А.Н. Афанасьев в своем труде приводит еще одну интересную версию, сближая лихорадок также со стихийными духами-но в большей степени воздушными.
«Из различных воззрений на природу рождались и различные мифические представления: бессмертные владыки, то помрачающие небо тучами, посылающие град, стужу и бури, то разгоняющие демонов мрака и дарующие светлые дни, являлись народному воображению не только грозными карателями людей и животных, метателями моровых стрел, но и богами-спасителями (δωτήρες), силою которых прогоняются злые недуги. Так, Индра исцеляет от накожных болезней и червей, а Тунар гонит из тела würmer, то есть мучительных эльфов. Сестры-лихорадки отождествляются в заговоре с теми стихийными демонами, с которыми обыкновенно сражался Перун: они исходят из (дождевого) моря или огненного столба (грозовой тучи), воздымают страшную бурю и разбегаются только от ударов (молниеносных) прутьев.
«Простоволосые» и «простопоясые», то есть с длинными распущенными косами и в легких, свободно развевающихся по ветру (неподпоясанных) одеждах, они напоминают этими признаками облачных жен и дев; сверх того, им даются и крылья – эмблема быстрого полета облаков и вихрей.
В стремительных вихрях предки наши усматривали пляску духов и нимф, и в эпоху христианскую представление это было перенесено на Иродиаду, которая славилась некогда своими искусными танцами… Согласно со стихийною природою жен-лихорадок, они прогоняются в океан-море (небо), в студенцы и болота (дождевые источники), в скалы и горы (тучи), в камыши и деревья (небесные рощи), в огонь и ветры – словом, в жилища водяных, леших, эльфов и нечистых духов.»
Однако вот мы и вновь вернулись к танцу Саломеи.
Принимая во внимание версию А.Н. Афанасьева , все же обратим внимание на то, что танец, вполне возможно-это не просто стихийное кружение духов в вихрях, но нечто более магическое.
Лихорадочная дрожь в представлениях наших предков отождествлялась с неким «танцем», недаром самих лихорадок-трясовиц называли порой «плясовицами». Вполне вероятно, что некоторые особые танцы использовались нашими предками, чтобы «запутать» лихорадку, заставить ее подумать, что человеком уже овладела одна из сестер.
Так, известен старинный парно-массовый народный белорусский танец Трясуха (Трасуха, Пацяруха).
По П. Шпилевскому (1858), танец начинается с того, что становятся две девушки и двое парней напротив друг друга и кланяются. Девушки, трясясь всем корпусом из-за быстрых и небольших подскоков и размахивая руками, на пятках производит разные па и затем как будто плывёт навстречу парням, которые в свою очередь переступают носками сапог, как бы искоса из-под козырька поглядывая на партнёрш. Когда пары сходятся, то хлопнут друг у друга над ухом в ладоши и по одному расходятся в разные стороны, при этом топаю ногами и произносят: «Вух я, да вух я!». Потом обе пары сходятся вместе и, переплетаясь руками, делают круги то в одну, то в другую стороны. Наконец раскланиваются друг другу и прячутся в толпе, словно ожидая приглашения со стороны парней.
Касьян Голейзовский, приводя вариант, записанный в 1930-х г. на Полесье, связывал название «Трясуха» с народным названием лихорадки — трясовица, известными как 12 «трясовиц-плясовиц». И танец состоял из 12 различных сольных импровизированных танцев, каждый из них исполняла новая девушка, которая стремилась передать в нём характер одной из плясовиц. В XIX веке танец почти повсеместно соединился с чешской полькой, позаимствовав типичные для неё вращения. Так появился новый танец — полька «Трясуха», ставший очень популярным по всей Белоруссии. По мнению Голейзовского, этот танец являлся прообразом белорусских полек. Но по сути, можно предположить, что корни его еще более глубоки и восходят именно к обережным обрядам.
Как от них защититься?
Собственно говоря, тема танцев уже открыла этот раздел.
И продолжать его мы будем как раз в соответствии с главным принципом медицины:
«Легче предотвратить болезнь, чем лечить»
Обмывание наговоренной водой дверных притолок в Сильвестров день-как раз из таких методик, но далеко не единственная.
В списке обережных кукол есть, к примеру, и такие, что специально призваны отгонять лихорадок по тому же принципу, что и танец-трясуха : заставить их подумать, что нечисть уже в доме, да не одна, а вся дюжина сестер. Таких куколок делают самым примитивным образом : берут двенадцать палочек длиной около 10 см (иногда тринадцать, делая последнюю чуть больше в честь «предводительницы» лихорадок), самым простым образом закутывают их в тряпицы, делая символически одежду, платок и лицо, на котором, вопреки некоторым данным в Интернете, категорически НЕ НУЖНО рисовать черты, как и на всех обережных куклах. Фигурки нанизывают на веревочку, заговаривают и подвешивают в доме в уверенности, что они будут в течение года хранить дом от лихорадок. По истечении «срока годности» куколок можно сжечь или отпустить по течению реки, а на их место изготовить новые.
