Добрым часом пойду из избы дверьми, со двора воротами, да во чисто поле, под восточную сторону.
В поле том чистом течёт река широкая да бурливая, я той реке поклонюсь и помолюсь: «Вода-водица, красная девица, как ты идешь, рвешь и берешь, смываешь и срываешь крутые бережки, желты пески, серы камешки, так смой, срой, сорви с имярек все испуги: куриные да свиные, собачьи да кошачьи, бычьи да коровьи, подростковые да юношеские, девичьи да женские, мужские да цыганские, поповские да старческие, отцовские да материнские, братские да сестринские, ветряные да думные, ночные да вечерние, бегучие да ползучие, летучие да горючие, воробьиные да соловьиные — из ушей, из ноздрей, из главы её, с белого лица, с черных бровей, с ясных очей, с ретивого сердца, с белых рук, с резвых ног, со всего стану человеческого, и унеси за синие моря, за тёмныи леса, за высокии горы, где солнце не светит, птицы не летают, звери не рыскают, люди не живут».
Заговариваю я имярек от всех испугов моим заговором крепко – накрепко, отныне и до веку. Гой! Будьте слова мои, кои договорил и не договорил, и кои переговорил, слово в слово, передние наперед, задние назад, середние в середке. Крепко моё слово, а несть иного! И будет мой заговор ничем не порушим: ни водою, ни землею, ни огнем, ни воздухом, ни словом, ни духом, а быть ему во всем потому, как уряжено мною, отныне и до веку. Гой!
