили на реку ходить умываться. Пойдешь на реку, тылами воду черпай и три раза проговори: “Как на тылах вода не держится, так на рабе Божьей (имя) тоска не держится”». «Меня учили: принести с берега песку, пити с этого песка и тылами ладоней умываться и говорить: “Беру с берега песку, забываю всю тоску”. Можно прямо на речке так делать» (Русские заговоры 1998: № 2215, 2216)
Ср. также:
Выйти на реку ,встать против течения и сказать:
"Куда вода, туда тоска.
По ветру пришла -
На ветер иди,
От людей пришла -
На люди иди.
С добром пришла -
С добром уйди.
От рабы божьей... (Имярек)"В Карелии у русских на второй день после захронения был принят такой обычай:
«Прежде чем приступить к мытью, требовалось сказать: “Мария, Божья мать, дай нам помыться, попариться, на доброе здоровье поправиться”. Во время мытья принято было“разговаривать” с покойным, как будто он присутствует здесь же. <…>Помывшись и одевшись, в предбаннике оставляли веник, произнеся: “Пусть имярек горе с собой заберет, а радость нам оставит”» (Логинов1993: 178)
Постоянная память о покойниках квалифицируется как болезнь (ср. отношение к тоске как к болезни), для лечения которой предлагаются специальные средства. К их числуотносится так называемый забытный хлеб.
«Случайно оставшийся в печи хлеб, пирог или корж, который забыли вынуть, наделяется особыми свойствами забвения, появление которых у хлеба можно объяснить народным этимологизированием лишь отчасти и которые более связаны с длительным пребыванием в печи…» (Страхов 1991: 33)
Причем забытный хлеб использовали почти исключительно с целью забыть умершего.
Ср.:
«…Забудецца хлеп ф пэчи, то, хто умрэть ф семьи, (едят этот хлеб) щоп забывалы» (Житомирская область — Там же)
Ср. использование в качестве лекарства от тоски золы, которую выгребли из печи в великий четверг и просеяли через сито (Богаевский 1889: 105). Для обеспечения забывания важно и то, что речь идет о хлебе (и шире — еде; ср. пищу забвения в других традициях), и то, что хлеб забыт в печи. Выше уже приводились материалы, свидетельствующие о том, что действия с печью входили в стандартный набор приемов избавления от тоски и страха. По всей видимости, семантически значимой оказывалась пустота печи (эквивалентная пустоте дежи), которая проецировалась на память, точнее, на ее опустошение. (Байбурин А.К.)
«Как уже отмечалось, для избавления от тоски и страха следовало заглянуть в пустую печь или в пустую дежу. Дальнейшее преломление этой идеи можно видеть в следующем предписании: «чтобы не бояться, надо на поветь сходить, в дырки посмотреть, не на что-то посмотреть, а просто в щели» (Магия 1993: 68)
5) Тезисы:
Тоска — это гнетущее состояние для человека, харктеризующееся ощущением пустоты, стеснения, беспокойства, однообразия и т.п. Тоска в славяно-русской традици связана с миром мертвых, чаще всего тоску в живых вызывают умершие родственники. Тоска может быть элементом одержимости кем-то, например в случае томления по человеку с которым нет возможности выстроить «любовные» связи. В заговорной традиции в качестве «распорядителей» тоски обычно изображаются огонь, огненный змей, три или семь ветров-братьев. Носителями тоски в рамках традиции считаются вдовы, сироты и маленькие дети. Способам избавления от тоски являются магические акты: чаще всего используется заговорная техника с элементом вербализации образа воды и её непосредственное использование (смывание тоски водой и отправление ее по воде). Также возможен «перенос» тоски на какую-либо вещь и в дальнейшем её сжигание, тем самым, достигая избавление человека от тоски.