Существовали и предметные обереги от лихорадок.
В Саратовской губернии хорошим предохранительным средством считали ношение змеиной шкурки или пояса, через который трижды переползала змея.
Еще вариант попытаться задобрить лихорадок-относиться к ним с уважением и почтительностью в обиходе, называя ласковыми именами, избегая называть настоящие, чтобы лишний раз не привлекать их внимание.
Еще Д. К. Зеленин, выделявший 5 типов эвфемистических слов, обозначающих болезни, первым из них и наиболее распространенным считал "использование терминов родства, свойства, кумовства <...> в "ласково-почтительной" и даже "нежной" форме". По словам Зеленина, "лихорадку русские называют "матерью": матуха, матушка, лихорадушка, матка ..., "теткой": укр. тiтка, бел. цяцюха, великорусск. тетушка, сестрица, подруга, кума, кумушка, кумоха, добруха, пеструха (т. е. няня, гостья)»
Впрочем, зачастую Кумоха в народном фольклоре-это отдельное имя специальной лихорадки(а то и лихорадковой тетушки).
Так во многих губерниях называли лихорадку, появляющуюся в конце календарной зимы.
Непосредственно в нашей местности, на юге Нижегородчины, автору также приходилось слышать от одной из долгожительниц окраинного села Мадаева фразу: «Кумоха трепала»
Лихорадку эту считали особенно коварной, хитрой и изворотливой. Ведь именно в этот период организм человека ослаблен, а привязавшаяся Кумоха способна еще более изнурить его, высосать все соки-а ведь впереди уже сезон весенне-полевых работ.
Еще одной особенностью Кумохи считалось то, что она имеет свойство привязываться к тем, кто спит в светлое время суток позже 25 февраля (10 марта)-дня в народном календаре известного как Тарас Кумошник.
До этого периода, по преданиям крестьян Тульской губернии, Кумоху стережет домовой, а затем теряет над ней власть. В нашей местности до сих пор крепки поверья, что если спать во время заката Солнца, можно «наспать болезнь». Человека среди дня внезапно начинало крутить, ввечеру ноги ломить.
В этом случае страждущие Кумохою выходят, где в него предположительно вселилась болезнь, осыпал вокруг себя ячневой крупой и, раскланиваясь на все стороны, говорил:
«Прости, сторона, Мать Сыра Земля! Вот тебе крупиц на кашу, вот и тебе, Кумоха!»
Снова раскланивались на все четыре стороны и шли домой с уверенностью, что они непременно будут здоровы.
В некоторых местностях считали, что кумохе лишь два дня в году, по весне да по осени (5(18) сентября), выпадает взойти на крыльцо, да пошастать у по дому. И если задремать ненароком — замучит нечистая.
Если же задобрить лихорадок не удавалось, и страшные гостьи все же нападали на человека, необходимо было с ними бороться.
В статье А.К. Байбурина со ссылкой на работу Д.К. Зеленина приводится традиционный «метод борьбы» с лихорадкой глотанием бумажки с определённой надписью.
Д. К. Зеленин приводит также следующие способы лечения лихорадки: помять спину лихорадочного больного мялкой, которую предварительно ставили на куриный насест, выпить разведенный куриный помет или положить под подушку дохлую курицу. Очевидно, это призвано вызвать у лихорадок отвращение и заставить их отвернуться от больного.
Ряд способов борьбы с лихорадками приводит Е.Л. Мадлевская в книге «Русская мифология. Энциклопедия»:
«В Саратовской губернии хорошим предохранительным средством считали ношение змеиной шкурки или пояса, через который трижды переползала змея. К архаичной магической практике восходит изготовление кукол, оберегающих человека от болезни. Так, в Российском Этнографическом Музее в Санкт-Петербурге хранится коллекция кукол-лихорадок, привезенных в 1930-е годы из Воронежской области. Это двенадцать антропоморфных изображений длиной около 10 см, скрученных из пестрых лоскутков; лица кукол нарисованы карандашом. Этих кукол вешали в хате возле печки, и они, согласно местным поверьям, должны были служить магическим средством, отгоняющим лихорадок от хозяев дома.
Способы лечения от лихорадки были разнообразными. На юго-западе России верили, что избавиться от нее можно следующим образом: страстной свечой выжечь на потолке крест, соскрести сажу, насыпать ее в освященную воду и выпить. Повсеместно считали, что от лихорадки помогают почки освященной вербы: их заваривали и отвар давали больному. По поверьям от лихорадки помогало ношение сушеной лягушки в ладанке или привешивание живой лягушки в мешочке на груди. В Тверской губернии от лихорадки на шею вешали сушеную летучую мышь, клали под подушку паука, окуривали больного табаком. На Кубани, чтобы излечить ребенка от лихорадки, мать ходила на кладбище и брала с семидесяти семи могил по щепотке земли в узелок, который затем вешала на шею больному.
В Сургутском крае наиболее действенным считалось посещение черной бани: больной должен был лечь на каменку, молчать и не двигаться. По поверьям, должна придти лихорадка в виде человека без лица и начать «стращать» больного. Если выдержать это испытание, должно наступить выздоровление. Если же больной шевельнется, лихорадка лишь оплюет его и убежит.
А вот как рассказывали об изгнании лихорадки в Олонецкой губернии:
В деревне Югозере заболел один мужик лихорадкой и отправился к колдуну подлечиться; колдун положил его спать в амбар и под соломенную настилку, на которой должен был почивать больной, положил змею, спрятанную в голенище. Хотел больной заснуть, но не может; является к нему белая женщина и говорит: «Уйди, зачем ты сюда пришел? Если не уйдешь, я убью тебя!» Испуганный мужик побежал к колдуну. Колдун объяснил ему, что лихорадка стращает и гонит его для того, чтобы в нем остаться; затем привел мужика на прежнее место и велел лежать; причем нарочно громко, для того чтобы лихорадка слышала, сказал, что он вспорет мужика розгами, если он осмелится встать. Испуганная предстоящею поркою, лихорадка удалилась.
В некоторых местностях были разработаны целые обряды кормления лихорадок, чтобы умилостивить их, а они бы отступились от человека. В Тверской губернии пекли двенадцать пирожков или пряников, завязывали их в салфетку и клали на землю на перекрестке дорог или в лесу, приговаривая: «Вот вам, двенадцать сестер, хлеб, соль, полноте меня мучить, отстаньте от меня». Затем кланялись на четыре стороны и уходили, чтобы никто не видел. В Воронежской губернии отправлялись к реке с горстью пшена, встав к воде спиной, говорили: «Лихорадки, вас семьдесят семь, нате вам всем», после чего бросали пшено через голову.
Обряды другого типа были построены на перенесении болезни с человека на какой-либо предмет и «отправлении» этого предмета за пределы «человеческого» пространства. В Саратовской губернии больного вытирали тряпочкой, которую затем несли к лесу и зажимали ее в щели на коре молодого дуба. В Тульской губернии знахарь над липовой корой трижды говорил: «От (имярек) раба Божия отстань, лихорадка, и плыви вдоль по реке». Кору клали под матицу на три дня, после чего сам больной спускал ее по реке, трижды повторяя тот же заговор.»
А.Н. Афанасьев рассказывает о способах нападения лихорадок на человека, упоминая при этом, что подобные действия могут быть небезопасны и для…самой лихорадки!:
«Сбрасывая с себя оковы, лихорадки прилетают на землю, вселяются в людей, начинают их трясти, расслаблять их суставы и ломить кости. Измучив одного, лихорадка переходит в другого; при полете своем она целует избранные жертвы, и от прикосновения ее уст человек немедленно заболевает; кому обмечет болезнь губы, о том говорят: «его поцеловала лихоманка».
Точно так же порождает болезненные страдания и поцелуй эльбины. По другим рассказам, лихорадка, прилетая ночью, называет спящих по имени; кто проснется и откликнется на ее зов, тот сейчас же захворает. Иногда она оборачивается соринкою или мухою, падает в изготовленную пищу и вместе с нею входит в утробу человека. Но если кто догадается бросить эту соринку или муху в печь, то лихорадка сгорит; а если вложить ее в яичную скорлупу и повесить в трубе – лихорадка будет страшно мучиться.
В Тульской губернии уверяют, что шесть сестер уже погибли таким образом, а три и до сих пор рыщут по миру. В прежнее время, говорят чехи, было сто лихорадок, но одна из них сгибла: она заползла в кусочек хлеба, намоченный в молоке, люди узнали ее присутствие, взяли тот кусочек, вложили в свиной пузырь и привязали к дереву. Заключенная в пузыре, лихорадка начала метаться во все стороны – точно так же, как делает каждая из них, входя внутрь человека, и долго-долго возилась она, пока совсем не задохлась.»
Далее тот же автор приводит информацию о попытках обмануть и запутать лихорадку уже тогда, когда она напала на человека:
«Временный роздых, даваемый больному перемежающейся лихорадкою, народ объясняет тем, что у нее много дела и потому она переходит от одного человека к другому, возвращаясь к каждому из них поочередно – через день, через два или три дня; некоторые же уверяют, что в дни, свободные от пароксизмов, она предается сну. Постоянную, ежедневную лихорадку малорусы называют «трясця-невсипуха». Отсюда суеверные попытки переводить лихорадку с себя на первого встречного, даже на птиц, кошек и собак, в которых так охотно вселяются нечистые духи, или обманывать ее ложною надписью на дверях избы, что больного нет дома. Так поступают русские и чехи; последние пишут на дверях: «zemnice! (лихорадка) nechod’ k nam; Jenik (имя больного) neni doma, šel na hory». В Смоленской губернии во время скотских падежей надписывают на воротах, что на дворе нет ни коров, ни овец, ни лошадей.
Сибиряки советуют больному чернить свое лицо и одеваться в чужое платье, чтобы не быть узнану злою лихоманкою, когда она вздумает повторить свое посещение.»
